Газета Завтра Газета - Газета Завтра 40 (1037 2013)
- Привет, парни! Рад вас видеть живыми, - раздался знакомый голос недавно вернувшегося из эмиграции, скандально знаменитого на весь мир своим интимно откровенным и до сих пор ещё повергающим в шок советских домохозяек романом "Меня звать Владенька", писателя Влада Цитрусова. Влад, приехав в Россию, уже засветился в Глынинском интервью в газете "Свет", вошёл в партию Митрофана Вольфовича и, с треском порвав с ней, вышел, а потом ещё публично обозвал жирной буржуазной свиньёй товарища-коммуниста Зюзюкина И, наконец, пообещав создать собственную действующую партию, стал тусоваться с молодыми неуспокоенными парнями и девушками Некоторые ребята и сейчас сопровождали его, образуя некий свадебный, как у невесты, шлейф, не обращая внимания на злобные голоса и пошловатые ухмылки в спину.
- Ну, что, кайф, долбанули сегодня этих уродов. Они и разбежались. Я всегда говорил, что капитализм - дерьмо, и долго не протянет. Вдули всем этим Гайдаровичам и Собчаковичам по самые Кепкинские помидоры.
Компания дружно и радостно расхохоталась, как хохочут всегда над какой-нибудь примитивной, пошлой, достаточной глупой, но такой понятной шуткой. На этот хохот к группе подошёл ещё один знакомый по газете, но ещё более, конечно, по знаменитой на всю Россию питерской передаче "Наши секунды", влюблённый в лошадей, но ещё больше в себя любимого, тележурналист и ведущий Алексей Неврозов.
- Ну, мужики, поздравляю! Это самый счастливый день в моей жизни!
Раздался какой-то хлопок, человеческий вскрик, и в эту же секунду огромный зелёный "Зил", взревев всеми своими сотнями загнанных лошадей, резво рванул вперед и с полоборота врезался в стеклянно-металлические двери телецентра Глынин, опешив, смотрел, как сыпались укреплённые мелкой металлической сеткой стёкла дверей, как натужно гудел мощный автомобильный мотор. Вдруг машина встала, намертво застряв в дверном проёме. Рядом показался человек в камуфляже с гранатомётом РПГ-7 Глынин изучал его на военной подготовке и много раз потом видел в телефильмах
Небо озарилось и громыхнуло, телецентр покачнулся, словно в него ударила Господняя молния, и на какое-то мгновение для всех присутствующих на этом месте наступил очень яркий и светлый день. Все замерли, никто ничего не успел понять, в воздухе повисла длинная, тягостная, секунды в полторы, тишина Следом раздались дружно скоординированные очереди выстрелов из автоматического, видимо, космонавтского оружия.
Глынин даже не успел сообразить, как оказался на земле, не понял, куда делись ребята, куда пропал его добрый Советский Союз, в котором он только что находился, и в котором просто была немыслима стрельба по живым невооружённым людям практически рядом с центром Москвы. В Москве стреляют по русским!!! Но об этом он подумал уже потом А пока Пока он лежал лицом вниз, вжавшись в землю, в гравий, в асфальт, между колёс какого-то "Жигулёнка", припаркованного, видимо, кем-то из сотрудников здания. Внезапно какая-то сила перевернула его на спину, он сам не понял, зачем сделал это. Он лежал на спине с открытыми глазами и смотрел в родное ночное небо. Небо Родины было исполосовано цветными трассерами: зелёными, синими, жёлтыми, красными. Как красиво, подумал Глынин. Очень красиво, трассеры, и сквозь них проступают звёзды Из этого поэтического оцепенения его вывели камушки Какой дурак кидается? Один камушек попал Глынину в руку. Какой дурак Камушки звенели о крылья автомобиля. Теперь в ногу. И вдруг дошло - пули. Камушки отскакивают от земли, от асфальта, высекаемые пулями, втыкающимися вокруг него Вдруг резко, как по команде, стрельба прекратилась. Наступила нереальная тишина. И даже запели настоящие птички, зачирикали, родные - Странно, а в семистах-восьмистах метрах стоят дома, в них спокойно горит свет, живут люди, смотрят телевизор И никто не додумался милицию вызвать - покачивалась в Глынинской голове туманная мысль. - Какую милицию, идиот? Вставай, беги!
Рассыпанные по асфальту, как вишня из порвавшегося пакета, закатившиеся, забившиеся в различные щели люди стали приходить в себя и вдруг резко вскакивать и бежать по главной дороге мимо башни в сторону проспекта Мира. Но опять дала о себе знать загадочная русская душа О сколько плохого, но, главное, хорошего связано с тобой! И этого, как поётся в известной советской песне, никогда не понять "иноземным мудрецам", просчитавшим и замутившим все российские революции и горбостройки Обезумевшая испуганная толпа рванулась к жилым домам мимо ненавистной башни. Но, пробежав метров двести-триста, начала останавливаться, переводить дух. Верх над осторожностью и испугом стали брать любопытство и оскорблённое самолюбие Стрелять-то перестали А то, ишь, расстрелялись тут! Козлы вонючие. Щас мы вам! И, подумав немного, толпа, не сговариваясь, решила вернуться на прежнее место. И пошла. Кто-то уже даже пробовал шутить, рассказывал анекдоты, смеялся над своей слабостью и малодушием. Кто-то даже стал всех убеждать, что стреляли они холостыми и специально - в воздух. Знатоки-умники уверяли, что в трассерах никогда не бывает боевых зарядов.
- Ага, - сказал Саша, - а камешками в меня Эльцин с крыши кидался.
Но никто его не услышал, не послушал И вообще, кричали в толпе, люди, охраняющие телецентр, такие же простые хорошие советские парни. В общем, мы с ними одной крови И Саша с друзьями тоже поплелись за толпой на прилёженное уже место.
- Братва, выходи! Братва, выходи! - опять кто-то завёл свою шарманку, - Братва, вы
Опять раздались дружные автоматные очереди. Снова озарилось небо красивыми разноцветными трассерами. Прямо салют победы, подумал Глынин. Но в этот раз он уже внимательно смотрел на чёрные, без единого огонька, окна телерадиоцентра. Из каждого окна здания (их было три в высоту, не считая первый и чердачный этажи, и двадцать шесть в ширину) высунулось по нескольку автоматных стволов, ведущих этот разноцветный огонь. Самих стволов он, конечно, в темноте не видел и тщетно пытался сосчитать их количество по разноцветным трассирующим очередям.
Вдруг что-то произошло, раздались крики впереди стоящих людей, толпа отхлынула назад и с воплями стала возвращаться. Глынин, Паримбетов и Борзоватый бежали вместе со всеми, поддаваясь всеобщему психозу. Когда площадка перед зданием опустела и стрельба прекратилась, на ней, под светом ярко горящих фонарей, можно было легко различить два недвижимо лежащих в луже крови тела Раздались крики, угрозы, женский плач, у кого-то началась истерика.
Но толпа практически не расходилась Через минуту раздался вой сирены, и квадратная белая машина с красными крестами, подкатив на бешеной скорости к телам, забрала их и так же быстро скрылась. Некоторое время длилось оцепенение, потрясённые люди молчали, боясь посмотреть друг другу в лицо. Внезапно раздались короткие выстрелы, и вдоль поперечных стен здания пробежал немногочисленный, человек в пятнадцать-двадцать, отряд камуфлированных бойцов с маленькими короткоствольными автоматами и с безрассудным многозвёздным, в дурацкой чёрной беретке, генералом во главе. Потом было всё, как в худших советских фильмах о революции. Самые смелые и отчаянные парни, похватав с земли главное оружие пролетариата, - камни, ринулись в неравный бой, назад к зданию. Всё повторилось в точности, как в предыдущий раз. Раздались трассирующие автоматные очереди, толпа отхлынула, оставив на асфальте под фонарями несколько бездыханных тел. Опять, словно дежурившие за ближайшими домами, с рёвом и воем подлетели две "Скорые помощи" и, забрав своё, так же мгновенно скрылись. Но теперь уже толпа не боялась, она, опьянённая чужой кровью, почти привыкшая к ней, волновалась, к чему-то готовилась. Появились агитаторы. Небольшой юркий, много и громко говорящий, внешне очень похожий на булгаковского персонажа Шарикова из фильма "Собачье сердце" и одновременно на небезызвестного Лёню Голубкова из МММовской телерекламы, лидер "Рабочей России" Виктор Гапонов, почувствовав своё время, кричал, как с трибуны:
- Друзья, товарищи, соратники! Не расходитесь! Время не ждёт! Родина нам не простит! Вперёд, товарищи! Все получаем бутылки с горючей смесью. Девочки, девушки, берите, пожалуйста. Мужчина, а вот и вам бутылка. Вперёд!
Несколько человек, схватив бутылки, уже побежали в сторону жуткого, нелепого побоища. Люди с детьми подходили, с болезненным интересом, переходящим в безумие, смотрели на раздачу стадообразному народу импровизированного оружия.
- Не расходитесь, товарищи. Берём бутылки. Как наши отцы и деды. За Молотова, товарищи, за Сталина! Победа будет за нами! Но пасаран, товарищи! Девушка, вы будете Зоей Космодемьянской Товарищ Ленин с нами!
- Ага, и Троцкий с Хрущёвым тоже Ты что же, мудак, делаешь?! Эти девочки-дурочки ещё дети, - кричал Паримбетов, отнимая бутылку у четырнадцати-пятнадцатилетней соплячки.
