Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6513 ( № 24 2015)
Я говорю - не слушают, не слышат,
Несут цветы, субботним ветром дышат,
Уходят, пропусков не выдают,
В домашний возвращаются уют.
И я уже не помню сам, откуда
Пришёл сюда и что случилось чудо.
Я всё забыл. В окне ещё светло,
И накрест не заклеено стекло.
Вадим ШЕФНЕР
ВЕРИМ В ПОБЕДУ
Против нас полки сосредоточив,
Враг напал на мирную страну.
Белой ночью, самой белой ночью
Начал эту чёрную войну!
Только хочет он или не хочет,
А своё получит от войны:
Скоро даже дни, не только ночи,
Станут, станут для него черны!
1941, 23 июня, Ленинград
Станислав ЗОЛОТЦЕВ
ИЗ СЫНОВНЕЙ ПОЭМЫ
Я, ровесник Победы,
сегодня к ненастной године,
к высочайшему часу
в твоей прокалённой судьбе
обращаюсь, отец мой.
И запах июньской полыни
пропитал эти строки и думы мои о тебе.
[?]Только раз ты поведал -
а мне же всё снится и снится
этот гарью и потом, и порохом дышащий сон:
ты встречаешь войну
на степной хлебозорной границе,
и в полынную ночь
вдавлен танками ваш батальон.
Нет, вы встретили ворога так,
что немыслимо драться достойней.
Но броню лобовую пробьёт ли пехота собой
с трёхлинейкой в руках…
И у каждого – лишь по обойме,
где всего пять патронов.
И не было больше обойм.
И тебе довелось –
нет, не бегством спастись,
а пробиться,
словно в песне –
штыком, но совсем без гранат.
…На крови, на полынном стыде,
на горящей пшенице
настоялась безумная ярость
российских солдат.
Как живая вода –
на смертельной беде настоялась
эта лютая воля, сломившая чёрную рать.
И спасла нашу землю она – эта ярость.
И приказы стратегов скрепляла она,
как печать.
…А в тебе отзывается
болью свинцовой поныне,
незабытою горечью первых военных дорог
этот запах полыни –
тобой обагрённой полыни,
как щемящий укор
и как самый тяжёлый урок.
Юрий ПОЛЯКОВ
21 ИЮНЯ 1941 ГОДА. СОН
Приближались роковые сороковые годы…
Александр Блок. «О назначении поэта»
Сегодня я один
за всех
в ответе.
День до войны.
Как этот день хорош!
И знаю я один
на белом свете,
Что завтра
белым
свет не назовёшь!
Что я могу
перед такой бедою?!
Могу – кричать,
в парадные стучась.
– Спешите, люди,
запастись едою
И завтрашнее
сделайте сейчас!
Наверно, можно многое исправить,
Страну набатом
загодя подняв!
Кто не умеет,
научитесь плавать –
Ведь до Берлина столько переправ!
Внезапности не будет.
Это – много.
Но завтра
ваш отец, любимый, муж
Уйдёт в четырёхлетнюю дорогу.
Длиною в двадцать миллионов душ.
И вот ещё:
враг мощен и неистов… –
Но хмыкнет паренёк
лет двадцати:
– Мы закидаем шапками фашистов,
Не дав границу даже перейти!.. –
А я про двадцать миллионов шапок,
Про всё,
что завтра грянет,
промолчу.
Я так скажу:
— Фашист кичлив,
но шаток –
Одна потеха русскому плечу…
Николай МАЙОРОВ
* * *
Когда к ногам подходит стужа пыткой,
В глазах блеснёт морозное стекло,
Как будто вместе с посланной открыткой
Ты отослал последнее тепло.
А между тем всё жизненно и просто,
и в память входят славой на века
Тяжёлых танков каменная поступь
И острый блеск холодного штыка.
1941
Николай ДМИТРИЕВ
ПОДОЛЬСКИЕ КУРСАНТЫ. 1941 ГОД
От инея усаты,
На мёрзлый свой редут
Подольские курсанты
По улице идут.
Шинель из военторга
Куда как хороша!
От смертного восторга
Сжимается душа.
– Эй, девица в оконце,
Дай жизнь с тобой прожить!
Греть косточки на солнце,
О юности тужить.
Скользнуть одной судьбою
По линиям руки
И в детство впасть с тобою,
Как речка в родники.
Уткни меня в колени.
Роди меня назад!
Но – только на мгновенье:
Я всё-таки курсант!
Нам не под плат Пречистой,
Не под её подол –
Под небо в дымке мглистой,
Под этот снежный дол.
Уж вы с другими мерьте
Огонь златых колец,
А мы напялим Смерти
Тот свадебный венец.
Зенитные орудья
Забыли про зенит.
Загадывать не будем,
В какой душе звенит.
Сейчас по фрицам вмажем,
Метнём возмездья кол
И – юными поляжем
Под этот снежный дол.
...Кремлёвские куранты
Звонят в недобрый час.
Подольские курсанты,
Спасите сирых, нас!
Фёдор СУХОВ
* * *
Провожали меня на войну,
До дороги большой провожали.
На село я прощально взглянул,
И вдруг губы мои задрожали.
Ничего б не случилось со мной,
Если б я невзначай разрыдался, –
Я прощался с родной стороной,
Сам с собою, быть может, прощался.
А какая стояла пора!
Лето в полном цвету медовело.
Собирались косить клевера,
Рожь от жаркого солнышка млела.
Поспевала высокая рожь,
Наливалась густая пшеница,
И овёс, что так быстро подрос,
Прямо в ноги спешил поклониться.
Заиграла, запела гармонь,
Всё сказала своими ладами,
И платок с голубою каймой
Мне уже на прощанье подарен.
В отдалении гром громыхнул,
Весь закат был в зловещем пожаре…
Провожали меня на войну,
До дороги большой провожали…
Эдуард АСАДОВ
ГРОХОЧЕТ ТРИНАДЦАТЫЙ ДЕНЬ ВОЙНЫ
Грохочет тринадцатый день войны.
Ни ночью, ни днём передышки нету.
Вздымаются взрывы, слепят ракеты,
И нет ни секунды для тишины.
Как бьются ребята – представить страшно!
Кидаясь в двадцатый, тридцатый бой
За каждую хату, тропинку, пашню,
За каждый бугор, что до боли свой...
И нету ни фронта уже, ни тыла,
Стволов раскалённых не остудить!
Окопы – могилы... и вновь могилы...
Измучились вдрызг, на исходе силы,
И всё-таки мужества не сломить.
О битвах мы пели не раз заранее,
Звучали слова и в самом Кремле
О том, что коль завтра война нагрянет,
То вся наша мощь монолитом встанет
И грозно пойдёт по чужой земле.
А как же действительно всё случится?
Об этом – никто и нигде. Молчок!
Но хлопцы в том могут ли усомниться?
Они могут только бесстрашно биться,
Сражаясь за каждый родной клочок!
А вера звенит и в душе, и в теле,
Что главные силы уже идут!
И завтра, ну, может, через неделю
Всю сволочь фашистскую разметут.
Грохочет тринадцатый день война
И, лязгая, рвётся всё дальше, дальше...
И тем она больше всего страшна,
Что прёт не чужой землёй, а нашей.
Не счесть ни смертей, ни числа атак,
Усталость пудами сковала ноги...
И, кажется, сделай ещё хоть шаг,
И замертво свалишься у дороги...
Комвзвода пилоткою вытер лоб:
– Дели сухари! Не дрейфить, люди!
Неделя, не больше, ещё пройдёт,
И главная сила сюда прибудет.
На лес, будто сажа, свалилась мгла...
Ну где же победа и час расплаты?!
У каждого кустика и ствола
Уснули измученные солдаты...
Эх, знать бы бесстрашным бойцам страны,
Смертельно усталым солдатам взвода,
Что ждать ни подмоги, ни тишины
Не нужно. И что до конца войны
Не дни, а четыре огромных года.
Сергей НАРОВЧАТОВ
В ТЕ ГОДЫ
Я проходил, скрипя зубами, мимо
Сожжённых сёл, казнённых городов,
По горестной, по русской, по родимой,
Завещанной от дедов и отцов.
Запоминал над деревнями пламя,
И ветер, разносивший жаркий прах,
И девушек, библейскими гвоздями
Распятых на райкомовских дверях.
И вороньё кружилось без боязни,
И коршун рвал добычу на глазах,
И метил все бесчинства и все казни
Паучий извивающийся знак.
В своей печали древним песням равный,
