Иоахим Гофман - Сталинская истребительная война (1941-1945 годы)
События 5 мая 1941 г. и, как будет показано, 15 мая 1941 г. находятся в неразрывной связи с речами Жданова и Калинина того периода. Ведь они безжалостно разоблачают, что Сталин заботился вовсе не о сохранении мира и укреплении Советского государства, как по-прежнему утверждает сталинистская пропаганда и апологетика, а что он прилагал все усилия в военном и политико-пропагандистском плане, чтобы развязать захватническую войну.
Глава 2. 22 июня 1941 года
Гитлер упреждает Сталина своим нападением
Сталин 5 мая 1941 г. официально потребовал идейно-пропагандистской переориентации Красной Армии на идею наступления и превознес большое превосходство Красной Армии, но не коснулся вопроса собственно оперативной подготовки наступательной войны против Германии, что перед аудиторией, собранной в Кремле, было и не вполне уместно. Однако военная подготовка давно началась. Так, Красная Армия, как вынужден признать Жуков, позднее — начальник Генерального штаба и маршал Советского Союза,[52] уже в 1940 г., то есть задолго до немецкого развертывания, начала занимать наступательные позиции в уязвимых фронтальных выступах под Белостоком и Львовом. Совещание высшего командования Красной Армии под председательством наркома обороны, маршала Советского Союза Тимошенко в декабре 1940 г. приняло решение вести будущую войну как наступательную. В январе 1941 г. двое крупных штабных маневров высшего командного состава Красной Армии, также под руководством наркома обороны и частично в присутствии Сталина и некоторых членов Политбюро,[53] дали первую информацию по ведению наступательной войны против Германии. Обыгрывалось, во-первых, наступление крупных советских сил с территории Прибалтики для захвата Восточной Пруссии и Кёнигсберга, во-вторых — наступление подавляющих сил из района Бреста через Карпаты в юго-западном ударном направлении для захвата Южной Польши, Словакии и Венгрии. Показательно, что как советская военная историография, так и мемуарная литература либо вообще не касаются этих стратегических плановых игр, проведенных 2–6 и 8-11 января 1941 г., либо затрагивают их лишь вскользь,[54] что может быть расценено как указание на то, что на первом плане этих мероприятий находились не оборонительные меры, а наступательные действия.
Затем, через 10 дней после изречения Сталиным своих военных угроз, 15 мая 1941 г. начальник Генерального штаба Красной Армии генерал армии Жуков передал «председателю Совета Народных Комиссаров СССР товарищу Сталину» в присутствии наркома обороны маршала Тимошенко подписанный ими обоими план наступательной войны против Германии под безобидным названием: «Соображения по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками». Заместитель начальника оперативного отдела Генерального штаба генерал-майор Василевский от руки переписал начисто этот документ, из-за строжайшей секретности подготовленный лишь в одном экземпляре, и лично передал его Жукову в кремлевской приемной Сталина. Первый заместитель начальника Генерального штаба генерал-лейтенант Ватутин карандашом подчеркнул необходимые места и внес редакционную правку.
Этот план наступательной войны против Германии, который кандидат исторических наук, полковник Валерий Данилов,[55] при содействии университетского доцента, д-ра Хайнца Магенгеймера[56] из венской Академии национальной обороны, опубликовал в авторитетном журнале «Österreichische Militärische Zeitschrift» и подробно прокомментировал, представляет собой квинтэссенцию еще нескольких проектов, разработанных Генеральным штабом весной 1941 г. для нападения на Германию. Среди них назовем:
1) стратегический план развертывания Вооруженных Сил СССР на случай войны с Германией от 2 марта 1941 г.;
2) предусмотренный оперативный план на случай войны с Германией, на который ссылался документ от 15 мая 1941 г.;
3) уточненный план развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на Западе и на Востоке от 11 марта 1941 г., который, согласно генерал-полковнику Волкогонову,[57] также был подготовлен при участии генерал-майора Василевского и представлен Сталину маршалом Тимошенко и генералом армии Жуковым.
Данилов цитирует краткое так называемое «наступательное кредо» из плана Генерального штаба от 15 мая 1941 г., которое идентично по содержанию одноименному (без текстуального добавления «на случай войны с Германией и ее союзниками») документу от 15 мая 1941 г., опубликованному Волкогоновым; правда, если следовать Волкогонову, речь шла лишь о записке Жукова Сталину, то есть, возможно, о кратком ориентирующем сопроводительном письме. Во всяком случае, «наступательное кредо» плана Генерального штаба от 15 мая 1941 г. совпадает по содержанию с «Соображениями по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза», которые в сокращенном виде опубликовал полковник Карпов в журнале «Коммунист Вооруженных Сил» в 1990 г. и которые в 1991 г. были представлены как наступательный план Жукова в еженедельнике «Шпигель» с многозначительным подзаголовком: «Как начальник Генерального штаба СССР в мае 1941 г. хотел опередить Гитлера».
Заслуга полковника Данилова состоит в том, что он полностью опубликовал и обстоятельно прокомментировал советский наступательный план, представив при этом очень доказательные детали военных приготовлений. План Генерального штаба от 15 мая 1941 г. впитал основы сталинского выступления перед выпускниками военных академий и средствами Генштаба практически превратил высказывания от 5 мая 1941 г. в руководство к оперативным действиям. Составление этого наступательного плана и его презентация 15 мая 1941 г. автору требования о том, что теперь необходимо «перейти к военной политике наступательных действий», означали в высшей степени официальный шаг Генерального штаба Красной Армии, который в условиях сталинского режима мог быть предпринят только по указанию самого Сталина. Данилов с полным правом подчеркивает, «что оперативные документы такой важности» могли составляться «исключительно по указанию Сталина, на основе выдвинутых им военно-стратегических концепций». Любая собственная инициатива в вопросах такой значимости была исключена, поскольку она могла быть истолкована как групповой протест против «линии партии», то есть против Сталина, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Разумеется, это тем более относилось к наркому обороны и начальнику Генштаба, и именно Жуков, вспоминая о «Большой чистке», однажды разъяснил, чтó означало бы оппонировать линии Сталина и ковать самовольные планы.
Сталин не любил подписывать документы судьбоносного содержания. Но сам генерал-полковник Волкогонов не оставил сомнений в том, что Сталин принял к сведению план Генерального штаба от 15 мая 1941 г., и 29 июня 1990 г. заявил в Исследовательском центре по военной истории во Фрайбурге, что Сталин снабдил его своей «монограммой». Согласно Александру Некричу, «Сталин желал осуществления плана, но не хотел пачкать собственных рук».[58] Но ведь так Сталин действовал в решающих вопросах всегда. Кроме того, в «Президентском архиве» (бывшем архиве Политбюро ЦК) в Москве был обнаружен необычный документ — текст интервью, подготовленного 20 августа 1965 г. маршалом Василевским, с одобрительной пометкой Жукова, из которого вытекает, «что Сталин полностью одобрил важнейшие тезисы «Соображений»». Тимошенко и Жуков должны были получить согласие Сталина, так как они немедленно приступили к реализации плана, осуществив, как считает и Валерий Данилов, «широкомасштабную подготовку» к наступательной войне с Германией.
Наконец, даже генерал-полковник Горьков в своем предисловии к интервью маршала Василевского уже не может не признать, что наступательный план Генерального штаба Красной Армии очень быстро, в течение 9 дней, 24 мая 1941 г. стал предметом обсуждения совещания на уровне высшего руководства в присутствии Сталина. То, что это совещание в Кремле действительно являлось мероприятием первого ранга, показывает и участие первого заместителя председателя Совета Народных Комиссаров и народного комиссара иностранных дел Молотова, а также Тимошенко, Жукова, Ватутина, начальника Главного управления ВВС Красной Армии Жигарева, далее командующих войсками пяти приграничных военных округов, генералов Попова, Кузнецова, Павлова, Кирпоноса, Черевиченко, членов их Военных советов и других ведущих офицеров их структур.
На основе детальных исследований полковник Киселев приходит к выводу, что Сталин, хотя он прямо не одобрил наступательный план от 15 мая 1941 г. (что было в его духе), все же принял его.[59]«Одно из важнейших указаний на справедливость этого предположения состоит в том, — отмечает он, — что меры, о которых ходатайствовало верховное командование в документе от 15 мая, и были осуществлены.» «Перечисленные в «Соображениях по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза» от 15 мая 1941 г. меры, — как подытоживает Киселев, — начали претворяться в жизнь, что без разрешения политического руководства, т. е. Сталина, не было бы возможно.» Михаил Мельтюхов воспринял эти результаты исследования и защитил их от искажающей идеологической критики. «Поэтому невозможно, — пишет он, — не согласиться с В. Киселевым и В. Даниловым, что план от 15 мая был одобрен советским руководством, т. к., как сказано выше, предложенные в нем меры, насколько можно проследить, осуществлялись в мае-июне. Вследствие этого мнение В. Данилова, В. Киселева и Б. Петрова о том, что Красная Армия сформировала наступательную группировку, представляется вполне обоснованным.»
