Итоги Итоги - Итоги № 42 (2012)
Тут же я заявил ходатайство о вызове в суд и допросе эксперта-автоинструктора, а также попросил о приобщении к делу в качестве вещдока пальто дочери Витюхина, которое, по их показаниям, он приобрел в Москве в день убийства. К тому моменту я уже выяснил в Сокольническом универмаге, что в тот день таких пальто в продаже не было. На мой вопрос, почему автоинспектор при проведении следственного эксперимента ограничился ездой с Олегом по двору УВД, а не выехал с ним на улицу, он ответил: мне что, жить надоело? Эту фразу судья очень не хотел записывать в протокол — ведь она рушила всю версию о водительских способностях моего подзащитного.
А тем временем параллельно развивалась ситуация с нападками на адвокатуру вообще. После публикации в «Правде» в редакцию хлынули отклики академиков, писателей, киношников, студентов и рабочих. Они писали о произволе местных органов прокуратуры и милиции, о том, что роль защитников в процессе жалка и суд их не слушает, что прокурор — хозяин процесса. Но правоохранительные органы, к сожалению, уже перестали реагировать на прессу. И я, посоветовавшись с друзьями и коллегами, решился на последний штурм — написать письмо самому Анатолию Лукьянову, который только недавно был выдвинут Михаилом Горбачевым в секретари ЦК и курировал как раз административные и правоохранительные органы.
— Что было в этом письме?
— Я не зацикливался на своих личных проблемах, а подавал их как частный, но очень яркий случай борьбы скрытых противников перестройки и демократизации против формирования правового государства. Неожиданно письмо дошло до адресата, и Лукьянов пригласил меня на беседу. Я ее помню очень хорошо. Он встает из-за стола, идет мне навстречу и протягивает руку: «Рад вас приветствовать, Марк Иосифович, извините, что задержал реакцию на ваше письмо». Я сказал то, что думал: «Наверное, я первый рядовой адвокат, который удостоен приема на таком высоком уровне». Ответ Анатолия Ивановича меня, признаться, удивил: «Какой же вы рядовой адвокат? Вы — строптивый адвокат, каких немного и на которых мы очень надеемся». А дальше был большой разговор о состоянии нашего правосудия, роли адвокатуры в новых условиях. Анатолий Иванович говорит: «Скажите, сколько времени вам нужно, чтобы изложить свои предложения в письменном виде?» Я молча открываю свой кейс и кладу перед ним на стол записку. Он бегло читает все шесть страниц и красным фломастером подчеркивает отдельные строчки. Изредка комментирует: «Тарифы и всякие позорные таксы, установленные Минюстом, завтра отменим. Насчет адвокатской тайны тоже правильно. Это надо легализовать. А насчет адвокатского иммунитета еще надо подумать». Только я вышел от Лукьянова, его помощник подбегает: «Если вас будут беспокоить, звоните!»
— Как развивалось дело вашего подзащитного, с которого все и началось?
— Пока я доехал со Старой площади до Большой Дмитровки, где находился президиум коллегии, из Прокуратуры РСФСР позвонили в президиум и попросили забрать мои карточки, а вместе с ними карточки, изъятые у других адвокатов. Заболевший судья по делу Олега Ш. чудесным образом выздоровел и быстро-быстро закончил процесс, возвратив дело для дополнительного расследования, которое на этот раз было поручено прокуратуре области. Обвинение быстро рассыпалось, и на скамью подсудимых сели те, кто действительно совершил преступление.
— Едва ли не каждое ваше дело можно смело называть резонансным, достаточно вспомнить суд с Иосифом Кобзоном в качестве истца, где вы представляли интересы ответчика — писателя Дмитрия Быкова. В чем была суть спора двух мэтров?
— На протяжении почти трех лет российская общественность с интересом наблюдала за процессом. С одной стороны в качестве потерпевшего — народный артист СССР, депутат Государственной думы, друг и соратник многих сильных мира сего, а с другой — талантливый журналист Дмитрий Быков, обвиняемый в оскорблении лучших чувств певца своей статьей «Полный Кобзон». В ней автор, по мнению потерпевшего, двусмысленно высказался о его «оральных способностях», а также тесных связях с МВД, бизнесом и криминальным миром. Со стороны Кобзона выступал тогда популярный в Москве адвокат Анатолий Кучерена. В разгар процесса вышла его публикация, в которой он обвинял Диму Быкова в «бессодержательности» его статьи, в «собачьем лае из-под подворотни», в «малопонятных инсинуациях и бесчестье». Интересно, что к тому моменту Государственная дума приняла акт амнистии, по которой все осужденные за подобные «тяжкие» грехи подлежали освобождению от наказания, то есть сам предмет спора был сведен на нет. А ведь адвокат, являясь членом Думы, сам, наверное, и голосовал за сей гуманный акт.
— Как вы вообще относитесь к тому, что адвокаты дают комментарии СМИ до окончания процесса?
— Я вообще категорически против публичных выступлений адвокатов по их делам, которые еще находятся на рассмотрении в суде. Такие выступления — это не только попытка повлиять на общественное мнение с целью оказать давление на суд, это компрометация адвокатуры. Хуже могут быть только публичные выступления прокуроров, которые до суда объявляют на весь мир о доказанности вины обвиняемых. А потом суд их оправдывает, такие случаи не редкость. Или, например, сообщения правоохранительных органов, тиражируемые СМИ, о том, что преступники уже задержаны и начали давать показания. Во-первых, они по закону пока не преступники, а во-вторых, какие они начали давать показания? Может быть, они категорически отрицают свою вину. Но вернемся к самому делу: певец несколько раз не являлся в суд, отговариваясь занятостью. Вместо него, продолжая радовать меня своим «профессионализмом», пытался выступить адвокат. Он-то должен был знать, что в уголовном процессе потерпевший обязан участвовать лично. На следующее заседание Иосиф Давыдович явился уже лично в сопровождении охраны и поклонников. До начала судебного заседания я предложил артисту закончить дело миром. Однако Кобзон грозно заявил, что он заткнет глотку ангажированным журналистам. Открыв судебное заседание, судья разъяснила сторонам, что, даже если подсудимого признают виновным, он все равно будет освобожден от наказания в силу амнистии. Более того, уже при оглашении судьей обвинительного заключения стало очевидным, что в действиях подсудимого состава преступления нет. В нем говорилось, что в статье «Полный Кобзон» использованы ранее опубликованные материалы в газетах «Московский комсомолец», «Комсомольская правда», «Сегодня» и «Коммуна», а также интервью самого (!) Кобзона по телевидению. Также содержалась и ссылка на мнение экспертов-филологов, согласно которому в статье «Полный Кобзон» нет ни одной фразы или выражения в неприличной форме. Было и продолжение этой судебной истории, которое тоже ничем не закончилось.
— Не так давно вышла ваша книга «Исповедь строптивого адвоката», и вновь скандал — многие «герои» не хотели, чтобы вы упоминали их имена, но вы не побоялись...
— Когда я звонил клиентам и предупреждал, что намереваюсь упомянуть их имена в книге, многие действительно были против. А что касается страха, мне понадобилось очень много времени для того, чтобы выдавить его из себя, хотя на самом деле он еще сидит во мне. С возрастом взгляды на жизнь изменились, и когда я писал книгу, уже не думал о последствиях. Единственный страх, который присутствовал во мне, — что я не успею дописать ее. Когда писал свою книгу, я в том числе надеялся, что мои записи по многим делам, которые я вел, помогут моим бывшим клиентам и вообще читателям выдавить из себя хоть каплю рабского страха перед системой.
Место под полумесяцем / Общество и наука / Общество
Место под полумесяцем
/ Общество и наука / Общество
Какая дорога ведет к мечети? Ответ на этот вопрос ищут московские власти
В Митине все спокойно. Мамаши, как и прежде, чинно катают свои коляски с карапузами, подле подъездов тусуют тинейджеры, а нахохленные старушки на лавочках ловят последние солнечные лучики. А ведь совсем недавно обитатели тихого «спальника» на северо-западе Москвы готовы были лезть на баррикады. Волнения стихли после того, как власти клятвенно заверили, что строить мечеть против воли жителей в районе не будут. Но напряжение не исчезло — оно лишь растворилось на время в стылом осеннем воздухе, готовое конденсироваться в любую секунду. Открытых проявлений ксенофобии на улицах вроде бы не заметно — просто в глазах и у местных, и у понаехавших читается немой вопрос: как будем жить дальше — порознь или все же вместе?
