Газета День Литературы - Газета День Литературы # 106 (2005 6)
Хотите жить вечно — играйте!
Интересный повод для оправдания игры. Игра учит человека зарабатывать деньги. Если много проигрываешь, надо много и зарабатывать. И голова вечно придумывает неожиданные проекты, которые никогда бы не пришли в голову, если бы не нужда в деньгах для игры. Эти книги явно написаны человеком, влюбленным в игру, как таковую, но никогда не живущему от игры, даже в период своих удач. То есть, не холодным профессионалом, а человеком озарений и предчувствий. Впрочем, такие же, как он, и прочтут с удовольствием и даже наслаждением книги, ибо холодным профессионалам там читать нечего. Как писал Осип Мандельштам :
Но я люблю на дюнах казино,
Широкий вид в туманное окно
И тонкий луч на скатерти помятой…
Чувствую, что несмотря уже на годы и годы безудержной и безмятежной игры, которая заменила для автора и семью, и судьбу, и учителей, и учеников, он всё так же верит в само чудо свершения. Чудо выигрыша, огромного, как море, как солнечный свет, как радость.
Может быть, это чудо будет в полнолуние, когда больше удачи. Может быть, не надо бояться ставить фишки перед броском, ибо чёрт смеётся и над дилерами. Но сам же себе и говоришь: все приметы лживы, весь опыт игры напрасен. Исчезают царства и народы, а игра продолжается. "Игра опасна, если она сильнее вас…"
Так признайся же в этой силе и иди с куражом над пропастью по деревянным доскам, "как будто проложил их на земле…".
Мне кажется, эти книги написаны для тех, кто давно уже признал правоту остроумного заключения Эйнштейна, что единственный способ победить казино — это наворовать фишек. Никакая математика не поможет. И потому иди в казино проживать сто жизней в одной, пьяниться мгновенной удачей, и ожидать озарения. Книги для тех, кто любит игру, и никогда не откажется от неё. А если книги прочтет простой любитель словесности, он прочтёт судьбу незаурядного человека. Судьбу гораздо более реальную, чем даже самая большая груда фишек, ибо судьба остаётся, а фишки мгновенно улетучиваются…
3. КАК ТЕБЯ ЗОВУТ?
Новая повесть Сергея Шаргунова, (или повествование в рассказах, сейчас форма произведений стала зыбкой), на самом деле посвящена одной теме, самоидентификации своего поколения, поколения, рождённого в конце семидесятых— начале восьмидесятых годов. По сути, первого постсоветского поколения, уже формировавшегося даже в школьные годы в перестроечное время.
Меня радует, что среди этого поколения очень мало отвязных защитников буржуазных ценностей, сытого гламура. Как ни покажется парадоксальным, но казалось бы противоположные по своим идеологиям движения — "Наши" и лимоновцы, молодая "Родина" и красные АКМ-овцы, яблочные "Оборонцы" и скинхеды, все отталкиваются от ненавистных им сытых буржуазных идеалов и выдвигают ту или иную форму патриотизма, под революционным или консервативным флагом. Они все против номенклатурного коррупционного бюрократического режима.
Вот и герой повести Сергея Шаргунова Андрей — поздний ребёнок из крестьянско-писательской семьи, тянется и к бунтарско-революционным, присущим любой молодежи призывам, и к традиционным националь- ным и государственным ценностям. В чём-то он — красный. В чём-то он — белый. Он искренне готов кричать и "долой коммунистов", и "долой демократов", но что взамен, сам ещё толком определить не в состоянии. Неприемлемые для автора разрушительные силы общества, пока временно этим обществом и заправляющие, называются туманным словом "они". "Они хотят переставить всё с ног на голову. И с бесстыдством, достойным "отца лжи" даже выдумали какого-то философа… Нельзя не повторить это слово: переворот. Вместо доброго и светлого одни помои и отрава".
Ну и как жить молодым в этом бушующем океане помоев? Куда выплывать? А то, что выплывать надо, к счастью, это поколение прекрасно понимает.
После 1993 года в стране все стихло, стушевалось, и целое промежуточное поколение завязло в этих помоях без всякого шанса выбраться. Получается, что нынешним семидесяти-шестидесятилетним ещё как-то проявившимся поколениям детей 1937 года далее наследуют уже нынешние двадцати— тридцатилетние Андреи и Игори, новые борцы за справедливость, как бы по разному они эту справедливость не понимали. Конечно, реалии жизни Сергей Шаргунов смело и широко берёт из собственного опыта, ничего не придумывая и не приукрашивая. Чувствует, что новая реальность для литературы будет ценнее и звучнее любой виртуальной придумки, любой постмодернистской фантазии.
Очевидно, это и есть тот самый "новый реализм", о котором заговорили задолго до его появления в литературе. "Новый реализм" с новыми реалиями и быта и бытия. По-настоящему "новый реализм" и появился с поколением нынешних молодых. До них ещё господствовала советская и постсоветская разрушающаяся действительность. Разрушающаяся тотально, становящаяся, как признал в конце концов Путин, "крупнейшей геополитической катастрофой ХХ века". Страшно было не крушение уже изрядно подгнившей идеологии, а крушение самой реальности жизни. И быта и бытия. От сожженных элеваторов до взрывающихся электрических подстанций. От крушения института семьи до крушения любой системы моральных ценностей. Это крушение жизни всерьез в литературе так и не зафиксировано. Но новыми по-настоящему молодыми писателями уже начинает прощупываться новая реальность России.
Герой повести Андрей — так же, как и сам Шаргунов — заканчивает школу в Москве, ходит с детства в церковь, но не всё там ему нравится, ездит по святым местам, затем поступает на журфак МГУ, который закончил и автор… Впрочем, для убедительности на страницах повести среди действующих лиц появляется и начинающий писатель Шаргунов. "…Шаргунова, литератора лет двадцати, тоже не обошло страдание жарой. Засев выше всех (на телепередаче), прямил спину, выпячивал ура-плечи и мистично утирал брови…
— Я, — Шаргунов высоко поднял руку: — Народный поток… Тайный и надземный…— Он осёкся.— Все наши посиделки да сгинут… перед этой… Этой роковой… раскованной и рискованной, размашисто расколовшей роскошную ракушку рабства, рванувшей рубахи, раздольно рычащей, радостно рыкочущей, русской… (вы меня поняли)… Революцией! — он хлопнул по колену." Тут тебе и звукопись, идущая от символистов начала прошлого века ("Чуждый чарам черный челн…"), и прохановская метафоричность, и лимоновская безудержность. Это по форме, по стилистике, по идеологичности. А по ощущению жизни уже совсем другая новая реальность. Непонятная ни старшим собратьям по литературе, ни самим молодым. Молодые, по крайней мере, не боятся её описывать.
Но этому революционному Шаргунову в повести как бы противостоит другой Шаргунов, близкий автору герой повести Андрей со своими консервативными взглядами. Вот и остается у читателя вопрос: как тебя зовут, писатель Сергей Шаргунов? Как тебя зовут, новое реалистическое поколение от Шаргунова до Шорохова, от Витухновской до Сенчина, от крайне правого Эрнста Султанова до крайне левых лимоновцев?
Конечно, старшие Гапоны, стареющие либералы и стареющие консерваторы, каждые по своему хотят привлечь, завлечь это первое яркое поколение граждан России. И думают — что завлекают. А молодые ребята делают вид, что завлекаются. Но, кажется мне, они лишь набираются опыта и вглядываются в своё собственное будущее. Уже задавая самим себе вопрос: как всё-таки нас зовут?
А ведь есть ещё для таких, как Сергей Шаргунов, и третий путь. В своё собственное творческое избранничество.
"Где я? Я там, где образы, где картоха дышит и выпарены давным-давно идеи… Носить в себе идейность, как простуду, как жар, сгустивший кровь. Идейность — это стакан менструальной крови! Обычный человек есть прозрачный стакан воды. Чем больше в человеке идей, тем гуще в стакане. И правда ведь, опитал, лазурное такое слово, жажда проняла, и безошибочно выберешь между просто водицей и кровяным стаканом. И не задумаешься, что "ярче", что "познавательней"? Месячные лакать — злая забава…"
Но есть ли вообще прозрачная и чистая вода в природе? Да и так ли вкусна и полезна чистая Н2О? Вот и критики нынешние любят якобы чистые невинные сюжеты о постельных страстях и невинных забавах, любят виртуальные фантазии и постмодернистскую пародийность. "А если я возьму и напишу книгу о ненависти ко всему. О смерти, о сути суеты?.."
Можно повесть прочитать и как хронику нашего быстро бегущего времени. Тут и 1993 год, и чеченский захват "Норд-Оста", и митинги, и налёты скинхедов, портреты легко узнаваемых левых лидеров, правых лидеров. Вся новая реальность наших дней. Метко схваченные образы молодых, своих сверстников. Они ещё играют в командах старших. Но встречаясь, вроде бы из разных углов идеологии, жадно присматриваются друг к другу, обогащаются друг другом. Ибо у них проклёвывается уже и своя идеология — нового поколения России. Они не циники, скорее наоборот, идеалисты, но ко всем старым партиям и движениям, властным структурам и оппозиционным группировкам относятся вполне цинично. Они уже не верят в старый мир. Ибо он, этот старый мир, сам всё продал, всё предал, и всё развалил. Они схватывают на лету все технологии манипулирования обществом лишь для того, чтобы влить своё новое вино в старые меха.. По сути, они — это новые варвары, заселившиеся волею собственных судеб на пространствах разрушенной империи. Им пока нет дела до того, кто разрушил эту империю, и откуда она взялась, им важно самим закрепиться на её просторах и понять возможность собственного существования. И на самом деле: "Не до жиру, не до тряского холодца совести…" В газете ли работая, в организации общественной, на фирме — "Один смысл… — как карусель бешеная, чтоб крутануло — вихрь ударит в нос. И зависну головой вниз. И крутанёт!"
