Мануэль Коскульюэла - Паспорт 11333. Восемь лет в ЦРУ
В это же время создавалась Туристическая ассоциация Уругвая (АТУ). Эта частная организация должна была объединить владельцев отелей, ресторанов, кабаре, агентств по продаже билетов, обмену валюты и рекламе — в общем, всех лиц, заинтересованных в развитии туризма. Для создаваемой ассоциации подыскивался директор — исполнитель. В Гаване верхние этажи здания Хусеплана занимал Национальный институт индустрии туризма (ИНИТ). Вспомнив об этом, Микале, Тарабаль и я раздули эту деталь до такой степени, что можно было подумать, что я занимал на Кубе чуть ли не пост министра туризма. Но все было напрасным. Наверное, я все‑таки не выглядел экспертом по вопросам туризма… а может быть, нам просто не везло.
А пока я находился без постоянной работы. Наконец мне сообщили, что я должен пойти в контору фирмы «Амброис и компани» и спросить там бухгалтера Касимиро Этчеваррена, который был также членом коллегии вечерней газеты «Аксьон», органа «15–го списка»[6] партии «Колорадо»[7].
Этчеваррен сказал мне, что хотя я и не получил должности в «Амброис», но произвел хорошее впечатление и он считает, что я могу быть использован на административной должности после намечаемой в газете реорганизации. Он подробно рассказал об «Аксьон», и мы условились встретиться на следующий день на том же самом месте.
Я поступал в распоряжение Хорхе «просвещенного»[8], но до того, как начать рассказ об этом персонаже, необходимо пояснить некоторые факты.
Нерешительный генерал и конец одного царства
Не потребовалось много времени, чтобы понять, что в этой «Швейцарии» пахнет паленым. Только я начал работать в газете «Аксьон», как Микале попросил меня прозондировать почву в отношении взглядов некоторых членов «15–го списка», то есть фракции, созданной Луисом Батлье Берресом[9], а также прощупать его отношение к готовящемуся военному перевороту.
— Ты должен внимательно прислушиваться к любому высказыванию на этот счет, — учил меня Микале.
Просьба Микале меня насторожила. Речь шла о конкретных фактах, свидетельствовавших о том, что в Уругвае военные хотели «заварить кашу» переворота. Но почему мой друг предположил, что я сумею что‑либо узнать? В газете я работал всего несколько дней. Конечно, в редакции регулярно собирались видные деятели из списка Луиса. Однако были известны мои связи со сторонниками Национальной партии, или партии «Бланко». Но ведь я все‑таки был иностранцем!
Правда, последнее обстоятельство представляло и известный козырь, поскольку считали, что, скорее всего, я далек от традиционных политических баталий.
Со временем стало для меня очевидным и другое: кубинский эмигрант, апатрид, может примкнуть к любой партии.
Узнать мне удалось немного. Редакция «Аксьон» разделяла точку зрения членов «15–го списка» и Луиса Батлье, но к нему я доступа не имел, хотя он снисходительно отнесся к тому, что его сын взял на работу кубинского эмигранта. Он посчитал это эксцентричностью. «Ах, эти выходки Хорхито», — говорил он. Однако мне ни на йоту не позволялось отходить от порученных мне чисто административных дел. После смерти Луиса Батлье положение изменилось. Через Этчеваррена мне удалось узнать, что имеется большая озабоченность в связи с предполагаемым переворотом, а также недоверие к правительству партии «Бланко» [10]. Это все, что я выяснил.
В силу то ли своего характера, то ли сложившегося стиля политической работы Микале имел привычку доверяться друзьям и знакомым, которые не работали в министерстве внутренних дел. Поэтому я мог очень близко наблюдать за развитием событий. Главным участником заговора был известный фашист полковник Марио Агеррондо. В конце 60–х годов он был произведен в генералы и стал инициатором превращения военного округа № 1 в бастион «горилл».
Агеррондо в то время был начальником полиции Монтевидео. Считалось, что его поддерживают высшие офицеры этого ведомства, в частности начальник столичной гвардии майор Альберто Бальестрино.
Мне не удалось точно узнать, какие политические силы, если они имелись, поддерживали заговор. Удалось только засечь собрания военных, которые имели явно заговорщицкие цели. Руководителями заговора были офицеры, члены партии «Бланко», но было совершенно очевидным, что Национальная партия полностью заговор не поддерживает.
Случай Микале был особый. Агеррондо принадлежал к эрреристской группе — такое общее название давали различным фракциям движения, вдохновителем которого был Луис Альберто де Эррера. Он возродил Национальную Партию и привел ее в 1958 году к первой победе на выборах после 90 лет правления колорадос. Симпатизировал Микале и группе Альберто Эбера (Титито).
Эбер стал последним президентом Правительственного совета при системе коллегиального руководства. Партийный вожак эрреристской группы был демагогом и непоследовательным человеком. Даже американцы с подозрением относились к нему. С его группировкой был связан Агеррондо. Это был личный враг Данило. Микале добился поста генерального директора министерства благодаря политической поддержке своего тестя Савиниано Нано Переса, влиятельного и колоритного каудильо из партии «Бланко» в департаменте Серро — Ларго, который занимал здесь должность мэра.
Полученный пост считался постом доверенного лица, и Микале всячески старался сохранить его за собой на протяжении всего правления правительства партии «Бланко». Министры сменялись. Но Микале оставался, и каждый новый министр все более нуждался в нем.
Если вначале Микале держался в министерстве только благодаря влиянию тестя, то со временем он сумел стать здесь нужным и знающим дело работником. Пост генерального директора делал его третьим человеком в иерархической лестнице министерства или даже вторым, поскольку заместители министров занимались только административными делами.
Однако то, что Данило вышел в отставку из военно — воздушных сил в чине лейтенанта, ставило его намного ниже полицейских начальников, имевших полковничьи чины. Они с олимпийским спокойствием игнорировали выскочку «лейтенанта», и это угнетало Данило. И если бы теперь выяснилось, что Агеррондо возглавлял заговор, Данило считал бы своим долгом разоблачить его. Для этого он вызвал в Монтевидео все патрули дорожной полиции, в общей сложности 300
патрульных групп, каждая из которых состояла из двух полицейских, и начал проводить операцию психологической войны.
«У дорожной полиции нет военной мощи, — говорил он, — зато у нее эффективная организация». Микале содействовал развитию этих частей, состоявших в основном из уроженцев департамента Серро — Ларго. «Нано их вербует, а я их использую», — говорил он нам.
Патрули дорожной полиции были размещены в различных пунктах города. Трое их них были поставлены на видном месте в квартале от дома Агеррондо. Два патруля неизменно следовали на близком расстоянии за Агеррондо, куда бы он ни направлялся.
Наконец, Микале и мы, группа его друзей, расположились в кафе «Поситос», находящемся в нескольких метрах от дома новоявленного гориллы. Это кафе помещалось в боковой улочке, отходившей от бульвара Испания, между улицами Эльяури и Либертад. У нас было два автомобиля; каждая из групп чередовала дежурство в кафе и в автомобиле.
Так прошло 36 часов. За три дня до этого была мобилизована дорожная полиция. Кафе, где мы находились, часто посещал Агеррондо или его друзья. Он не мог не знать, что за ним следят днем и ночью, и не мог не видеть трех патрулей около своего дома.
Пока Микале вел свою «приватную войну», на других уровнях также разыгрывались сильные партии. Многие сплетенные воедино факторы должны были сорвать планы заговорщиков. Между примкнувшими к Агеррондо военными и группой, возглавляемой отставным генералом Хуаном Педро Рибасом, который был как бы вечным шефом заговорщицких групп в партии «Колорадо», существовали контакты.
Совершенно очевидно, что должны были возникнуть трения относительно руководящей роли в заговоре. Однако военные, выступавшие против переворота, в защиту конституционной системы, также проявляли активность, по крайней мере, они уже провели одно совещание высших офицеров. Их насчитывалось около дюжины, и среди них был директор военного училища генерал Сантьяго Помоли, а также подполковник Пуртшер.
Микале знал, что мы с Помоли познакомились еще в посольстве в Гаване. Поэтому он попросил меня передать записку генералу. Помоли очень не понравилось, что я в курсе событий. Из вежливости он своего недовольства прямо мне не высказал, но с этого момента меня временно отстранили от этих дел.
Предполагалось, что, несмотря на некоторую двусмысленность своих действий, национальный советник Вашингтон Бельтран будет присутствовать на собрании сторонников защиты конституционной системы. Но я не смог установить, присутствовал он или нет. Бельтран в то время входил в большинство Национального правительственного совета. Он возглавлял «список 400» (Демократический союз «Бланко») Национальной партии. Кроме того, он был плейбой по образу жизни и аристократ по убеждениям. Не считая очевидного успеха нашей психологической войны, кажется, решающим фактором в срыве планов переворота явилась мобилизация курсантов военного училища, с которыми Помоли готов был сражаться до конца.
