Эдуард Байков - Уфимская литературная критика. Выпуск 5
Эдуард Байков
«Зодчие поэтического храма»
Не помню где, кажется, в сетевом «Живом Журнале», наткнулся на такие вот великолепные строки: «поэты ходят пятками по лезвию ножа / И режут в кровь свои босые души…». На мой взгляд, автор попал прямо в точку.
Когда речь заходит о поэтах, то сразу возникают мысли как об одиночестве, так и незащищенности мастеров рифм и строф. Среди всей писательской братии стихотворцы все же стоят особняком – на них печать Тайны и Рока. Творцы поэтического слова всегда ближе к холодным космическим безднам Духа и, значит, уязвимее, нежели прозаики – беллетристы, публицисты, литературоведы и критики.
Какой-то людской и одновременно (вот парадокс!) нечеловеческой, неземной обреченностью веет от стихотворных строк – даже, если речь идет о нейтрально-беззаботных и радостно-веселых темах. Всегда присутствует некий загадочный флер, запредельное сияние, дымка скрытых смыслов и метафор, присущие поэтическим текстам.
Поэт творит чаще всего на изломе души, излете судьбы, в моменты экзистенциального напряжения и психоэмоционального надрыва. Духовный кризис, который испытывает писатель-прозаик раз или два в год, поэта может посетить по нескольку раз на дню. Настоящий пиит – одаренный творчески, с утонченной душою и способностью к прозрению – всматриваясь в ту самую, ницшеанскую бездну, зрит дальше и проникает глубже, чем его собратья по искусству Слова.
Но зачарованный голосом безмолвия, неслышимым пением ангелов и демонов, потомок древних аэдов и боянов подвергает себя риску искалечить душу и разрушить тело – он впускает в себя сладкую отраву Запредельного. Не потому ли так трагичны судьбы многих поэтов? Пушкин и Лермонтов, Есенин и Маяковский, Гумилев и Мандельштам… Впрочем, нет надобности углубляться во времена оные. Вспомним рано оборвавшиеся жизни наших уфимских пиитов – Александра Банникова, Станислава Шалухина и Анатолия Яковлева. Так ведь и Александр Касымов был не только критиком, но и поэтом.
Не эта ли давящая на разум «аура веков и тысячелетий», архетипическая память миллионов поколений, наполненная трагизмом земной юдоли и яростью борьбы за выживание, толкает служителей музы Эрато на безрассудные поступки, скандальные выходки, эпатажные заявления, пробуждая хаос подсознания, в коем не последнее место занимают суицидальные наклонности?..
И вот, соприкасаясь в процессе своего творчества с Инобытием, черпая вдохновение у гостьи из иной реальности – Музы, поэты и «режут в кровь свои босы души».
К чему столь пафосное вступление? Все очень просто – я хочу, чтобы читатели «Сборника стихотворений победителей, лауреатов и финалистов Первого республиканского поэтического конкурса «Слово» осознали раз и навсегда – насколько беззащитен поэт перед внешними обстоятельствами жизни и насколько хрупок его внутренний мир виртуальных образов, знаков и символов. И проникшись этой сложностью и неоднозначностью авторской трансценденции и экзистенции, мы, бережно взяв автора под руку, с благоговением вступим под сень творческого храма, выстроенного (и выстраданного) велением его сердца. Чтобы сполна насладиться умелой или не совсем (но искренней в своем дерзании!) вязью поэтических виршей, а потом зайти в гости к другому – его соседу, заглянуть на призывно мерцающий огонек лампады – к третьему, и так до последнего автора данного сборника.
И совершив эту добровольную и, надеюсь, приятную литературную экскурсию «по долинам и взгорьям» поэтической страны, с чувством благодарности закрыть заключительную страницу книги.
Ars longa, vita brevis – искусство долговечно, жизнь коротка.
Ольга Валенчиц
«Его читатель – время»
Незадолго до смерти Анатолий Яковлев написал строки, от которых сжалось сердце. Не только у тех, кто знал его лично, делил с ним тяготы болезни и не верил в близкую смерть. Но и у всех тех, кто, встречая рассветы на разных континентах, ждал его новых стихов, рассказов, критики, просто писем: таких живых, переполненных энергией, солнцем, нектаром, ядом – чем угодно! – но не вселенским холодом…
Нет, я не прекратил писать стихи.
Я теплюсь в них. Но холодею в яви.
Закладываю джокеры в архив
И, оглашенный, бегаю от славы…
…Патетики придумали грехи.
А я их – кто отец?! – блюя, рожаю…
Нет, я не прекратил писать стихи.
Я просто в зеркалах не отражаюсь.
Полное стихотворение – 20 строк не только боли, отчаяния, но и любви, надмирного сарказма, хладнокровного «собирания камней»… стихотворение длиною в жизнь. Оно опубликовано в литературно-художественном альманахе «Озарение», издании «нового типа», объединяющем по большей части «любовников» поэзии, которые хотели бы непременно увидеть свои стихи в печатном варианте. Только тот, кто знает отношение Анатолия Яковлева к подобным изданиям, в состоянии почувствовать весь трагизм – нет, ужас ситуации – Анатолий стремился опубликовать в оставшиеся дни как можно больше: настолько мало, катастрофически мало его стихов и прозы увидел мир при жизни автора…
Архив Анатолия Яковлева тщательно организован. Все сделано для того, чтобы не пришлось рыться, наводить порядок, систематизировать. Предельное уважение к читателю – он даже учил этому своих друзей-пиитов, хотя неоднократно говаривал, что поэт не может ориентироваться на читателя, по большому счету читателем является ВРЕМЯ. Я перебираю архивные записи Анатолия – фрагменты дневников, заметок, поэтических диалогов, и поражаюсь масштабу литературного дарования, мощному многогранному уму – аналитика и образность сходятся в одной точке и генерируют феноменально отточенные мысли.
«…Зачем пишу… Не могу не писать. Форма «духовного метаболизма». Я рифмовать, по словам матери, начал с двух лет – и понеслась нелегкая. Мой читатель – время. В конечном счете, ведь оно раздаст «каждой твари по паре». А ставить парус по ветру перемен – слишком утомительно и скучно. Я начинал как авангардист, уходил с головой в постмодерн, потом почувствовал вдруг, какая это чепуха и шелуха – просто упражнения на брусьях. А литература – не спартакиада. Вокруг огромный, живой мир, мир-клад: а тут, понимаешь, «пииты» потные крутят сальто-мортале…
…Меня всегда поражает, с каким тщанием авторы современные пасут свои несчастные ямбы, когда русский язык дает им громадные возможности. Я просто перечислю русские поэтические метры, так, навскидку: двустопные – ямб, хорей; трехстопные – дактиль, амфибрахий, анапест; четырехстопные – пэоны – I, II, III и VI. Пятистопные – петон (используется только в народном творчестве). Плюс ко всему количество и пропорции спондеев, трибрахиев и прочего породили – дольник, тактовик, акцентный стих… стихи с холостыми рифмами, белые стихи (они же верлибры).
Древние выделяли три «кита», на которых стоит поэзия: дисциплину, меру, вкус. В сущности, это главное – по сию пору.
Я вкратце попытаюсь изложить тезисы (лекала), которые сами собой во мне сложились в некие формулы. Конечно, это не все, это – набегом, но, возможно, что-то окажется полезным и для других, ляжет им на сердце.
– Слово как точка опоры. Всякое слово уходит в древность. За ним – история развития языка, а значит, и его носителя – народа. Вбирая в себя историю, оно вбирает в себя ее многообразие. Приобретает многообразие значений, оттенков, смыслов. Слово следует беречь, внимать ему (оно «говорит» зачастую само), не стоит пробрасываться словами.
– Поэтический поиск – острых, парадоксальных образов, емких поэтических формул, новых форм. Но! Опасность в том, что это – мины в стихотворении. Останавливая внимание читателя на себе, удивляя, поражая – оно затеняет, взрывает само стихотворение в целом. И стихотворение гибнет, «задавленное» поэтической находкой… Именно здесь необходима мера. Умение и мужество жертвовать удачным частным ради живого целого. Это о дисциплине.
– Не злоупотреблять написанием стихов о стихах. Это змея, заглатывающая свой хвост. В подавляющем случае такие стихотворения нежизнеспособны.
– Состоявшееся стихотворение не требует корпуса присяжных для своей защиты. Оно равно само себе. Ведь не востребует критики летящая птица?
– Непрерывно стремиться к тому, чтобы образом стало само стихотворение в целом. Стихотворение-образ. Неразъемный и не заемный…
– Изучать, познавать технику стихосложения. Я рекомендую две не просто полезнейшие, но и понятные книги:
1. «Мысль, вооруженная рифмами», составитель В. Холшевников.
2. «Русская рифма», автор Давид Самойлов.
– Писать сердцем. И только потом, по предыдущему пункту, «проверять гармонию алгеброй».
– Без жалости отбрасывать стихотворения, ощущаемые как незадавшиеся, а не сбрасывать их на сайты-самопубликанты. «Обсуждения» поэзии на таковых в 90 % случаев – партсобрания графоманов.
