Газета Дуэль - 2008_43 (591)

Тема «гуманитарной интервенции», не в последнюю очередь с учетом ведущихся вокруг нее острых споров, выдвинулась в число центральных на 54-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН, которая состоялась в сентябре 1999 г. в Нью-Йорке. Суммируя, можно выделить два отличающихся подхода к праву на «гуманитарную интервенцию». Одни государства (в первую очередь члены НАТО и ряд стремящихся в альянс стран) прямо допускают возможность вмешательства во внутренние конфликты под предлогом «гуманитарных катастроф» без санкции со стороны Совета Безопасности ООН. Главное для них — «притушить» кризис, не заботясь особо о региональных и международных последствиях своих действий. В позиции другой, гораздо более многочисленной группы стран, в которую входила до недавнего времени и Россия, упор делается на незыблемость закрепленных в Уставе ООН принципов, в частности, на исключительные прерогативы Совета Безопасности ООН по санкционированию мер принуждения, включая и военную силу.

Напомним, что российское руководство категорически осуждало «гуманитарную интервенцию» НАТО в Югославии. Достаточно вспомнить, как в 1999 году премьер Евгений Примаков совершал известный «разворот над Атлантикой». И тогда политики и общественные деятели России требовали «защитить территориальную целостность братской Югославии».

Расхождения во взглядах представителей Российской Федерации и руководителей НАТО по отношению к операции в Косово ни для кого секретом не являлись. Причем недовольство россиян было массовым, включающим в себя различные акции по выражению негативного отношения к происходящему. Сегодня многие из них одобряют действия России в Южной Осетии и ни слова не говорят о необходимости территориальной целостности Грузии.

Теперь Кремль все активнее использует американскую трактовку концепции «гуманитарной интервенции». Произошло «переосмысление ценностей» и в российском экспертном сообществе. Заметим, что некоторые эксперты, которые сегодня оправдывают «гуманитарную интервенцию» России в Южной Осетии (как Алексей Арбатов) еще в конце 1990-х писали следующее: «Какими бы гуманитарно-политическими доводами ни оправдывалась силовая акция НАТО, она представляет собой юридически бесспорный факт агрессии и грубейшего нарушения Устава ООН», «как бы жестоки ни были репрессии сербских войск против албанских сепаратистов и попутно мирных жителей Косово, ракетно-бомбовые рейды НАТО перевели конфликт в совершенно иное измерение», «удары с воздуха затмили вооруженные стычки на земле и лишь усугубили бедствия мирных жителей Косово»… И, наконец: «в дальнейшем понадобится разработать между Россией/СНГ и НАТО механизм совместного осуществления миротворческих операций (включая принуждение к миру), причем исключительно на основе мандата ООН или ОБСЕ. Это исключило бы рецидивы произвольного применения силы тем или иным государством или группой государств на всем европейском и постсоветском пространстве — под какими бы то ни было предлогами».

Можно также вспомнить и Концепцию внешней политики Российской Федерации, принятую 12 июля 2008 года, то есть меньше чем за месяц до начала конфликта в Грузии, где в разделе «Приоритеты Российской Федерации в решении глобальных проблем», в пункте «Укрепление международной безопасности» сказано, в частности, что «Российская Федерация… твердо исходит из того, что санкционировать применение силы в целях принуждения к миру правомочен только Совет безопасности ООН». Таким образом, действия России по принуждению к миру противоречат ее же только что принятой внешней концепции, поскольку были осуществлены без санкции Совета безопасности ООН.

В том же разделе Концепции говорится и о том, что Россия «последовательно выступает за снижение роли фактора силы в международных отношениях», «считает международное миротворчество действенным инструментом урегулирования вооруженных конфликтов», в то время как конфликт в Грузии, суверенитет которой Россия признает, РФ разрешила именно с помощью силы и без участия международных миротворцев. То есть российские силы были названы миротворческими, но миротворческий контингент был усилен подразделениями действующих войск и тем самым де-факто превратился в одну из сторон конфликта.

Однако после начала вооруженного конфликта в Грузии российские эксперты перешли от ранее декларируемых в Концепции положений на противоположную позицию, которую яростно критиковали буквально несколько недель назад. Теперь Москва оправдывает свои действия в Абхазии и Южной Осетии вполне в духе кушнеровских и НАТОвских трендов, ссылаясь на «дефицит инструментария у ООН и необходимость оперативного военного реагирования», дабы «не допустить геноцида грузинами мирного осетинского населения».

Интересно, что некоторые российские эксперты, стремясь обосновать применение силы в Грузии, также как и американские юристы в 1999 г., ссылаются на противоречие Хартии ООН и Всемирной Декларации прав человека 1948 года. По их мнению, как только государство подписывает Декларацию, вопросы прав человека перестают подлежать исключительно внутренней юрисдикции государств.

Если же вспомнить, что Всемирная Декларация прав человека 1948 года декларирует «признание неотъемлемого достоинства и равных и неотчуждаемых прав человека как основы для свободы, справедливости и мира во всем мире», то многие считают допустимой и такую трактовку: гуманитарные интервенции без санкции СБ ООН возможны в тех случаях, когда СБ не может реализовать свою цель — защиту прав человека.

Поразительно, но даже в отношении миротворческих усилий Украины позиции США образца 1999 г. и РФ в 2008 г. имеют много аналогий. Так, в преддверии «гуманитарной интервенции» в Югославию в 1999 г. Киев выступил с предложением собственных мирных инициатив по Косово (прекращение огня, выведение сербских подразделений из края, разоружение албанских боевиков, введение в Косово украинских и других миротворцев под флагом ООН). Но украинские предложения встретили сопротивление в Вашингтона. Представитель Госдепартамента США Джеймс Рубин тогда заявил, что «необходимо, чтобы миллионы этих людей (албанцев) вернулись домой, но они не вернутся домой после того, как они испытали ужасные зверства, если кучка украинцев будет бегать вокруг них с оружием на боку». В то же время, некоторые западные эксперты высказывались в том духе, что Киев не может быть миротворцем, поскольку политически поддерживает режим Милошевича.

Россия более прямолинейна в заявлениях своих официальных лиц. Так, в комментарии Департамента информации и печати МИД РФ в связи с позицией Украины в отношении ситуации в Южной Осетии от 9 августа 2008 г., отмечается, что «в России крайне удивлены заявлением МИД Украины от 8 августа относительно трагедии в Южной Осетии… Украинское государство, которое все последнее время азартно вооружало до зубов грузинскую армию, тем самым прямо поощряя руководство Грузии к интервенции и этническим чисткам в Южной Осетии, не имеет никакого морального права поучать других и, тем более, претендовать на свою роль в урегулировании».

По меткому определению Н. Модина, основной проблемой в организации «гуманитарных интервенций» является отсутствие четких юридических правил, и, к сожалению, вклад НАТО в эту проблему мы можем расценить скорее как негативный, так как именно после операции в Косово, необходимость санкций ООН на вмешательство уже не кажется такой насущной. По словам канадского исследователя С. Нила Макфарлея, к сожалению, большинство миротворческих и гуманитарных операций проводится скорее по причинам национальных государственных интересов, а не согласно новым международным нормам.

Появившаяся в последнее время доктрина «право-долга гуманитарного вмешательства» является пока еще достаточно дискуссионной, и основания для подобного вмешательства пока еще не определены.

По словам представителя организации «Врачи без границ» Дени Лемассона, любое военное вмешательство в зонах конфликтов (в Дарфуре, Сомали, Ираке) приводят к уходу большинства гуманитарных организаций из региона и делает ситуацию хуже, чем она есть сегодня. Американская «военно-гуманитарная» операция в Сомали в 1992 году, «зоны безопасности» в Боснии — все они создавали иллюзию и привели к катастрофе. И, как добавляет глава Solidaritus Ален Буане, провал в Ираке доказывает, что мирное урегулирование нельзя навязать.

Как отмечали ранее российские исследователи, вооруженная «гуманитарная интервенция» будет провоцировать лишь ухудшение международных отношений, как между государствами, так и в области подрыва авторитета Организации Объединенных Наций.

Конечно, деятельность ООН на протяжении последнего десятилетия свидетельствует о слабости этой организации и невозможности принятия эффективных решений Советом безопасности ООН в ситуации, когда обострилось противостояние между мировыми лидерами (как это было в вопросе принятия резолюции по Дарфуру, когда Китай наложил вето на проект резолюции от ЕС). И вопрос реагирования мирового сообщества на кризисы остается открытым. Но, как пишет американский философ Н. Хомский, проявлялось «доминирующее отношение цивилизованных государств к институтам мирового порядка».