Виктор Полищук - Горькая правда. Преступность ОУН-УПА (исповедь украинца)
Еще работая в прокуратуре, я в 1957 году пытался организовать в Яворе кружок УОКО — Украинского общественно-культурного общества. Расклеивали по всему городу и уезду сообщения о времени и месте собрания. Приехали активисты УОКО из Вроцлава. Приехало немало лемков, в частности, из села Помоцне. Я сделал короткую речь, выбрали правление кружка, решили добиваться организации пункта изучения украинского языка в селе Помоцне. Все состоялось официально, на собрании присутствовал представитель Отдела внутренних дел райисполкома, был кто-то из милиции. Я их всех и они меня знали — городок небольшой, а я был прокурором. Да на этом все и закончилось. Правление кружка не действовало, не нашлось среди украинцев учителя украинского языка, но после разговора с ксендзом Здиславом Звежинским из села Помоцне, мать которого была украинкой, тот при случае отправлял богослужение для лемков по-украински.
Один из моих сыновей, проучившись три года в украинском лицее в Легнице, последний класс учился в лицее в Яворе. В местном клубе культуры организовали конкурс декламирования. Мой сын читал стихотворения Тараса Шевченко "Полякам". Об этом узнал учитель, классный руководитель в классе сына. На ближайшем уроке он прочитал "лекцию", которую можно было назвать: "Не смейте пропагандировать украинскую культуру, потому что украинцы — это преступники, головорезы, бандиты". В связи с этим я написал жалобу директору лицея, с ним произошел разговор на тему: нельзя отождествлять бандеровцев со всем украинским народом. Об этом случае я также сообщил в районный отдел образования.
И еще я имел дело, связанное с этим сыном. Он сдавал экзамен в Медицинскую академию во Вроцлаве, но его не приняли, потому что происходил из интеллигентской семьи, а преференции были установлены для детей рабочих и крестьян. В связи с этим, как было заведено в то время, мы с женой обратились с жалобой в воеводский комитет партии в Легнице и даже поехали туда на беседу. Нам, однако, было отказано в поддержке, ссылаясь на то, что мы ее не заслуживаем, потому что… мы отправляли сына в украинский лицей! Ну, понятная вещь, мы на такое положение, изложенное инструктором воеводского комитета партии Иреной Сенкевич, написали жалобу, однако ответа на нее не получили.
В 1977 и 1979 годах я посетил Канаду, после чего я решил эмигрировать из Польши. В связи с этим я написал в Воеводское отделение милиции заявление, которое привожу в сокращенном виде:
ЗАЯВЛЕНИЕ
Нижеподписавшийся, Виктор Полищук, адвокат, зам… в связи с представлением на выезд в Канаду на постоянное место жительства, заявляю:
В основе моего решения лежат причины национального характера. В частности, то обстоятельство, что я не чувствую себя полноправным гражданином ПНР. Ниже даю краткое обоснование моего положения по этому вопросу…
Приведенное здесь, это всего лишь фрагменты событий, которые сохранились в моей памяти. Считаю, что описанное здесь мной, является результатом политики ПНР, которая сводится к построению однонационального государства. Не мое дело — критиковать эту политику, а ее проявлением являются официальные заявления и формулировки, авторы которых — руководители государства и партии. Достаточно того, что сошлюсь на речь кругов. И секретаря Е. Терека, который во время праздника дожинки сказал, что будет делить новый урожай так, чтобы хватило его "для всех поляков и полячек".
Дело национальных меньшинств ПНР относится к позорным, что не требует доказательств. Концепция однонационального государства реализуется с самого начала… Результатом такой политики является очень быстро прогрессирующая ассимиляция украинского населения…
В таких условиях я и моя жена… решили добиться разрешения на эмиграцию в Канаду…
Мои мероприятия в направлении получения паспорта на эмиграцию в Канаду связаны вот с таким инцидентом. Еще когда я работал младшим ассистентом на кафедре государственного права, я, изучая источниковые материалы, пришел к выводу, что СССР — тоталитарное, антигуманное государство, что это есть не что иное, как российская империя. У меня было много профессиональной литературы, изданной в Польше и СССР, в частности на Украине, предметом которой был государственный строй СССР. В 1977/1978 годах я написал два труда-эссе, каждый более чем на сто страниц машинописного текста: "Национальный вопрос в теории и практике СССР" и "Права человека в теории и практике СССР".
Зимой 1979/1980 годов я написал большое, более чем на 200 страниц, исследование п.н. "Очерк анатомии большевизма". В первых двух трудах, как видно из их заголовков, я раскрывал противоречие между советской теорией и практикой, в то время как в третьем, опираясь на анализ опубликованных документальных трудов, я доказывал, что зло большевизма началось с Ленина, а не как в семидесятых и восьмидесятых годах показывали, со Сталина. Как ни странно, я, опираясь на опубликованные в СССР труды, сумел доказать, что именно Ленин заложил фундамент централизованного российского государства, которое с 1922 года называлось СССР. Я привел ряд доказательств жестокой, иногда даже абсурдной и всегда антигуманной политики Ленина. А Сталин был лишь его, Ленина, больным безграничным самовластием, учеником, который стал тираном. Эти тезисы о Ленине я выдвинул во время, когда Иван Дзюба в своем труде "Интернационализм или русификация" ссылался на Ленина, отводил ему роль защитника украинцев, украинской культуры, языка и тому подобное. Однако тогда и там Иван Дзюба не мог иначе доказывать руссификационную политику КПСС-СССР.
Копии всех тех трудов я высылал в письмах в Канаду. Некоторые из этих писем попали в руки польской Службы Безопасности, которая напрасно искала их автора (я же не указывал своего адреса, а письма отправлял из разных городов Польши). Только тогда, когда я начал пытаться эмигрировать в Канаду, упомянутая С.Б. связала авторство перехваченных частей моих трудов с моей личностью. Здесь скажу, что моя профессия юриста, моя работа в прокуратуре в Яворе, юрисконсультом в райисполкоме, в адвокатуре дала мне в результате множество знакомств. Нельзя мне было не знать коменданта милиции, начальника Службы Безопасности, судей, прокуроров. Так вот, вследствие увязки моей личности с перехваченными письмами, дошло до разговора в воеводском отделении милиции — отделе Службы Безопасности. Должен сказать, что всегда разговаривали со мной учтиво. В то время начальником политического отделения был мой хороший знакомый полковник И.В. Поэтому во время разговора, майор, фамилии которого я не помню, показал мне перехваченные копии моего последнего труда и спросил: "Вы автор?". Я не отрицал. Возник между нами разговор, во время которого дошло до более- менее какого-то диалога:
— Вы в своем заявлении написали, что хотите эмигрировать в виду своей национальности, почему вы не едете в Украину?
— Господин майор, именно в это время идет сессия польского сейма. Каким языком пользуются на ней послы?
— Что за вопрос — конечно, польским.
— Вот это и оно: а все сессии Верховной Рады Украины ведутся на русском языке. То какая же это для меня Украина?
Майор не очень хотел верить сказанному мной, но аргумент принял, выразив свое удивление. Я ему сказал — что я думаю о государственном строе в СССР, что с ним я никак не соглашаюсь. Тогда майор сообщил мне, что перехваченные письма с моим трудом были подвержены экспертизе, и что эксперт сделал вывод, что автор — "обсессионный антибольшевик". Подозреваю, что этим экспертом был проф. Ян Вятр. Именно эту формулировку "обсессионный" связываю с его личностью, потому что он часто употреблял ее в своих выступлениях.
В связи с этим инцидентом, майор предложил мне написать заявление-объяснение, что я и сделал. Вот его содержание:
ЗАЯВЛЕНИЕ
Виктора Полищука, зам…, составленное по требованию KB МО в Легнице.
Человек, пятидесяти лет, непьющий, не имеющий широких дружеских контактов, живя в провинции, начинает думать о прошлом, начинает анализировать свою настоящую жизнь.
В моем случае, когда дети выросли, жена все время занята домашними делами, когда по телевидению нет ничего интересного, имея за собой множество прочитанных книг — я начал рассуждать над тем, что было. Почему сложилось так, а не иначе? Почему одно время я оказался в этом, а не другом месте. Иными словами, приходит время "пофилософствовать". Я проанализировал мои детские годы, молодость, которую провел в Казахстане, судьбу семьи, в частности, отца. Темы моих рассуждений не подходили для того, чтобы ими поделиться с кем- то. Кого интересуют личные дела? Однако, они происходили на определенном историческом фоне.
Именно в то время, каких-то пять лет назад, я начал думать, что мои рассуждения я должен излить на бумагу. Может это какая-то исповедь? Однако, я никому не говорил об этом. И так проходило время…
