Игорь Ефимов - Сумерки Америки
Этот процесс сопровождался неуклонным и стремительным ростом цен на жильё. Оставить людей на волю рыночной стихии было действительно невозможно. Миллионы стариков, живших в арендованной квартире, не могли бы платить вздорожавшую ренту из своих пенсий. Не имея возможности снять отдельную недорогую комнату в мебелированной квартире (такая форма аренды была запрещена законом), они все превратились бы в бездомных. Городские власти в большинстве штатов были вынуждены вмешиваться и принимать какие-то меры. Чаще всего они выносили постановления, запрещающие поднимать арендную плату для старых обитателей, вводили так называемый rent-control.
Установление допустимого потолка арендной платы, конечно, представляло собой грубое нарушение свободы рыночных отношений. По сути оно являлось бессудным отнятием собственности домовладельцев в пользу государства – действие, запрещённое конституцией. Оно подверглось серьёзной критике со стороны таких мыслителей, как Милтон Фридман и Фридрих Хайек. Но и экономисты левого лагеря указывали на его серьёзные недостатки. Швед Ассар Линбек писал: «Во многих случаях контролирование ренты оказалось наиболее эффективным способом разрушить город – если, конечно, не считать бомбардировки»[46].
Но что было делать с новыми поколениями? Что было делать с миллионами небогатых людей, рвавшихся в большие города, потому что только там они могли найти работу? Миллионы людей, работавших в сфере обслуживания, не могли осилить взлетевшие цены на жильё, – как обеспечить для них возможность являться на рабочие места?
Для них было решено строить специальные кварталы, составленные из недорогих домов, в которых квартиры сдавались бы только малоимущим. Как всегда, благонамеренные доброхоты, спонсировавшие эту программу (в Нью-Йорке она называлась «Программа № 8»), не хотели заглядывать вперёд и задумываться над неизбежными последствиями своих благородных порывов. Главным же следствием в данной ситуации стало то, что быть бедным сделалось выгодно, а слегка разбогатеть – просто губительно.
В знакомой мне эмигрантской среде я видел десятки примеров того, как это происходило. Небогатый журналист живёт в Квинсе с женой, матерью и сыном в снимаемой квартире. Две спальни, гостиная и кухня – это роскошь, по сравнению с тем, что они имели в Советском Союзе. Потом у супругов рождается дочь. При этом официально они не зарегистрированы. Значит, жена получает права матери-одиночки. А таким, по 8-й программе, полагается отдельная квартира в квартале для бедных. Она становится на очередь и очень скоро получает квартиру. Туда вселяется подросший сын, который очень скоро уезжает искать счастья в других местах, а квартиру жена журналиста тайно и незаконно пересдаёт за очень приличные деньги.
Другой пример. Немолодая эмигрантка, никогда не работавшая в США и не платившая налогов, едва владеющая английским, хочет переехать из Мичигана в Нью-Йорк, чтобы оказаться поближе к родственникам. Она разузнаёт правила Восьмой программы, списывается с приятельницей, живущей в Квинсе, которая соглашается подыгрывать ей и объявить её жиличкой, снимающей у неё комнату.
Нет, добрый город Нью-Йорк не может допустить, чтобы старая женщина ютилась в комнатке у чужих людей!
Он ставит её на очередь и через полгода вселяет в односпальную квартиру в специальном квартале на юге Манхэттена. Платить за неё она будет в пять раз меньше рыночной цены. Плюс ей гарантируется медицинское обслуживание по программам «Медикер» и «Медикейд», фудстемпы и оплаченная городом индивидуальная помощница. Как при этом город Нью-Йорк может преодолеть жилищный кризис и вообще сводить концы с концами, понять нелегко.
Правила для постройки нового жилья сильно отличаются от штата к штату, но все они так или иначе должны учитывать соображения пожарной безопасности, охраны окружающей среды, прав этнических меньшинств и прочего. Журналисты обратили внимание на то, что в новых городках Среднего Запада дома отстоят друг от друга неестественно далеко. Оказалось, что чиновники, выпускающие правила застройки, внесли в них пункт: ширина улицы должна быть такой, чтобы две пожарные машины, несущиеся на полной скорости навстречу друг другу, могли безопасно разъехаться. Это правило применялось даже в тех городках, которые были слишком малы, чтобы позволить себе иметь собственное пожарное депо хотя бы с одной машиной[47].
По нашей семье эпидемия благих намерений застройщиков ударила с совершенно неожиданной стороны. В гостиной нашего дома в Нью-Джерси вдруг просел пол. Что могло случиться? Вызвали ремонтников, и те обнаружили вторжение термитов в подвале. Несущая деревянная балка была проедена ими до кружевного состояния.
– Не беспокойтесь, – успокаивал меня ремонтник. – Балку заменим, пол выровняем. Стоить это вам будет столько-то.
– А что помешает термитам вернуться и повторить разбой? – спросил я. – Нельзя ли поставить балку, пропитанную особыми химикалиями, которые, как я слышал, термитам не по вкусу?
Оказалось, что нельзя. Что где-то когда-то суперзаботливый пожарный чиновник задумался: ведь в случае пожара пропитанная химикалиями балка будет испускать особенно ядовитый дым. Нет, с точки зрения пожарной безопасности это недопустимо. И, видимо, добился внесения в строительный код соответствующего запрета. То, что в горящем доме человек погибнет и от обычного дыма так же быстро, как-то к рассмотрению не принималось. И то, что миллионы деревянных домов остаются беззащитными перед атаками термитов, было уже проблемой другого ведомства.
Мы вызывали бригады борцов с термитами, те сверлили дыры в грунте вокруг нашего дома, загоняли туда какие-то ядовитые смеси – ничего не помогало. Через два года балка была снова проедена. Пришёл тот же ремонтник, отколупнул коричневую корочку туннеля на бетонной стене, по которому враг добирался до вкусной древесины. Цепочка беленьких разбойников, деловито ползущая по своим важным делам, вызвала у ремонтника ласковую улыбку.
– Кормильцы мои, – сказал он. – Как мне их не любить?
Когда нам пришло время продавать дом и переезжать, пришлось погрузиться в новую пучину ремонтных работ. Приходившие подрядчики называли такие цены, от которых у нас темнело в глазах. Один привёл с собой городского инспектора жилых зданий. Когда я заявил, что названная цена нам совершенно не по силам, инспектор негромко сказал:
– А вы знаете, что я могу объявить ваш дом опасно непригодным для жилья? (По-английски – condemned.) И вас выселят из него в двадцать четыре часа?
Пришлось залезать в долги и платить, платить, платить…
Повсеместный рост цен на жильё в городах приводил к тому, что многие семьи вынуждены были тратить половину своего дохода, чтобы иметь крышу над головой. Политики-доброхоты не могли смириться с таким положением дел. Лозунг affordable housing («жильё по карману») начал набирать силу и в начале 1990-х реализовался в специальных постановлениях Министерства городского строительства (Department of Housing and Urban Development, HUD). Эти постановления требовали от банков выдавать определённый процент займов на дома и квартиры представителям этнических меньшинств, даже если эти представители не имели достаточного дохода. Банкам, не выполнявшим введённые квоты, Министерство юстиции вчиняло судебные иски, чреватые крупными штрафами.
К этому моменту зависимость банков от благорасположения штатных и государственных учреждений сделалась очень заметной. Для многих выгодных операций они должны были получать разрешение от соответствующих комиссий. Такие разрешения не выдавались, если банк находился под расследованием на предмет выполнения квот. Поневоле банкиры начинали снижать свои стандарты, выдавать займы, не требуя первичного взноса наличными (down payment), не проверяя кредитоспособность клиента[48].
В октябре 2002 года президент Буш-младший выступил в Вашингтоне с речью: «У нас в Америке есть серьёзная проблема с неравенством. Меньше половины латиноамериканцев и афроамериканцев имеют собственные дома. Мы должны вместе трудиться, чтобы разрушить барьеры, создавшие этот разрыв. Правительство выдвигает амбициозную задачу: к концу декады увеличить число домовладельцев из меньшинств по крайней мере на 5,5 миллионов»[49].
Давление на банки со стороны правительства возросло после этой речи. Их заставляли выдавать займы даже людям, успевшим разрушить свою финансовую репутацию. Среди афроамериканцев число хронических неплательщиков долгов достигало 48 %, тем не менее и таким выдавали займы. Сумма займов, выданных банками «Фанни-Мэй», «Фредди-Мэк» и «Федерал Хом Лоан Бэнк» за период с 1998 по 2008 год возрастала на 184 миллиарда каждый год[50].
Местные власти тоже включались в кампанию улучшения жилищных условий. Они накладывали на строителей всевозможные ограничения под красивыми лозунгами: «открытое пространство», «разумный рост», «охрана природы», «сохранение сельскохозяйственных угодий». «Как и большинство красиво звучащих политических лозунгов, эти тоже исключали непристойное слово из четырёх букв: цена»[51].
