Владимир Филиппов - Русь против европейского ига. От Александра Невского до Ивана Грозного
Так было каждый год, а иногда и по два раза за сезон. Постепенно слава Бертольда растет, и теперь он опасен для епископа Альберта даже больше, чем сам магистр. Ибо все большее число пилигримов, из людей Рижского епископа, желают поискать воинской славы и хорошей добычи под знаменем Бертольда. А ведь это те самые крестоносцы, которых сагитировал на это путешествие и лично привез в Ригу сам епископ Альберт. Они не станут братьями-монахами, они приехали в Ливонию лишь на определенный срок. Их цель получить полное отпущение грехов и заработать на дальнейшую безбедную жизнь. Получив и то и другое, эти люди вернутся восвояси. Они больше напоминают контрактников. Да и пополнять дружину Венденского комтура не являлось целью Рижского епископа. Дело у них с Бертольдом, в целом, одно, а вот пути и методы разные.
В 1210 году Бертольд снова собрал войско. В этот раз рыцари епископа, готовые проявить чрезмерное усердие на ниве добычи трофеев, пошли с ним. Воинственный комтур затеял новый поход, который обещал быть не только славным, но и выгодным. Рижский епископ, осознав, что уже меченосцев не остановить, решил присоединиться к захвату новых земель в Ливонии. Так люди епископа официально выходят в поход, организованный Бертольдом.
Хронист вещает об этом так: «После этого Бертольд собрал войско, а с ним пошли слуги епископа, Сиффрид и Александр, и многие другие, ливы и лэтты. Придя к замку Оденпэ в Унгавнию, они нашли там мало народу. Жители, по своей малочисленности, со страху впустили Бертольда в замок, говоря о мире, а в это время слуги епископа с некоторыми ливами, не зная, что Бертольда мирно приняли в замке, ворвались туда с другой стороны, а вслед за ними и все войско. Заняв верхушку горы и захватив главное укрепление, они овладели замком, перебили мужчин, женщин взяли в плен и захватили большую добычу; некоторым же удалось спастись бегством. Там стояли несколько дней, разделили между собой захваченное, замок подожгли и возвратились в Ливонию».
К этому моменту венденские меченосцы уже обзавелись своим новым каменным замком.
В 1215-м лэтты, при активном участии Бертольда Венденского, еще восемь раз ходили в походы на Унгавнию или юго-восток Эстонии, превратив ее в безлюдную пустыню.
В 1216 году Бертольд, убеждаясь в своей безнаказанности, переходит все дозволенные границы. Он до того уверен в своих силах, что пленяет русских, которые пришли в латгальское княжество Толову (Талаву) собирать дань. И отпускает их только после прибытия послов от новгородского князя. Это уже своевольство. За это можно и поплатиться. Но русские пока терпят, их основные интересы сейчас лежат в иной географической плоскости. Чем, собственно, и пользуется брат Бертольд. Последним достойным его противником был литовский князь Довгерд (Даугеруте). В «Хронике Ливонии» Генрих упоминает его как «одного из наиболее могущественных литовцев». В 1213 г. Довгерд ездил в Великий Новгород, вероятно, с целью заключить союз против немцев в Ливонии. Но на обратном пути схвачен немцами и погиб в заключении. Свой жизненный путь он закончил не где-нибудь, а именно в замке комтура Бертольда. Вряд ли такое совпадение является простой случайностью. От «венденского магистра» мало кому удавалось уйти живым. Обуянный злобою, он может учинить такое, что иному и в голову не взбредет. У него были свои моральные принципы во всем, что касалось любимого дела – войны за Веру. Нет человека, нет проблемы. А слово, данное язычнику, он вообще всерьез не воспринимал, будь тот хоть князь, хоть старейшина.
Кто-то назовет это смелостью на грани безрассудства, мы же определим поведение зарвавшегося комтура несколько иначе: Бертольд перестал контролировать поляну. Или, как говорили классики: «Остапа несло». Веря в свою непобедимость и неуязвимость, считая, что равных ему по силе и сноровке хищников в данном регионе нет, брат-меченосец буквально оборзел от вседозволенности. Возможно, что такая откровенная дерзость его поступка объясняется тем, что новые земли, захваченные в Эстонии, отойдут в этот раз именно ордену. А епископ останется лишь с чувством собственного достоинства и гордости за хорошо выполненное богоугодное дело. Поэтому магистр венденских братьев даже не заморачивается на то, что вторгается в сферу интересов Новгорода и Пскова. Он не учел, с кем ему предстоит иметь дело. Русь – это не Эстония, а Владимир Псковский далеко не Владимир Полоцкий.
На ливонском порубежье в последнее время активно обсуждались ходившие тревожные слухи. О том, что на границе неспокойно. О том, что отряды немцев все чаще и чаще вторгаются в псковские земли. Налетают как вихрь на мирные русские поселения, поджигают избы, уводят с собой скот, а людей гонят в полон. Остается после них лишь черный пепел.
Загудел над русскими городами вечевой колокол, заплакали в алтарях святыни. Наполнился воздух скорбным женским воем. Те, кто видел немецких рыцарей воочию и при этом умудрился остаться в живых, рассказывали жуткие вещи. Что меченосцы имели донельзя устрашающий вид, что каждый рыцарь был с ног до головы закован в железную броню, и лишь железный шлем, наглухо закрывающий лицо, имел узкую прорезь для глаз и рта. Это настоящие чудовища!
Все боялись, что это только начало, что германцы непременно двинутся дальше, на Псков, а то и на сам Господин Великий Новгород. Нужно было срочно предпринимать ответные меры.
Итак, нападение на Северо-Западные земли Руси во время Крещенских праздников было крестоносцами и их союзниками совершено. Ответ на это вероломство последовал незамедлительно. Князь Владимир поднял против рыцарей не только ополчения Пскова и Новгорода, но и многие племена эстов. Эсты не были едины, часть выступила за крестоносцев, часть осталась верна русским, и противники это умело использовали. Псковский князь действовал молниеносно и застал врагов врасплох, ибо такого скорого ответа немцы не ждали. По сведениям, которые сообщает нам Генрих Латвийский, объединенное русско-эстонское войско, вышедшее в поход против братьев-рыцарей, насчитывает около 20 000 человек. Уже в феврале началась осада немецкого гарнизона и их союзников – унгавнцев в замке Оденпе. Почему Генрих дает несколько преувеличенные данные о численности русского войска, вы поймете буквально немного погодя.
Хотелось бы отметить еще один нюанс, возможно выпавший из поля вашего зрения, но который нельзя просто так обойти. Нюанс этот выглядит так. В поход на нового и очень опасного врага выходит объединенная новгородско-псковская рать. Это совсем не новость, такое было не раз и не два, будет продолжаться и в дальнейшем. Но…
Все это, огромное, по меркам Генриха Латвийского, войско ведет в бой именно Псковский князь…
А вот это уже редкость. Нужно много приложить усилий и труда, чтобы найти еще подобные примеры. Практически всегда войском руководит Новгородский князь. Опять же, в этот момент Господином Великим Новгородом правит не кто иной, как гроза всех гроз и ужас всех ужасов Мстислав, мать его за ногу, Удатный. Вот кому, казалось бы, и идти в поход. Крестоносцы от одного только имени его должны, теряя портки, бежать без оглядки обратно до Риги, забить изнутри ворота длинными железными гвоздями и, забившись по кельям, тихо молиться в надежде, что пронесет. В прямом и переносном смысле. Однако нет.
У Мстислава, как всегда, более глобальные задачи. Мысленно он уже борется за обладание влиянием на Южной Руси, а все беды и заботы новгородцев для него лишняя докука. Не до мелочей ему. Пусть вечевики теперь сами со своими проблемами разбираются. Хотя что сейчас может быть важнее. Ответ на все эти загадки, нюансы, или еще как назовите, до воя прост. Мстислав никуда не лезет, а новгородцы спокойно подчиняются и идут в бой, возглавляемые лишь посадником, что само по себе странно, всего лишь по одной причине. И причина эта – князь Владимир Псковский. Все знали, кто их в бой поведет, а потому сомнений в победе у людей не возникло. Зато Мстиславу можно было в таком случае и на печке спокойно без нерва полежать, погреться, помечтать о будущей воинской славе. Так что пока один грезил новыми прожектами и строил планы, другой воевал, защищая Родину от врага.
Историк С. М. Соловьев, подводя итог жизни Удатного Торопецкого князя, делает такой вывод. «Мстислав умер в 1228 году: князь знаменитый подвигами славными, но бесполезными, показавший ясно несостоятельность старой, Южной, Руси, неспособность ее к дальнейшему государственному развитию».
Вот такая вот получилась эпитафия.
Выше говорилось, что Владимир Мстиславич отреагировал на агрессию крестоносцев, как всегда: быстро, решительно и жестко. Псковский князь зрил в корень проблемы. Он видел, откуда идет все зло. Видел, куда надо ударить, да так, чтобы разом решить проблему. Оденпе являлось ключевой точкой в контроле над эстонскими территориями. Еще не раз именно из-за этой небольшой крепости, которую русские называли Медвежья Голова, сойдутся на поле боя русские полки и крестоносцы. Еще много возле нее прольется крови. Не случайно, что первое столкновение в открытом бою братьев-рыцарей с русскими ратниками произошло именно здесь.
