Борис Соколов - Оккупация. Правда и мифы
Никифор Захарович Коляда по кличке Батя, возглавлявший партизанские соединения на Смоленщине, стал одним из немногих командиров, подвергшихся репрессиям со стороны своих братьев-чекистов. Подполковник, партизанивший еще в Гражданскую войну, стал козлом отпущения за неудачное наступление Красной Армии на Западном направлении.
В сентябре 1942 года отряды Бати под натиском противника вышли на соединение с Красной Армией, несмотря на данный Центральным штабом партизанского движения категорический запрет партизанам выходить в советский тыл без специального разрешения Москвы. В октябре 1942 года Коляда был арестован, обвинен в невыполнении боевого приказа и отправлен на пять лет в ГУЛАГ, а в январе 1943-го в ведомстве Пономаренко составили на него прямо-таки убийственную характеристику:
«За время нахождения в партизанских отрядах (июнь — сентябрь 1942 года) бывший командир отрядов Коляда проявил себя исключительно с отрицательной стороны… Поставленные перед Колядой задачи не допускать переброски живой силы, техники, боеприпасов по большаку Смоленск — Духовщина — Белый по существу не выполнялись, если не брать отдельные малозначительные операции. Противник этот большак использовал почти беспрепятственно, чем укрепил свой участок фронта в районе Белый, Ржев, Сычевка».
Строго говоря, любую партизанскую бригаду или отряд без труда можно было обвинить в том, что они не сумели надежно блокировать тот или иной большак или железнодорожную магистраль. Ведь не случалось же такого, чтобы партизаны полностью парализовали переброску войск и грузов на том или ином участке железной или шоссейной дороги, а тем более в прифронтовой полосе, где всегда имелись немецкие регулярные войска.
Так в чем же крылась истинная причина падения Бати? Да в том, что Коляда, сам член партии с 1920 года, наплевательски относился к ее руководящим указаниям по организации партизанского движения и был действительно популярен среди смоленского населения. В мае 1942 года на приеме у члена Политбюро Андрея Андреевича Андреева Батя, согласно записи присутствовавшего при этом Пономаренко, произнес совсем уж крамольные слова: «Листовки, разбрасываемые обкомом, не имеют значения. Партийные органы себя дискредитировали. Отступление, эвакуация и т. д. подорвали веру народа в партийный орган. Сейчас надо разбрасывать листовки от имени лиц, завоевавших у народа уважение своей борьбой. Мои листовки, за моей подписью, в Смоленской области могли бы сыграть большую роль. Меня всюду знают». После такого высказывания судьба Никифора Захаровича была решена.
Но вот беда, об успехах Коляды уже успели раструбить в газетах — в связи с награждением партизанского командира орденом Ленина. После его ареста и осуждения пришлось вновь собирать журналистов и разъяснять, в чем провинился вчерашний герой. На этой встрече, состоявшейся в конце 1942 года, комиссар одного из соединений смоленских партизан Федор Никитич Муромцев заявил, в частности, следующее:
«Большая роль в этом (организации партизанского движения на Смоленщине. — Б. С.) принадлежит Бате. По опыту знаю, как это трудно было и опасно. Особенно, если этот человек прибыл в незнакомые места. А Батя ведь пришел сюда добровольцем, пришел из Москвы в самое пекло, когда все живое стремилось на Восток, чтобы уйти от гибели, чтобы не видеть врага. Батя провел большую организаторскую работу, он объединил разобщенные, разрозненные отряды, он воспитывал и закалял их в бою. Под его руководством были созданы батальоны, бригады. Он поднял своим авторитетом на борьбу население. Значит, Батя не был трусом. В то же время, мне кажется, он переоценил свои силы. Переоценил евою роль в создании партизанского движения в этих районах. В первые дни своего приезда в отряды я откровенно сказал Бате, что недостаточная политическая работа среди населения — это результат его слабой связи с местными партийными органами, в частности со Смоленским обкомом партии… Батя заявил мне: «Родоначальником партизанского движения в Смоленской области являюсь я. Когда я прибыл сюда, никаких обкомов здесь не было»… А ведь организатором партизанского движения был не Батя, а местные партийные органы, райком партии. До прихода Бати здесь уже действовали многочисленные отряды и диверсионные группы, созданные по заданию обкома местными партийными органами. Партийные органы создали известность, славу Бате. То, что его наградили орденом Ленина, то, что его принял секретарь ЦК партии Андреев, то, что к нему приехали корреспонденты центральной прессы, — это все заслуга местных партийных органов».
Одним словом, старая советская песня: все успехи — результат работы партии, а все неудачи — вина конкретного лица. Зазнался, мол, Батя, стал игнорировать партийные органы, вот и был смещен.
В заключение этой истории замечу, что в 1954 году, вскоре после смерти Сталина, Никифор Захарович Коляда был полностью реабилитирован. Выходит, ничем он не был хуже большинства партизанских командиров, а пострадал в сущности лишь за нелестные слова в адрес партийных органов.
Коляда, несомненно, пользовался популярностью среди партизан, поскольку еще 26 июня 1942 года один из политработников его соединения предлагал: «Батю можно оставить в роли английского короля, а все остальное руководство основательно освежить».
Одно из обвинений, предъявленных Коляде, — это мародерство, которым занимались его партизаны. Но порой трудно было установить, какие именно партизанские отряды занимались мародерством. Представитель Центрального штаба партизанского движения на Западном фронте Д. Попов 18 декабря 1942 года сообщал в Москву:
«В Дятьковском районе (ныне Брянской области. — Б. С), где действует партизанская бригада Орлова и другие отряды, отдельные факты мародерства по отношению к местному населению имели место. Даже имели место такие факты, когда неизвестно кто расстреливал партизан с целью отобрать у них оружие и одежду. Утверждение тов. Дымникова (члена бюро Дятьковского райкома. — Б. С), что мародерство совершалось именно партизанами бригады Орлова, не подтверждается людьми, опрошенными мной по этому вопросу… Из бесед опрошенных мною товарищей установлено, что мародерством занимаются скрывающиеся в лесах провокаторы и полицейские (чего это вдруг полицейским скрываться в лесах? — Б. С), преследуя цель поссорить партизан с местным населением… Случаев мародерства с октября (после ареста Бати. — Б. С.) стало значительно меньше. Обвинение отрядов в мародерстве — это попытка мародерствующих элементов из отрядов Бати, еще не выкорчеванных до конца, оклеветать и дискредитировать руководителей духовищинского, батуринского отрядов».
На опального Коляду теперь удобно было списывать все партизанские грехи.
Многие командиры партизанских отрядов «удостаивались» нелицеприятных характеристик, но сегодня мы не можем сказать, что в них правда, а что — плод неблагополучных взаимоотношений. Так, в марте 1943 года начальник политотдела 1-й Курской партизанской бригады полковой комиссар Георгий Матвеевич Померанцев в докладе Пономаренко не слишком лестно отзывался о некоторых своих сослуживцах:
«Командир бригады тов. Панченко, бывший секретарь Михайловского райкома партии… не показал себя боевым командиром, за 7–8 месяцев своего командования он лично не провел ни одной боевой операции. Он не развивал, а иногда даже сдерживал боевую инициативу… Сам трусил, а потому не мог активизировать и мобилизовать партизанскую массу на боевое дело. Тов. Панченко как командир бригады не пользовался должным авторитетом даже у партизан своего Михайловского отряда, который по своей боевой деятельности считался одним из плохих, отрядами не руководил, не помогал и очень редко бывал в отрядах, за исключением Михайловского отряда. Не мог организовать военную учебу, поднять требовательность, укрепить дисциплину. Совершенно ненормальные взаимоотношения у него были со своим комиссаром, начальником особого отдела и другими. Товарищ Панченко политически недостаточно грамотный, самовлюбленный, страдает зазнайством, любит подхалимов (кто ж из начальников их не любит! — Б. С). Считает себя лучше и умнее всех. Как коммунист и командир в морально-бытовом отношении ведет себя недопустимо, имел 4 жен, из них 2 отправил на Большую землю, любил выпить. Очень плохо помогал товарищам, ведущим борьбу со всеми отрицательными явлениями в отрядах. Все это дает право сделать вывод, что назначение его командиром бригады было ошибкой».
Померанцев словно противопоставлял последнему комиссара бригады Федосюткина, бывшего секретаря Дмитровского райкома партии, чей отряд «считается в бригаде одним из лучших по боевым делам». Но и у комиссара бдительный начальник политотдела при ближайшем рассмотрении обнаружил целый ряд недостатков, хотя и признал за ним известные достоинства: «Тов. Федосюткин — боевой, волевой, инициативный комиссар. За время своего пребывания в должности комиссара он лично организовал и провел ряд боевых операций. Имеет недостаток — много поговорить, покричать, похвастаться и потом не сделать. Пользовался большим авторитетом среди командиров, политработников и партизан. Вел решительную борьбу с пьянством, мародерством, недисциплинированностью, распущенностью и другими отрицательными явлениями. Организовал и лично проводил партийную и политическую работу, как комиссар т. Федосюткин не проявил решительности, мирился со всеми недостатками, которые были в результате плохого руководства т. Панченко, и не добился через Центральный штаб партизанского движения его отстранения от руководства бригадой».
