Ф. Вибе - ГЕРМАНИЯ И ЕВРЕЙСКАЯ ПРОБЛЕМА
Подобно своему еврейскому коллеге Лессингу, он высмеивал заслуженного фельдмаршала фон Гинденбурга и публично назвал его «национальным героем, каковые рисуются на пивных бутылках». Тучольский не боялся быть обвинённым в государственной измене. В своей книге: «Германия, Германия превыше всего». (1929), полностью посвящённой развалу нашей нации и государства, он цинично изрыгает: «Что эти судьи называют Государственной Изменой, нас мало волнует, и, наоборот, со всех сторон положительно в наших глазах».
Своё кредо Тучольский провозглашает как полное освобождение от всякой моральной дисциплины: «Человек имеет две ноги и два убеждения: одно во времена его процветания, и совершенно другое во время его нужды».
В конце концов, Тучольский связался с самой чёрной порнографией и совместно с вышеупомянутым Теодором Вольффом был одним из главных противников Закона о защите несовершеннолетних от растлительной литературы и кино — «растлении».
Театр
Для того чтобы осветить быструю оккупацию всего немецкого театра евреями достаточно отослать читателя к книге еврейского автора Арнольда Цвейга «Евреи на немецкой сцене» (“Juden auf der Deutschen Buhne”). С несравненной искренностью Арнольд Цвейг описывает как работа бухгалтера, театрального директора, театрального агента, сценического руководителя, режиссера, актера, критика, поэта и драматурга были узурпированы евреями. Цвейг рассказывает: «Они пришли Бог его знает откуда с карманами полными денег…». Это тот тип еврея, который как и взяточник Каценеленбоген, русский еврей Канн, и два брата Роттер пробовали себя в сценической области, деградируя театр, институт первоначально предназначенный для высокого искусства, до источника обыкновенной выгоды. А как можно сделать деньги в искусстве? — Только потрафляя самым низменным, плотским и скотским желаниям толпы. С тех пор, как пришли евреи, мы не видим высокого искусства нигде и ни в чём. Цвейг описывает еврейских агентов как работорговцев, от них зависят все роли. Они их продают, если они их не продают, то значит они руководствуются своими высшими еврейскими интересами.
Цвейг говорит:
«Международные связи между различными театральными агентствами — это прямой результат взаимоотношений современного восточно-европейского еврейства. Нет ни одного актёра, который бы не испытал бесконечного унижения и оскорблений на этом рабском рынке в «высокой» сфере искусства. Многие агентства практикуют метод прямого вымогательства и шантажа…».
Воистину, всё к чему прикасаются евреи, превращается в гадость.
Весь менеджмент театров целой страны, и даже государственных театров — еврейский. Два брата Роттеры одни были владельцами семи театров Берлина. Арнольд Цвейг признался:
«Под руководством этих пришельцев литературный театр деградировал до чисто лавочного уровня, обращённого только на извлечение прибыли».
Еврей Леопольд Йесснер (Leopold Jessner), режиссёр Берлинского Государственного Театра превратил пьесы Шекспира и Шиллера в эксцентрические постановки, промежуточные между цирком и кабаре.
(Прим. пер. В Советской России почти в тоже самое время это внедрял Мейерхольд. Вспомните постановку «Ревизора», описанную в книге евреев Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев». Примечательно, что в каждой отдельно взятой стране каждый из режиссёров-новаторов претендует на исключительность и гениальность, тогда как всё это есть продукт коллективного творчества евреев. Вот определите, кто у кого украл — Мейерхольд у Йесснера, или Йесснер у Мейерхольда, или оба они украли у какого-нибудь американского или французского еврея, или те им идею просто продали).
Даже сам еврейский критик Фритц Энгель (Fritz Engel) был вынужден выразить своё неодобрение Йесснеровской постановкой Шекспировского «Гамлета» в декабре 1926 года:
«Он превратил это просто в развлечение, шоу, и чтобы посмеяться над гоями».
Не удивительно, что все пьесы отражают менталитет их еврейских собственников. Фундаментальный принцип этих спектаклей направлен на разрушение всего того, что составляет основу Государства и Общества, его Правительство, Законодательство, его моральные и религиозные принципы. Всякий, кто повертит в руках театральную программку тех дней, будет видеть только еврейские фамилии.
После войны коммунистический еврейский автор Эрнст Толлер (Ernst Toller) был лидером по части драматургии. Он был членом кровавой большевистской клики в Мюнхене в 1919 году. Его драма “Feuer aus den Kesseln” — это целенаправленная глорификация морского путча 1918 года, а пьеса “Hinkemann” («Изувеченный») — это безудержное поношение армии.
Фридрих Вольф, сценарист и драматург, пьесы которого были включены в репертуар практически всех берлинских театров, тоже сначала специализировался на драмах, навязывающих зрителю понятия государственного мятежа, как чего-то срочно необходимого для общества и государства, но затем он перекочевал в область плохо прикрытой порнографии и отвязки от всякого приличия и пристойности. В его пьесе “Cyankali” он яростно выступает против закона, который защищает жизнь ещё не рождённого ребёнка, то есть защищает не детей, а аборты и еврейский акушеров-гинекологов, забывая сказать, что в своёй среде иудаизм запрещает аборты для евреев. Таким образом, еврейство сильно печётся об уменьшении численности нееврейского населения и об увеличении численности своего собственного народа с обоих концов: посредством увеличения численности еврейских акушеров-гинекологов и усиления распущенности среди нееврейского населения, и в тоже время, усиливая моральные нормы среди своего собственного народа.
Вальтер Меринг — это один из самых отвратительных персонажей еврейского литературного мира. Своей враждебностью к своим согражданам и зловредностью он превзошёл всех своих соплеменников. Он начал свою карьеру как бард и сочинитель похабных песенок. Его вызывающее творчество было единодушно одобрено преимущественно еврейскими завсегдатаями театров. Причём, чем отвратительнее пьеса, тем труднее было достать на неё билет, и тем более дефицитной она объявлялась, из расчёта, что, дескать, на плохой спектакль народ не пойдёт. Весь Кюрфюрстендамм в Берлине бурлил в поисках лишних билетиков на эту мерзость. Это наука спроса и предложения, в которой евреи являются несомненными профессорами.
Драма Вальтера Меринга «Торговец из Берлина» (“Der Kaufmann von Berlin”), которая сначала была поставлена еврейским коммунистическим режиссёром с итальянской фамилией Пискатор, несомненно является кульминацией еврейского дебоша на отечественной сцене. С жестоким цинизмом, смакуя, Меринг показывает ужасное положение и нищету народа, в годы непосредственно после войны и развала государства. Эта пьеса привлекала массу кровожадных зрителей из числа восточно-европейских евреев из Молдавии, Армении, Польши и России. Герой пьесы, нищий, жалкий, восточно-европейский еврей появляется в еврейских кварталах Берлина, естественно, в короткий период времени он становится полновластным властителем и правителем столицы, которая теперь подчиняется его любой прихоти. Чрезвычайно воодушевляющий пример для всех еврейских эмигрантов. Совершенно бесстыжий путь, которым проходит его герой, изображается Мерингом как нечто само собой разумеющееся. В кульминационной сцене мусорщики очищают улицу от валяющихся на ней реквизитов нашего общества и государства: валяющихся гербов, флагов и других национальных символов, включая даже труп героя отечественной войны. Хор сопровождения поёт: «Весь хлам — в помойку».
Это список еврейских сценаристов и драматургов на самом деле очень длинный. Кроме Арнольда Цвейга и Вальтера Хазенклевера (Walter Hasenclever), особенно надо упомянуть Фердинанда Брукнера (Ferdinand Bruckner) — кумира всех сексуальных маньяков и первертов. Его пьесы “Verbrecher” («Уголовники») “Krankheit der Jugend” («Болезнь Юности») исключительно посвящены прославлению уголовщины и сексуальных извращений, которые изображаются единственной и настоящей целью жизни любого человека.
А теперь спросите себя, какая нормальная и уважающая себя страна, которая ценит свои государственные основания и моральные принципы, будет терпеть эту гнилостную деятельность международной клики литературных растлителей? Действительно, достойно сожаления, что страна, пропитанная гноем еврейской ментальности, продолжала выносить их болезнетворное присутствие такое долгое время, пока национал-социализм не очистил страну от этой заразы.
Кино
В ещё большей степени, чем в области театра евреи ринулись в кинематограф. Этот факт легко объяснить. Кино сулило им массовое тиражирование, а значит, и несравненно большие барыши, чем какой-то театр. Эти барыши заставили евреев мигом оккупировать всю кинематографическую промышленность. После первой мировой войны евреи уже прочно царствовали в кинематографе.
