Живой Журнал. Публикации 2008 - Владимир Сергеевич Березин
— Нет-нет, — крикнул Карлсон испуганно, — в лифт нельзя-я-я!.. Нельзя в лифт! Знаете, сколько людей хотели добраться на крышу в лифте? И где они сейчас? Один так кричал, так кричал — на крышу его вынесло, но он и сам был потом не рад… Тут ведь, в Доме самыё правильный путь — кружной. В доме всегда так — чем дольше идёшь, тем скорее будешь.
Но Боссе не слушал его, а шагнул в яркий прямоугольник, и двери с лязгом сомкнулись за ним. В коридоре снова стало темно.
— Он был обречён, что и говорить, обречён с самого начала, — голос Карлсона дрожал. — А я тебе скажу так: ты, Малыш, мне с самого начала больше нравился. Не переживай, что мы так извазюкались, дело-то житейское. Житейское-то дело. Подумай, что нас ждёт на крыше — ведь там есть буквально всё. Всё и много. Для всех. Практически никто не уйдёт.
Потом Карлсон стал рассказывать про каких-то мокриц, ворующих детей. А потом про выродков — гастарбайтеров из тех стран, названия-то которых никто не помнит. Во время пуска Коллайдера бежать им было некуда, и они остались тут. Самое интересное, что все им приписывали какие-то удивительные качества, но никто самих выродков в глаза не видел.
Малыш и Карлсон ещё долго плутали по лестницам и коридорам, заходя в разные квартиры, чуть было не упали в разрушенный мусоропровод, но всё-таки поднялись ещё выше.
Боссе ждал их на следующем этаже, сразу за дверью на чердак. Замок с двери, отметил про себя Малыш, был сбит только что. И вот чердак лежал перед ними, полный странных и необъяснимых предметов. Видимо, через крышу текло, потому что на полу стояли огромные вечные лужи. Малыш засмотрелся в них — там, под слоем воды лежали нетленные порнографические журналы, патроны, ружья, шприцы, деньги и плёнки и микрофильмы.
Карлсон нашёл швабру и колотил ей уцелевшие лампочки под потолком.
Боссе копошился в своём русском вещмешке и доставал оттуда банки, похожие на русскую тушенку.
— Оставите на донышке? — попросил Карлсон облизнувшись.
— Всем достанется, никто не уйдёт, — весело ответил Боссе.
— Стоп. А это что? — насторожился Карлсон.
— Это бомба, — просто ответил Боссе. — Мы с приятелями её собрали в университете. Я ведь тут был, в этом здании. У нас была практика, и я уехал недели за две до пуска Коллайдера. Поэтому смешно это всё — тефтели эти дурацкие, желания… Я-то всё тут знаю, как свои пять пальцев. На деле только сопли и прочая антисанитария. Вот это я и хочу прекратить…
Но закончить он не успел, потому что Карлсон, для маскировки обернувшийся в какую-то оранжевую простыню, подкрался сзади и с размаху ударил его по голове шваброй.
Боссе оттащили в тёмный угол, и Карлсон навалился на последнюю дверь, отделяющую их от Крыши. Дверь не поддавалась, и тогда Карлсон просто выбил её ногой. Железный лист с выломанными петлями рухнул на крышу и поехал по скату. Разогнавшись, дверь вырвала хлипкий поручень и ушла вниз, сшибая по пути водосточные трубы.
Когда всё утихло, они, наконец, выбрались на Крышу.
Домик был прямо перед ними.
Карлсон лёг на ржавое железо, разбросав руки и ноги как человек с рисунка Леонардо да Винчи. Он поглядел в мутное и серое небо, и сказал:
— А, может, действительно, забрать фрекен Бок, упаковать всё имущество в рюкзачок и перебраться сюда, на Крышу? Ну, что — пойдёте загадывать? Можно всё — даже член увеличить.
Малыш неумело курил, сидя на ограждении — спиной к улице.
— Ты знаешь, Карлсон, я туда не пойду. Я внезапно понял, что мне наплевать на сто тысяч паровых машин, и на самую лучшую в мире коллекцию картин, и на десять тысяч банок варенья.
Всё это не нужно, когда у тебя в жизни не было даже собаки.
Извините, если кого обидел.
08 сентября 2008
История про разговоры CXXXVIII
— Пойдем смотреть фильм про Солженицына?
— Я его в гробу видал. Нет, правда. Я на отпевании был, ночью. Не пойду. Не хочу. Сложно объяснять.
— Ну-ну. Но, знаешь, если быть до конца циничным, то надо сказать, что Солженицын вовремя умер, он избавил всех нас (и себя) от помпезного юбилея. И он умер в очень странный день, удачный для газетчиков, у которых было время без спешки, и без раздражения, вызванного спешкой, написать некролог.
— Сейчас мы вспомним Розанова и его слова про Добчинских.
Извините, если кого обидел.
08 сентября 2008
История про координаты в пространстве
Я, по своему обыкновению в Ясной поляне. Если кого это, конечно, интересует.
Извините, если кого обидел.
09 сентября 2008
История про прощание с летом
С утра, после плотного долго завтрака, за которым мы с графом говорили о высоком, я отправился на реку. Надо сказать, что у меня было там приготовлено место, где вольготно и радостно душе, и где я обычно лежу без порток, глядя в небо.
Жужжал шмель, паучок висел на своей паутинке, высматривая приближающуюся осень.
Дворовый человек редко забредает в эти места и я не боялся, что кто-то нарушит моё уединение. Лето, случайно продолжившееся в сентябрь, струило зной, но часы его были сочтены. Сухие жёсткие листья сыпались с берёз как резаные купоны.
Извините, если кого обидел.
10 сентября 2008
История про разговоры за обедом
Сегодня за обедом разговорился с Авдотьей-ключницей, а, вернее сказать, был допущен к беседе. Острая на язык баба играла с гостями, как кошка с мышью. Мне всегда казалось, что она заправляет всем в имении. Барин ее боялся, а дворня жалась к стенам, когда она выходила во двор.
Мы сели за стол. Мужчинам подали водку, а Авдотья резво опрокинула рюмку клюквенной настойки.
"Началось", подумал я. И, действительно — началось, заговорили об искусстве. Присутствующие внимательно слушали, ибо знали, что хоть барин и выписывает "Вестник Европы", но читает его именно что Авдотья.
Заговорили о гражданских свободах и об известном ограничении оных. Затем коснулись искусства. Живопись, ваяние и зодчество сменяли друг друга. Обсудили и известный роман Тургенева.
Лишни ли лишние люди, модное слово "фригидность", война за проливы… Разговор скакал как вестовой перед баталией.
Кушали как обычно — скромно, по домашнему, но основательно и неторопливо.
Сперва подали грибочки, краснорыбицу и соленья.
Потом принесли горячих блинцов с икоркой.
За ними
