Живой Журнал. Публикации 2015 - Владимир Сергеевич Березин
Мальчик вошёл к маме. Нет, она не плакала, хотя глаза были красные. Но вот что неприятно поразило мальчика — её руки.
Мать не знала, куда деть руки. Они шевелились у неё на коленях, огромные, красные, с большими, чуть распухшими в суставах пальцами.
Он не мог отвести от них глаз и молчал.
А потом, так и не произнеся ни слова, ушёл в свою комнату.
На следующий день они провожали её на вокзале — разрешение на пребывание кончалось на закате. Счёт дней по заходу солнца был архаикой, сохранившейся со времён Московского Каганата, но он не противоречил законам о русском языке, и его оставили.
Теперь на вокзале уже не было лозунгов, не играла музыка, только лязгало и скрипело на дальних путях какое-то самостоятельно живущее железо, приподнимались и падали вниз лапы автоматических кранов.
Они как-то потеряли дар речи, в этот день русский язык покинул их, и семья общалась прикосновениями.
Мать зашла в пустой вагон, помотала головой в ответ на движение отца — «нет, нет, не заходите». Но отец всё же втащил в тамбур два баула с подарками — это были подарки, похожие на те, что мальчик находил в курганах рядом с мёртвыми кочевниками. Чтобы в долгом странствии по ту сторону мира им не было скучно, рядом с мертвецами, превратившимися в прах, лежали железные лошадки и оружие, посуда и кувшины. Мама уезжала, и подарки были не утешением, а скорбным напоминанием. Столько всего было недосказано, и не будет сказано никогда.
Мальчик понимал, что боль со временем будет только усиливаться, но что-то важное было уже навсегда решено. Потом он будет подыскивать оправдания, и, наверное, годы спустя, достигнет в этом совершенства — но это годы спустя, потом.
Поезд пискнул своей электронной начинкой, двери герметично закрылись и разделили отъезжающих и остающихся.
Выйдя из здания вокзала, отец и сын почувствовали нарастающее одиночество — они были одни в этом огромном пустом городе, как два подлежащих без сказуемого. Никто не думал о них, никто не знал о них ничего.
Только Дитмар Розенталь на вокзальной площади на всякий случай протягивал им со своего постамента бронзовую книгу.
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел.
24 мая 2015
История про то, что два раза не вставать (2015-05-25)
Он говорит: «Нам-то с вами это не актуально, но я всё же расскажу про сандалии. Оставим в стороне разницу между сандалиями и сандалетами, чёрт с ними, не в этом дело.
Я с молодости не мог понять, отчего сандалии нельзя было носить с носками. В детстве-то я видел, что все носят, и — ничего. То есть, нет, в моём детстве все только так и носили. Я не то, что с носками, на колготки эти сандалии надевал (вот тоже битва при этих глаголахе, как при Марафоне — скоро учёные люди эту разницу отменят, но я бы вот не стал — о чём говорить тогда, на что вскинуться образованному человеку, как суслику в степи, встать столбиком, засвистеть протяжно?.. Но я о носках — попробовал бы кто из нас, малолетних кандальников, эти сандалики на босу ногу надеть.
Но вот вопрос, который меня всегда мучил, — когда началась эта война модников против носков?
Что это за шибболет метросексуальный, выискивать людей в носках и сандалиях?
Где корни этой охоты на ведьм?
Где истоки?
Зачем?
По что?
Вот как-то спросили одного знатного чиновника по делам молодёжи, прямо в телевизоре спросили, откуда взялась эта вещь про носки с сандалиями?
Спросили оттого, что он запретил молодым людям их носить совместно и норовил отчислить из-за этого всякого из своего молодёжного лагеря.
Отвечал на это руководитель так:
— Есть вещи, которые человек должен чувствовать. Вот не нужно майку внутрь тренировочных штанов одевать или там надевать, если ты не Чак Норрис. Вот Чак Норрис может себе позволить себе рубашку одеть под ремень в джинсы. Но если твоя фамилия какая-то другая, то не надо этого делать. Я вообще на эту тему долго думал. Вот мужчине в трусах вообще не надо ходить. Ну, не надо, если он не на приеме у врача, может быть, на пляже. А у нас люди сидят на лекциях в трусах. На лекциях! Это означает, что у него нет мозга. Такие вещи люди просто должны чувствовать. И вот эта — одна из них. Я это давно почувствовал, и в свое время, еще на первом Селигере, когда я наблюдал этот ужас — вот такие сандалии, черные отвратительные сандалии (они на пляже обычно продаются турецкие, разваливающиеся), вот такой же черный отвратительный носок… Если один такой человек пройдет по форуму, форум можно закрывать. Любой профессор Стендфорда, любой уважающий себя человек, увидев такое в носках и сандалиях, может сразу развернуться и уехать. Значит, здесь что-то не так…
Вот как говорил чиновник, да правда, сразу после этой речи куда-то сгинул.
Победили его носки. Или сандалии победили — не знаю.
Я не диссидент, а циник. Если слало чуть прохладнее, но не настолько, чтобы надеть туфли — отчего нет? Мне в моём цинизме сложно поддаться общественному давлению.
Однако, одни мне говорили, что метросексуалы в этой войне показывают свою мужественность, дескать, не натрут нам сандалии ноги, как каким-нибудь неженкам. Другие же товарищи рядом увязывали проблему с необходимостью предъявить педикюр. Впрочем, достаточно толстый слой лака может снять необходимость использования как носков, так и самих сандалий.
Спрашивают так же: “Апостолы носили сандалии. Носили ли апостолы носки?” — на это мы отвечаем: “Наверняка! Холодны ночи в Галилее.
