Том 10. Публицистика (86) - Алексей Николаевич Толстой
Нет, лучше смерть! Нет, лучше смерть в бою! Нет, только победа и жизнь!
На днях я был на одном из авиационных заводов, где делаются истребители, которые немцы называют «черная смерть». Они были сконструированы незадолго до войны. Их конструкция и вооружение изменяются и улучшаются в процессе производства. Потери наших металлургических заводов не замедляют выпуска «черной смерти», он увеличивается с каждым днем: нехватка каких-либо материалов немедленно заменяется иными, местными материалами. Здесь, на заводе, – неустанное творчество: инженеры, начальники цехов, мастера, рабочие изобретают, приспособляют, выдумывают… И тут же, за воротами, на аэродроме, новые и новые грозные птицы, созданные творчеством русского народа, поднимаются на воздух и с тугим звуком натянутой струны улетают на запад – в бой…
На всех наших заводах идет та же напряженная творческая, изобретательская работа. На место уходящих на фронт приходят женщины и молодежь. Перебоев нет, темпы растут. Те из работников, от кого зависит выполнение и перевыполнение ежедневного плана, или же те, кто на ходу перестраивает производство, работают по трое, по четверо суток, не выходя из цеха. У них потемневшие от усталости лица, усталые глаза ясны и спокойны. Они знают, что еще много-много дней не будет сна и отдыха, они понимают, что в этой войне русский гений схватился на жизнь и смерть с гигантской фашистской машиной войны, и русский гений должен одержать победу.
Красный воин должен одержать победу. Страшнее смерти позор и неволя. Зубами перегрызть хрящ вражеского горла – только так! Ни шагу назад!.. Ураганом бомб, огненным ураганом артиллерии, лезвиями штыков и яростью гнева разгромить германские полчища!
«Если бы русские знали свои силы, никто бы не мог бороться с ними, а от их врагов сохранились бы кое-какие остатки», – так писал в XVI веке один из писателей, побывавший в Москве. Он прав. Но теперь мы знаем свою силу…
«…Умремте ж под Москвой,
Как ваши братья умирали».
И умереть мы обещали,
И клятву верности сдержали…
Родина моя, тебе выпало трудное испытание, но ты выйдешь из него с победой, потому что ты сильна, ты молода, ты добра, добро и красоту ты несешь в своем сердце. Ты вся – в надеждах на светлое будущее, его ты строишь своими большими руками, за него умирают твои лучшие сыны.
Бессмертная слава погибшим за родину. Бессмертную славу завоюют себе живущие.
Родина*
За эти месяцы тяжелой борьбы, решающей нашу судьбу, мы все глубже познаем кровную связь с тобой и все мучительнее любим тебя, Родина.
В мирные годы человек, в довольстве и счастье, как птица, купающаяся в небе, может далеко отлететь от гнезда и даже покажется ему, будто весь мир его родина. Иной человек, озлобленный горькой нуждой, скажет: «Что вы твердите мне: родина! Что видел я хорошего от нее, что она мне дала?»
Надвинулась общая беда. Враг разоряет нашу землю и все наше вековечное хочет назвать своим.
Тогда и счастливый и несчастный собираются у своего гнезда. Даже и тот, кто хотел бы укрыться, как сверчок, в темную щель и посвистывать там до лучших времен, и тот понимает, что теперь нельзя спастись в одиночку.
Гнездо наше, родина возобладала над всеми нашими чувствами. И все, что мы видим вокруг, что раньше, быть может, мы и не замечали, не оценили, как пахнущий ржаным хлебом дымок из занесенной снегом избы, – пронзительно дорого нам. Человеческие лица, ставшие такими серьезными, и глаза всех – такими похожими на глаза людей с одной всепоглощающей мыслью, и говор русского языка – все это наше, родное, и мы, живущие в это лихолетье, – хранители и сторожа родины нашей.
Все наши мысли о ней, весь наш гнев и ярость – за ее поругание, и вся наша готовность – умереть за нее. Так юноша говорит своей возлюбленной: «Дай мне умереть за тебя!»
Родина – это движение народа по своей земле из глубин веков к желанному будущему, в которое он верит и создает своими руками для себя и своих поколений. Это – вечно отмирающий и вечно рождающийся поток людей, несущих свой язык, свою духовную и материальную культуру и непоколебимую веру в законность и неразрушимость своего места на земле.
Когда-нибудь, наверно, национальные потоки сольются в одно безбурное море, – в единое человечество. Но для нашего века это – за пределами мечты. Наш век – это суровая, железная борьба за свою независимость, за свою свободу и за право строить по своим законам свое общество и свое счастье.
Фашизм враждебен всякой национальной культуре, в том числе и немецкой. Всякую национальную культуру он стремится разгромить, уничтожить, стереть самую память о ней. По существу фашизм – интернационален в худшем смысле этого понятия. Его пангерманская идея: «Весь мир – для немцев» – лишь ловкий прием большой финансовой игры, где страны, города и люди – лишь особый вид безликих биржевых ценностей, брошенных в тотальную войну. Немецкие солдаты так же обезличены, потрепаны и грязны, как бумажные деньги в руках аферистов и прочей международной сволочи.
Они жестоки и распущенны, потому что в них вытравлено все человеческое; они чудовищно прожорливы, потому что всегда голодны и потому еще, что жрать – это единственная цель жизни: так им сказал Гитлер. Фашистское командование валит и валит, как из мешка, эту отупевшую человеческую массу на красноармейские пушки и штыки. Они идут, ни во что уже больше не веря, – ни в то, что жили когда-то у себя на родине, ни в то, что когда-нибудь туда вернутся. Германия – это только фабрика военных машин и место формирования пушечного мяса. Впереди – смерть, позади – террор и чудовищный обман.
Эти люди намерены нас победить, бросить себе под ноги, наступить нам сапогом на шею, нашу родину назвать Германией, изгнать нас навсегда из нашей земли «оттич и дедич», как говорили предки наши.
Земля оттич и
