Лев Поляков. - История антисемитизма.Эпоха знаний
«Он смотрел, как я теребил свою кровавую маску комедианта, рыдая без слез; он считал, что мне здорово досталось (…) Внезапно меня охватил приступ яростной ненависти к Франции и французам. Я хотел отделиться от них. Я питал к ним неприязнь. Замолчи, сказал мне Бенсимон, ты сошел с ума. Ты получил удар по голове. У тебя идет кровь, ты слишком много говоришь…»
Третий солдат-еврей, Жозеф Жакоб, также проявляет героизм. Именно с ним связаны самые удачные моменты «Комедии Шарлеруа»:
«Вокруг нас свистели пули. Напряжение стало невыносимым. В нашем окопе не было ни раненых, ни убитых, потому что никто не высовывался. Но Жакоб высунулся.
Жозеф Жакоб. Он был еврей. Кто такой еврей? Никто не знает, Наконец, об этом заговорили. Сам Жакоб был миролюбивым, не склонным к ссорам, довольно красивым юношей, достаточно вульгарным, грубоватым, совершенно лишенным интеллектуальности, Мелкий биржевой игрок. У него был красивый тонкий нос с красными пятнами. Пуля попала ему в живот. Он скатился с бруствера. Капитан Этьен подполз к нему, как если бы бруствер был недостаточно высоким. Капитан десятой роты по имени Этьен был христианином. Кто такой христианин? Человек, который верит в евреев. Был Бог, которого он считал евреем, и поэтому он относился к евреям с восхищением и ненавистью. Целый год в казармах Пепиньера он третировал нашего товарища; он не хотел, чтобы тот стал капитаном запаса. Несколько мгновений капитан Этьен смотрел на Жакоба. Ужасно, что Жакоб был французом, что хотел погибнуть за Францию. Эти евреи были готовы на все за свои родины в этой войне…»
Следует напомнить, что в дальнейшем Дрие Ла Рошель рисовал совсем иные образы евреев…
Как известно, февральская революция 1917 года стала полной неожиданностью для всех наблюдателей. В первые дни она была встречена одобрительными комментариями даже со стороны «Аксъ-он франсез» и «La Libre Parole». Можно даже говорить о всеобщем энтузиазме; так, Клемансо заявил: «Потрясающее единство всего народа – буржуазии, рабочих, мужиков – вплоть до аристократии и даже членов самой императорской фамилии, отказавшейся от всех иных соображений, кроме интересов великой русской родины». Исключение составил его бывший соратник и яростный антисемит Урбен Гойе, который оказался своеобразным пророком, предложив в начале апреля 1917 года свою трактовку революции, которую «The Times» в 1920 году распространит по всему миру. Гойе восклицал: «Кому русская революция отдала Россию? Русскому народу? Шести миллионам евреев? Не получилось ли так, что между Францией, порабощенной иудеями, и Россией, где иудеи находятся у власти, Европа избежала немецкого ига лишь для того, чтобы попасть в еще более унизительное рабство?»
В свою очередь «The Times» также будет сравнивать «pax gerrnanica» и «pax judaica».
Необходимо отметить, что в тот момент никто не принял Гойе всерьез. Но уже в конце марта газеты, разумеется, прежде всего правой ориентации, начали задаваться вопросом о политических и особенно военных последствиях падения царизма, хотя евреев в этом не обвиняли. В апреле беспокойство стало нарастать, тем более что призывы Ленина к немедленному миру совпали с волной мятежей во французской армии. В июле, когда в первый раз большевики попытались взять власть, начали говорить о роли евреев в российских беспорядках. Немедленно на страницах «La Libre Parole» были воскрешены древние фантазмы: «Невозможно ничего понять в великих потрясениях, обрушивающихся на народы … если пренебречь еврейским фактором…» За этим следует перечень из восьми «подлинных имен главных смутьянов». Но евреи также упоминались, хотя и косвенно, академической газетой «Le Journal des debats», которая разоблачала «группы сомнительных личностей, чьи дела и даже подлинные имена не являются русскими»; больше всего поражает то, что за три дня до публикации в «La Libre Parole» Жорж Клемансо напечатал в своей газете «L'homme enchaine» тот же список из восьми имен, ссылаясь на «Новое время» от 3 (16) июля; однако этот официальный царский орган не мог содержать ничего подобного по той простой причине, что в тот день он не выходил.
Можно думать, что Клемансо., как: председатель сенатской комиссии по военным вопросам, был дезинформирован или одурачен агентами французской контрразведки. Тем не менее его инициатива поражает еще сильнее, потому что в июле ни «L'Action franzaise», ни «La Croix» не публиковали сведений такого рода, не говоря уже о крупных газетах.
Очевидно, что важность этой проблемы нельзя недооценивать. «События в России производят тем более серьезное впечатление, что до этого времени к ней испытывали безграничное доверие… Многие испытывают навязчивые страхи в связи с возможностью выхода России из войны, что приведет к притоку немцев на западный фронт». К этим патриотическим заботам провинции в Париже добавлялись и более прозаические мотивы: «держатели русских ценных бумаг очень обеспокоены будущей судьбой их вложений». Понятно, какова была сила эмоций, возникающих по этому поводу и легко направляемых против евреев.
Неудача большевистского путча в июле позволила как патриотам, так и рантье обрести надежду. Тем не менее за месяц до удавшейся революции нападки на евреев появились в газете «UHe-ure» социалиста Марселя Самба, который отправился на поиски информации в архиконсервативную «Trie Morning Post» – антисемитизм не знает границ. Только заголовок «Они заходят слишком далеко», а также начало и конец статьи были сделаны во Франции:
«Не обязательно быть антисемитом, чтобы обратить внимание на состав Петроградского совета и на происхождение тех, кто в него входит. Настоящая фамилия Чернова, бывшего министра сельского хозяйства, который в настоящее время является упорным противником Керенского, – Фельдман. Подлинная фамилия Стеклова, широко известного автора «Приказа номер один по русской армии» (согласно которому отменялась субординация), – Нахткес, это немецкий еврей…» Далее следует обычная мешанина из подлинных и вымышленных имен, всего около двух десятков, увенчанная следующим заключением: «Что касается Ленина, всем известно, что его подлинная фамилия Цедер-блюм. Позвольте им только поставить к вам в дом одну ногу – вскоре они захватят все…»
В следующем месяце взятие власти большевиками подталкивает добрую треть французской прессы к обвинению евреев. Это событие произвело шок в общественном мнении, о котором в «Дневниках» Барреса имеется замечательное свидетельство. Баррес, тщательно воздерживавшийся от любых антисемитских размышлений с самого начала военных действий, записывает в не предназначавшихся для печати «Дневниках» без каких-либо комментариев: «Россия исчезает, поскольку она заражена евреями, Румыния погибает по той же причине, Израиль в Иерусалиме, евреи хозяйничают в Соединенных Штатах и Англии». Упоминание «Израиля в Иерусалиме» напоминает нам, что декларация Бальфура совпала с разницей всего в несколько дней с Октябрьской революцией; во Франции о ней почти ничего не говорилось в прессе.
Немедленная реакция Клемансо – это еще один симптом, реакция, которая распространилась и на «Le Petit Journal». Эта газета, возглавляемая его верным учеником Стефеном Пишоном, была единственной из четырех «больших» ежедневных изданий, опубликовавшей «подлинные имена максималистов». Сам Клемансо в тот же день (10 ноября) под заголовком «Услуга за услугу» писал о русской трагедии и разоблачал ее авторов в «L'Homme enchaine»:
«…какая может быть родина без патриотизма? Что такое народ, у которого нет больше родины?
Увы! Мы можем видеть это на примере толпы немецких евреев, которые не смогли сохранить землю великих предков и появляются под фальшивыми русскими именами по наущению их собратьев из Германии, чтобы дерусифицировать Россию, где первой реакцией были кровавые погромы – первая острая реакция во всех варварских странах. Не следует убивать, потому что убийство – это не ответ. Среди других, до и после него, Назарянин доказал это, Достаточно не позволять увлекать себя, т. е. сбивать с толку, предаожениями народа, пережившего периоды величия, но оказавшегося неспособным самому создать ту родину, которая в соответствии с его атавистическими взглядами имела для него второстепенное значение, подобно лисице из басни, лишившейся хвоста и презирающей тех, у кого он есть…»
Что касается Клемансо, то нельзя не вспомнить, что всего лишь через несколько дней после этого выступления ему было поручено возглавить его знаменитый кабинет министров победы, в котором он окружил себя Жоржем Манделем, Жоржем Вормсе-ром, Игнасом, Абрами и Люсьеном Клотцем.
Не следует думать, что Жозеф Кайо, его главная жертва в тот момент, думал иначе, чем он. В своих мемуарах он в двух тщательно сбалансированных предложениях сказал об этом даже больше;
«Трудно оспорить, что основными деятелями переворота в России были евреи, которые после того, как они обеспечили себе господство над таким же восточным народом как и они сами, над скифами с косыми глазами, настроили их против Запада, против законов, управляющих нашей цивилизацией, попытались разрушить европейскую крепость с помощью нападения изнутри силами других израильтян, также воодушевляемых тысячелетними мечтами, завещанными им древней Азией. Если говорить в обшем, евреи, где бы они ни работали, несут в себе дух разрушения, жажду власти, стремление к ясному или смутному идеалу, нужно очень мало видеть, чтобы не отдавать себе в этом отчета…»
