Патрик Бьюкенен - Самоубийство сверхдержавы
• мораторий на новых иммигрантов, пока безработица не упадет до 6 процентов. Привозить в страну иноземных работников, когда 23 миллиона американцев по-прежнему заняты неполный день или же вовсе не имеют работы, значит ставить корпоративные прибыли выше общего блага;
• реформа наших иммиграционных законов с тем, чтобы они отдавали приоритет иммигрантам из стран, которые исторически обеспечивали основной приток населения в США, иммигрантам, которые разделяют наши ценности, говорят по-английски, имеют высшее образование или ученую степень, обладают специальными навыками и легко ассимилируются. Нам нужно больше налогоплательщиков и меньше потребителей налогов;
• пограничный забор должен быть завершен;
• следующий президент должен заявить, что никакая амнистия для нелегальных иммигрантов невозможна, что нелегалы должны будут вернуться в страны, из которых они прибыли. Первыми следует депортировать осужденных за преступления, в том числе за вождение в нетрезвом виде;
• ошибочное толкование Четырнадцатой поправки, по которому любой ребенок, рожденный нелегалами, автоматически получает гражданство США, следует исправить решением конгресса – в виде дополнения к закону; ни в коем случае эта ситуация не подлежит рассмотрению в федеральном суде, включая Верховный суд США;
• правительство США должно строго контролировать предприятия, активно нанимающие нелегалов. Наказание корпоративных «махинаторов» – лучшая профилактика этой непатриотичной практики;
• конгресс должен принять конституционную поправку об английском языке как официальном языке США и передать ее на утверждение штатам.
Вопросы, которые затрагивают эти предложения, становятся сегодня вопросами национального выживания.
Если ничего не предпринимать, если не остановить массовую иммиграцию, которая в настоящее время представляет собой почти полностью иммиграцию из стран «третьего мира», Республиканская партия, какой мы ее знаем, отойдет в прошлое.
В 2010 году Джеймс Гимпел составил корреляцию между иммиграцией и электоральными моделями, начиная с 1980 года, когда Рейган получил 51 процент голосов, и по 2008 год, когда Маккейн получил 45 процентов голосов. Корреляция поразительная. С 1980 по 2008 год население Лос-Анджелеса, крупнейшего города США, увеличилось на 2,5 миллиона человек. Доля иммигрантского населения выросла с 22 до 41 процента, а республиканская доля электората снизилась с 50 до 29 процентов. В округе Кук, Чикаго, втором по величине в стране, доля иммигрантского населения удвоилась до 25 процентов, а республиканская доля упала с 40 до 23 процентов{1098}.
То же самое верно практически для всех основных двадцати пяти округов страны. Увеличение доли иммигрантов ведет к сокращению электората Республиканской партии, будь то в калифорнийских округах Сан-Диего, Риверсайд, Сан-Бернардино, Санта-Клара и Аламеда, в нью-йоркских Кингс и Куинз, в округах Дейд и Брауард во Флориде или в округах Даллас и Харрис в штате Техас. На Манхэттене доля иммигрантов выросла с 24 до 34 процентов, а доля Республиканской партии снизилась в два раза, до 13,5 процента{1099}.
Либо Республиканская партия положит конец массовой иммиграции, либо массовая иммиграция покончит с Республиканской партией. Как любил говорить Барри Голдуотер, «все просто».
Решение Барака Обамы в 2011 году – снести даже тот виртуальный забор, который имелся на границе США с Мексикой, – означает, что демократов не волнует судьба Республиканской партии при сохранении сегодняшней иммиграции и предоставлении нелегалам американского гражданства.
Культурная война
Вследствие культурной революции Америка разделилась на две страны. Различия между ними широки, глубоки и труднопреодолимы. Все меньше и меньше мы даем себе труд искать общий язык с людьми, которые не сходятся с нами во взглядах и ценностях. Скорее, мы отделяемся, укрываемся в анклавах среди тех, кто похож на нас. Кабельное ТВ с его сотнями каналов и Интернет с миллионами веб-сайтов позволяют создавать собственные миры, куда можно спрятаться по завершении рабочего дня. Возможно, некоторые из нас идеализируют прошлое. Но расовые, религиозные, культурные, социальные, политические и экономические вопросы сегодня разобщают людей больше, чем в сегрегированных городах, где кое-кто из нас вырос.
Тогда черные и белые жили обособленно, ходили в разные школы и церкви, играли на разных площадках и посещали «свои» рестораны, бары, театры; даже автоматы с газированной водой разделялись по цвету кожи. Но у нас была общая страна и общая культура. Мы были единой нацией. Мы были американцами. Мы говорили на одном языке, учили одну и ту же историю, восхищались одними и теми же героями, соблюдали общие церковные праздники, смотрели одни и те же фильмы, болели за «общие» команды, читали одни и те же газеты, смотрели новости по трем телеканалам, танцевали под одну и ту же музыку, ели одну и ту же еду, читали одни и те же молитвы в церкви и клятву верности в школе и усваивали общие истины о добре и зле, хорошем и дурном, Боге и стране. Мы были нацией.
Эта Америка ушла. Многие оплакивают ее кончину. Многие радуются. Мы больше не нация. У нас нет общей веры, общей культуры или общего видения того, какой наша страна должна быть. «Мы не считаем себя христианской нацией, еврейской нацией или мусульманской нацией», – сказал Обама; хорошо, но кто же мы тогда?{1100} Обама пояснил: «Мы считаем себя нацией граждан, которые связаны идеалами и множеством ценностей». Интересно, какое множество ценностей нас объединяет, если мы не можем даже договориться, что считать браком?
Традиционалисты должны понимать, как это случилось. В некоторых отношениях мы ничего не могли сделать. Социальная, моральная и культурная революции вдохновляли людей на протяжении поколений, возникновение этих идей можно проследить вплоть до французской революции и эпохи Просвещения. Некоторые даже возводят их к христианскому расколу в период Реформации.
Первые семена этой революции были брошены в почву Эдемского сада – помните, «вы будете как боги»[280]; кто-то считает, что виной всему восстание Люцифера против Бога. Недаром доктор Джонсон обронил: «Первым вигом был дьявол».
Каковы бы ни были ее истоки, революция 1960-х годов ознаменовалась отказом от христианской морали и триумфом секуляризма и эгалитарной идеологии; критическая масса была достигнута, когда бэби-бумеры стали заселять кампусы Америки. Эта революция разделила семьи и поколения и сокрушила коалицию «Нового курса», позволив Никсону опереться на новое большинство, которое противопоставило себя революции. В 1972 году Никсон разгромил первого выразителя идей революции 1960-х, сенатора Макговерна.
Сенатор Том Иглтон, кандидат Макговерна на пост вице-президента, признавался политическому обозревателю Роберту Новаку, что кампанию Макговерна можно суммировать как «апологию амнистии, абортов и кислоты»{1101}.
Да, революция пленила множество молодых, но это была революция привилегированных, а не голодных людей. В конце концов, ее навязал Америке Верховный суд, который «вычитал» собственные принципы в конституции, дехристианизировал страну, сделал секуляризм государственной религией и возвел на трон групповые права. Молитва, Библия и десять заповедей оказались изгнанными из школ, вертепы исчезли с площадей. Аборт и гомосексуализм признали конституционными правами. Детей стали возить в общих автобусах, чтобы все соответствовало судейскому представлению об идеальном расовом балансе.
Поражает, даже сейчас, отсутствие сопротивления. Да, были отдельные протесты, республиканцы устраивали политические кампании, критикуя судейскую активность и «суд Уоррена»[281]. Но после избрания Никсона республиканцы разве что предприняли тщетную попытку внести измнения в конституцию, чтобы отменить некоторые постановления, противоречившие основному закону. Оружие, которое отцы-основатели предусмотрительно вложили в конституцию, предписав конгресс ограничивать юрисдикцию федеральных судов, пылилось и ржавело в ножнах. Законом Норриса – Ла Гуардия конгресс эпохи Депрессии лишил суды полномочий вмешиваться в трудовые споры. Сенаторы Уильям Дженнер и Джесси Хелмс предложили законодательно ограничить прерогативы суда, но не нашли поддержки{1102}. В последнее время, однако, конгресс ведет себя так, будто Верховный суд является высшим органом власти, вправе принимать окончательные решения и превосходит авторитетом законодателей.
Революция победила потому, что американцы привержены своей конституции. Если суд сказал, что так и есть, они этому верят. От Никсона до Рейгана и Буша-старшего президенты-республиканцы стремились выдвигать судей, которые способны вернуть суд в рамки конституционализма. Но только при администрации Джорджа У. Буша они добились некоторого успеха. К тому времени, впрочем, революция создала немало прецедентов, а консерваторы уважают прецеденты.
