Валерий Шамбаров - Маги в Кремле, или Оккультные корни Октябрьской революции
Оказалось, что забастовали железнодорожники здешнего депо. Доведенные до крайности невыносимыми условиями жизни. Их дети пухли от голода, жены дошли до истощения. Никакие карточки не отоваривались, их близкие начали умирать… Вот и трепетал Фрадкин, что в его владениях случилось такое. И надо же – прямо к приезду грозного владыки, Якова Михайловича! Лепетал что-то в свое оправдание. Объяснял, что до сих пор не могут ни уговорить, ни утихомирить. Что тысяча человек собралась в депо, митингует и буйствует…
А Свердлову такая неожиданность была абсолютно не в жилу. Он и без того держал себя только силой воли, преодолевал плохое самочувствие и дурь бессонницы, чтобы удержаться в графике. Впереди ждали губернские власти Тулы, ждали Троцкий и Склянский в Серпухове. Ждала Москва, где безотлагательно требовалось включиться в предсъездовскую подготовку, наверстать дела, упущенные за время пребывания на Украине, встречать и обрабатывать делегатов, плести закулисные «нестандартные» ходы.
Плюнуть на Орел и ехать дальше? Но это было невозможно. Бастовали-то железнодорожники! И перекрыли движение. А по своим железнодорожным каналам, конечно же, узнали, что к ним едет спецпоезд с высоким начальством. Пропускать и обслуживать его отнюдь не были намерены…
Вот и что оставалось делать? Из-за такой «мелочи», из-за досадной случайности заторчать в провинциальном Орле? Сорвав все собственные задумки и планы? Нет. Свердлов решил вмешаться. Сам. Выйти и угомонить бастующих. Он знал за собой умение брать под контроль толпу, забивать громовым голосом многоголосый шум, бросать лозунги, срезать оппонентов остроумными фразами и умелыми приемами, манипулировать настроениями. Он же был бессменным председателем на всех съездах и конференциях, любил и умел ораторствовать на митингах. В конце концов можно было пообещать разобраться. Ладно, мол, как только приеду в Москву, распоряжусь, все уладим. Так что не в ваших интересах меня задерживать.
Яков Михайлович рассчитывал управиться быстро. Накинул демисезонное пальто и пошел. Высыпала и охрана. В ее окружении можно было чувствовать себя вполне надежно, безопасно. Свердлов решительно зашагал к рабочим… Но не учел он, что те массовые мероприятия, которыми он манипулировал раньше, были им же и организованы. Или его помощниками, соратниками. Заранее настроены поддерживать и одобрять. Да и многоголосые многопартийные съезды состояли из людей, заведомо собравшихся подискутировать, почесать языки, но в конце концов прийти к приемлемым компромиссам.
Теперь же перед ним была толпа из тех самых «масс», которые воспринимались им сугубо абстрактно. Как сырье, рабочий материал. Песок и глина для фундаментов высших построений. Но толпа не была бессловесной глиной. Она была разъяренной, враждебной. Возмущенной страданиями своих родных, беззакониями и безобразиями властей, хаосом и развалом в своем городе и по стране. И вот перед толпой появляется один из тех, кто виновен во всех бедах! Маленький, щупленький, пархатенький, но напыщенный от сознания собственной значимости, от роли вершителя судеб, привыкший к почестям и безоговорочному послушанию. Гордый, самоуверенный…
И прорвало! Как электрический заряд в туче копится-копится, а потом вдруг возникает «пробой». Молния… В Свердлова полетел град камней, поленья, заготовленные для паровозов. Посыпались удары – кто куда попал. По туловищу, по лицу, по голове. Он упал, теряя сознание. А охрана… О, охрана из «инородцев» у него была отличная. Преданная, выдрессированная, как собаки. А что делает хорошая собака, когда нападают на хозяина? А?… Правильно, она кидается на обидчика. Точно так же поступила и охрана Свердлова. Мгновенно, не растерявшись и не раздумывая, бросилась на толпу. Бить, месить, разгонять, хватать злодеев.
Но и рабочие завелись, оказали жестокое сопротивление. Встретили теми же камнями и поленьями, вооружались колами, подручными железяками. Тех, кого схватили телохранители, товарищи кинулись отбивать. Закипела драка. Охрана залязгала затворами винтовок, пустила в ход револьверы. Загремели выстрелы. Рабочие не уступали, растекались, укрывались за чем попало по депо, и снова летели камни… А оглушенный председатель ВЦИК так и лежал на ледяной, промерзшей земле. Охрана дралась – а про него забыла…
А молоденькие девчонки-секретутки, оставшиеся в поезде, услышав шум, вой, вопли, пальбу, перепугались. Попрятались и позабивались кто куда внутри вагонов. Дрожали от страха, что пуля заденет или что ворвется сейчас толпа мятежников и растерзает их. Нет, толпа не ворвалась. Охрана свое дело знала. Несколько десятков бойцов против тысячи рабочих, но профессионалы одолевали, громили противников. Да вот только помочь Свердлову оказалось некому. И он оставался лежать на земле. Одна из выездных секретарш, П. С. Виноградская, через 53 года писала: «Мне кажется, что именно во время этой беседы (с рабочими) он простудился».
Нет, простудился он раньше, в Харькове. А во время «беседы» был избит и валялся, застуживая легкие… Ну а Новгородцева, придерживаясь той же версии о «беседе», грустно констатировала: «Это было последнее выступление Свердлова, последняя речь товарища Андрея». Хотя в самых последних словах своей книги не выдержала, проговорилась. Назвав мужа не умершим, а «павшим» в борьбе.
И потусторонний магический страж, дух туруханского пса, не спас. Шкура осталась в Москве, в кремлевской квартире. А смерть начала входить в организм далеко от квартиры, в Орле. Да и то сказать, какой потусторонний страж поможет, какая охрана, если Сам Господь решил, что чаша злодеяний этого человечка исполнилась? Кстати, если уж обратиться к милой Якову Михайловичу мистической символике, то орел в христианстве – символ Св. апостола евангелиста Иоанна Богослова. Того, кто предсказал приход и торжество антихриста. Но не только торжество, а и конечное поражение его.
Однако если коснуться и куда более древних, дохристианских верований, то орел там выступал символом сил Света. А не Тьмы. Мало того, он символизировал Добро торжествующее. Добро, побеждающее Зло. Мы с вами часто видим статуэтки и скульптуры орла, клюющего змею. На самом деле этот сюжет изображений дошел до нас из глубины тысячелетий, и тогда он имел вполне определенный смысл. Именно победы Добра над Злом.
Вот и получилось, что город Орел «клюнул» черного оккультиста и эмиссара сил зла. Так «клюнул», что лежал он на ветру и морозе, и утекал его «дух жив», всасываясь в холодную мартовскую землю. Охрана победила, взяла верх над рабочими. Неизвестно, сколько было убито и ранено. Большинство разбежалось. Кого-то схватили, принялись разбираться, куда девать арестованных. Опять же, после «победы» спохватились – железнодорожников разогнали, а как дальше ехать? Паровоз водой и топливом заправить, семафоры открыть, стрелки в нужное положение переставить? И только спустя довольно долгое время кто-то случайно наткнулся на валяющегося Свердлова. Тут-то опомнились, подхватили, захлопотали, в вагон понесли. Новая неразбериха началась – надо бы помощь оказать. А как? Какую помощь?
В Орле спецпоезд простоял долго. Пока с пострадавшим возились, пока рыскали по городу и ближайшим станциям, отыскивая железнодорожников для восстановления движения. Дальше двинулись уже без остановок, без встреч и совещаний с местными властями. Какие уж тут совещания? И в Москву председателя ВЦИК довезли 8 марта. Как вспоминала жена, на нем «лица не было». Естественно, не было. С синяками и ссадинами, перебинтованный.
Но Яков Михайлович все еще упорствовал, крепился. Надеялся перемочь. Отлежался немножко дома. А 9 марта поднялся. Появился на заседании Совнаркома (это зафиксировано, хотя, может быть, он пробыл там недолго). Провел заседание президиума ВЦИК (вот это вряд ли, скорее, просто продиктовал Аванесову какие-то решения). Созвал лиц, занимавшихся подготовкой съезда партии (это наверняка, это оставалось для него главным). А к вечеру ему стало совсем плохо, температура полезла под 40. На следующий день, через Ленина, прислали врачей. Лучших специалистов. Те провели консилиум. Предписали строгий постельный режим, лечение. Но в целом высказали благоприятные прогнозы. Ну что ж – простуда или грипп. Плюс побои. Организм-то молодой, крепкий. Отлежится, оклемается. Грипп косил людей голодающих, ослабленных, ютящихся в нетопленных домах. А при кремлевских удобствах, при совнаркомовском питании опасений, вроде, не возникало.
Однако лежание на мерзлой земле даром не прошло. Болезнь захватила легкие, началось воспаление. И Свердлову становилось все хуже. Собрались родственники – брат, сестры. Беспрестанно дежурил верный Аванесов. Из Нижнего вызвали отца. Шли навещать больного члены ЦК – Дзержинский, Троцкий, Загорский, Ярославский, Смидович, Петровский, Владимирский, Стасова, даже Сталин. Многие как раз на съезд прибывали. Узнавали новость – ну как тут не навестить… Не зашел к Якову Михайловичу только один человек. Ленин.
