Валерий Киселёв - Разведбат
— Пошли ко второму танку. Он стоял через полянку, почти целый. На броне лежал мёртвый контрактник, половину черепа ему ««духи» отстрелили. На другой стороне танка на земле лежал старлей, с перерезанным горлом. Механика-водителя не было. Через несколько дней мы узнали, что его утащили в горы, а потом обменяли, жив остался. Возле танка лежала большая куча «Ос» — одноразовых гранатомётов: «духи» расстреливали танк почти в упор, как в тире. Неподалеку, в канаве мы нашли двух мертвых «духов», рядом валялись их эмблемы, символика.
Капитан снял с танка пулемёт, забрали груз «двести», стали вытаскивать. И только начали уходить, как из-за сопки показалась большая группа боевиков. Поняли, что эти «духи» идут в Комсомольское. Они заметили нас, и давай орать «Аллах акбар!». БМП с нами не было, осталась сзади. Сразу же приняли бой. Огонь вели я и ещё один разведчик, остальные, в том числе трясущиеся от страха срочники, было их чуть больше взвода, несли убитых танкистов. А «духи» были всего метрах в 50. Смотрю, парень-контрактник побежал к этим двум убитым духам, лежавшим в канаве: — «Я их буду минировать!». Прикрыли его огнём. — «Давай отходи!» — кричу. Я оббежал подбитый танк, чтобы никто не остался из срочников, их как раз Бернацкий подгонял. Вышли на полянку, отходили мы последние, втроем, ещё наш медик подскочил, отстреливались мы на бегу. «Духи» стреляли по нам из леса, мы их почти не видели. Напряжение было страшное. А в этот момент раздался взрыв, потом другой — это «духи» подорвались на растяжках, которые тот контрактник поставил на трупах. Как мы все дружно закричали: «Йес!».
«Некоторые буквально рыдали…»— Наконец, догнали своих, срочники уже на броне сидят, трясутся от страха, некоторые ещё стреляют куда попало. Какое-то время ещё ждали офицера, командира этих срочников, он бегал вниз, какие-то документы забрать. Вышли на вторую поляну, огонь вокруг стал поменьше. Стал набивать патронами пустые магазины, хотя у меня магазинов заряженных ещё было много, и всем на броне сказал, чтоб заряжали боекомплект — мало ли чего ещё могло быть. Бежит командир этих срочников, оказалось — прапорщик, сказал нам, чтобы вывозили на броне отсюда его солдат. Вывезли всех без потерь к блокпосту, там сидела их ещё группа. Как они начали друг с другом обниматься, плакали, некоторые буквально рыдали. Командира взвода у них не было, погиб, и сержанты — такие же срочники.
Если бы мы тогда, у танка, когда из-за сопки показались «духи», растерялись и побежали, они бы нас в спину всех перебили, запросто могли всех уложить, прицельно. Мы всё-таки понимали, куда стрелять и как себя держать в бою, всё это приходит с опытом — умение видеть бой в целом, это срочники пуляют куда попало, хотя и молодцы. Потом от радиста узнали, он перехватил переговоры духов: завалили мы здесь их 5–7 человек.
«Извините, ребята, жизнь продолжается…»— Как нас ночью подняли по тревоге, так мы весь день и не ели ничего. Был у меня НЗ — банка тушёнки и банка каши, но отдал срочникам, кроме фляжки спирта, естественно. Пошёл узнать, где можно поесть. Стоит машина, открыл дверь водитель-срочник: «Есть что пожрать?», — спрашиваю. — «Нет ничего, даже сухарей». Оказалось, что старшина этой группы срочников бросил их ещё несколько дней назад. Говорю Бернацкому: «Надо что-то придумать, как поесть…». — «Да, да, надо решать…» Подошли опять к машине. В этой кампании нас четыре человека встретились в одной роте, воевали на первой, так судьба свёла. Сели у этой машины одним из четверых, с тезкой-десантником. Чувствую — рядом запах какой-то… Это был ящик с останками танкистов, — «Извините ребята, жизнь продолжается…» — и выпили с другом за их память.
Скоро от Бернацкого вводная: ехать за продуктами на ЦБУ. Поехали на двух БМП, по дороге встретили нашего капитана Гагарин. Приехали с ним на ЦБУ. Гагарин пошёл решать вопрос с продуктами, но так и не смогли договориться ни с кем, чтобы наши группы здесь хоть кто-то накормил. А столько войск было вокруг Комсомольского… Решили ехать в расположение батальона. Бернацкий остался на ЦБУ с группами. Поехали я, и Гагарин, на одной БМП. Приехали к себе в Урус-Мартан. Гагарин вызвал меня в свою палатку: «Быстренько собери пожрать и сигареты, и в машину. Дима, слушай меня внимательно — дал мне аккумуляторы, — я за сегодняшний день так устал, что голова пухнет. Делать мне там нечего, вот тебе позывные, скажи Бернацкому, чтобы связь держал со мной, я буду здесь». Собрали продовольствие, что нашли, и быстро рванули обратно, на ЦБУ, под Комсомольское. Забрали там Бернацкого и поехали на другую сторону села, где стояла наша группа…
…А там в этот день событий тоже было немало…
«Стреляют — куда попало…»Сергей Шанин:
— Когда наши группы разделили, моя оказалась на южной окраине Комсомольского. На ЦБУ какой-то генерал из штаба группировки поставил задачу и указал позиции: если попрут «духи» из села на юго-запад — не пускать. На этом направлении стояли наши менты, командовал ими какой-то генерал. И первая стычка у меня была с ним. Стояли его люди здесь несколько суток и не пропускали никого и никуда. И генерал давай орать, что туда нельзя. Я ему на «ты»: «Слушай, генерал, у меня задача и мне по… Я поеду здесь хоть через тебя». — «Ты кто?» — «Разведка!» — «А ты что сразу не сказал?» — «А вы что сразу не спросили?». — «Смотри, там духов навалом!».
Проехал на трех своих «коробках» через этих ментов, прошёл речку, обошёл её и выдвинулся на юго-запад Комсомольского, где работала группа Бернацкого. Встал и вижу картину: стоит танк, лежит пехота, меньше роты, человек от силы тридцать, лицом к селу, и стреляют с подножья горы. Стреляют — куда попало.
Зашёл в блиндаж, там маленький, чёрный, зашуганный майор и капитан. Представился, сказал, зачем я здесь. Они охренели, что о них кто-то вспомнил, да ещё и разведчиков прислали. Занял круговую оборону, чтобы обстреливать и село, и ущелье. На следующий день там появился полковник Тупик. Все распоряжения, который он давал, я, каюсь, выполнял с точностью до наоборот. Если бы я выполнил хоть одно его поручение, здесь бы не сидел…
Жрать было нечего, продукты ещё не привезли. К вечеру «духи» пошли из Комсомольского, через ущелье, по низу. Поджали их, они пошли по речке, тут мы их встретили плотным огнём. Считать их было некогда, но шло их очень много, за сотню точно. Наваляли их немало. Мои «коробочки» в этом не принимали участия — стояли в зеленке, нас прикрывали.
«Не стреляйте, свои!»Дмитрий Савельев:
— Приехали, я сказал Бернацкому, что Гагарин ему приказал здесь командовать. — «Всё тебе отдаёт, воюй!». Мы поехали к ребятам, в темноте, через северную окраину села. Обнялись, как будто сто лет, а не день не виделись, передали питание и сигареты — это в два часа ночи — и к своим. Возвращались по той же дороге, по окраине села, вижу — свечки горят в домах. А нас — всего трое на двух БМП. «Духи» или свои могли запросто завалить. Приехали на свой блокпост, в эти окопчики — заваленные мусором, грязные, загаженные канавки.
Началось шестое марта. Только поели на этом блокпосту, Гена Бернацкий нас позвал: «Выдвигаться туда, где мы были вчера, брать высоту». — «Гена, зачем? Мы там насветились, там наверняка ловушка!». — «Приказ, я ничего не могу поделать!». Якобы должна быть утром какая-то группа пехоты, и мы должны её там встретить. — «Гена, что там делать? Нам надо этих некормленых солдат спасать с блокпоста!». Бернацкий: «Ну что я сказал — надо, значит надо». Попёрлись на эту сопку. Я был дозорным. Когда накануне вытаскивали пехоту, мы чуть подальше забрались и заняли позицию. Нижняя группа шла частями, мы забрались повыше, чтобы их не уничтожили. Заняли сопочку. Я у пенька залёг. Всё это уже под утро, светало. Благо, что «духов» не встретили, ни мин, ни растяжек. Пацаны начали кимарить: не спали давно. Ребята мне дают условный сигнал: показывают — спускаются шесть духов. Прижался к пенькам, смотрю — спускаются трое. Сзади ещё трое, — они как на ладони. А моим пацанам плохо их было видно, кто-то из них дал первую очередь. У меня ещё «эфка» (граната Ф-1, — авт.) была готова, чека разжата. Дал знак пацанам, чтобы не стреляли. Поняли, что мы обнаружены. И дал очередь. Эти трое резко упали к пенькам, очередь над ними прошла. Никого не задел. Я навскидку ещё очередь, вижу — в одного попал. Мои тоже открыли огонь. Хотел уже гранату бросать. И вдруг крики умоляющие, на чистом русском: «Не стреляйте! Свои! Свои!» Прекратили огонь. Чеку у гранаты поправил. — «Свои, свои, разведчики!».
Это была какая-то группа наших разведчиков, от пехоты. Они сидели всю ночь над «духами», пускали ракеты, да туда ещё несколько залпов дали наши миномёты. Это у генералов на бумаге всё было хорошо…. Подошёл к ним Бернацкий, я встал, тоже подошёл.
Парнишка лежал тяжело раненый, но жив остался, помню, говорил он, что из Кронштадта. Парни эти рассказали, что наша же мина попала им в блиндаж, они спускали своих двоих «двухсотых», ещё мина — и ещё двоих наглухо, и раненые были. А они ракеты пускали, что свои… Я даже не извинился перед пацанами — ведь нам сказали, что наших там нет, и мы вышли оттуда последними. Вызвали им БМП, загрузили раненых и увезли в медбат. Сами здесь остались, до вечера. Ждали якобы пехоту, она не пришла, нам команда — вниз. Попали в нежные объятия наших пацанов. Обнимаемся, только вроде бы отдыхать, очухаться от всего, а я ещё не ел.
