Живой Журнал. Публикации 2017, январь-сентябрь. - Владимир Сергеевич Березин
Извините, если кого обидел.
05 января 2017
История про то, что два раза не вставать (2017-01-11)
А вот кому про обучение изящным искусствам, а конкретно — литературе?
(Ссылка, как всегда, в конце)
Там в текст не вошло несколько наблюдений.
В частности, есть такой тезис — всякому искусству необходимо учить, и, например, никого не удивляет наличие музыкальных школ, консерватории и прочих учебных заведений. А вот существование Литературного института и прочих литературных курсов вызывает ироническое удивление.
Если разобраться с причинами этого удивления, то можно многое понять о месте литературы в умах.
При этом наличие образовательного института вовсе не так очевидно (и надо подкинуть этот аргумент оппонентам) — например, мало кто рассчитывает на физкультурный институт в деле подготовки футболистов. И вовсе сложно представить себе двухнедельные курсы "Мы научим вас играть в футбол".
Вторая деталь. Есть важный элемент уплаты денег. Это некоторая ответственность — когда человек чему-то учится бесплатно, у него одним образом голова работает. А когда он вступает в товарно-денежные отношения, то он более осмысленен.
Есть такая точка зрения, что психоанализ не может быть бесплатным, потому что его платность (помимо прокорма самого психоаналитика), сама по себе несёт важную функцию. Он заставляет человека относиться серьёзно к этому времяпровождению. Платить за образование, это всё-таки ощущать некоторую ответственность (кроме, разумеется, какого-нибудь мажора, которому купили место в МГИМО). Человек, типа мог потратить деньги, но не потратил, а копил, может, даже кредит оформил, и пошёл учиться. Рублём вообще очень хорошо проверяются намерения.
Третья деталь касается примитивизма, как приёма. Бывает, что упрощение приёмов происходит после сложного пути, длительной эволюции художника, а бывает, что он природен. Можно мысленно перенестись в прошлое с некоторой возможностью преобразования мира и Пиросмани академическому рисунку и прочей классике. Но будет ли тогда грузинский художник сам собой, и, если уж говорить цинично, будет ли он интересен современной публике.
В современной литературе то и дело появляется какой-нибудь человек из глубинки, пишущий на непривычном языке и покоряет сердца критиков — вот оно, нутряное, кривоватое и занозистое. Можно гению пообломать крылья, научив его писать правильно, а можно и пресечь карьеру спекулянта, который торгует ходким товаром "настоящей природной жизнью, неошкуренной и непричёсанной".
Наконец, четвёртая деталь — есть известная флеймогонная тема о успехе учителя в преподаваемом предмете. Может ли спортивный тренер быть толстым, а врач — курящим.
Понятно, что интересен результат.
И логические построения теснятся и на стороне толстых тренеров и на стороне тренеров с олимпийскими медалями.
В исторической области мы можем привести массу примеров в парадигме "Знаменитый N. учил, у него были ученики, мы их не знаем", стало быть "N. - дрянной учитель". Много ли мы знаем учеников Леонардо? И проч., и проч.
Мне отвечают: "Если Леонардо преподавал, а его ученики ничего не достигли, значит Леонардо как преподаватель дурён, что не мешает ему быть гениальным художником".
Но это классическая аристотелева ошибка: а) Он действительно мог быть дрянным преподавателем, б) Институт преподавания был в те времена иным, нежели сейчас, в) ученики были глупы и немощны (такое бывает), г) То, чему он учил, не передаётся рациональным способом, д) Мы просто не знаем его учеников — всех их унесла чума.
http://rara-rara.ru/menu-texts/uchene_svet
Извините, если кого обидел.
11 января 2017
Год без электричества (День работника прокуратуры. 12 января) (2017-01-13)
Судья наклонился к бумагам, раздвинул их в руках веером, как карты.
Ожидание было вязким, болотистым, серым — Назонов почувствовал этот цвет и эту вязкость. Ужаса не было — он знал, что этим кончится, и главное, чтобы кончилось скорее.
Сейчас всё и кончится.
Прокурор встал и забормотал, перечисляя назоновские проступки перед Городом.
Назонов наблюдал за ртом прокурора, будто за самостоятельным существом, живущим без человека, чеширским способом шевелящимся в пространстве.
Дальше всё пошло быстро — неискренний стон казённого адвоката, Назонова даже не спросили ни о чём.
— Именем Города и во исполнение Закона об электричестве…
Пауза.
— Год без электричества…
Судья допустил в приговоре разговорную формулировку, но никто не обратил на это внимания.
Всё оказалось гораздо хуже, чем ожидал Назонов. Ему обещали два месяца максимум. А год — это хуже всего, это высшая мера.
Те, кто получал полгода, часто вешались. Особенно, если они получали срок осенью — полученные весной полгода можно было перетерпеть, прожить изгоем в углах и дырах огромного Третьего Рима, но зимой это было почти невозможно. Осужденного гнали вон сами горожане — оттого что всюду, где он ни появлялся, гасло электричество. Осуждённый не мог пользоваться общественным электричеством — ни бесплатным, ни купленным, ни транспортом, ни теплом, ни связью. И покинуть место жительства было тоже невозможно — страна разделена на зоны согласно тому же Закону в той его части, что говорила о регистрации энергопотребителей.
На следующий день после приговора осуждённый превращался в городскую крысу, только живучесть его была куда меньше. Крысы могли спрятаться от холода под землёй, в коллекторах и тоннелях, а человека гнали оттуда миллионы крохотных датчиков, его обкладывали, как глупого пушного зверя.
«С полуночи я практически перестану существовать, — подумал Назонов тоскливо, — отчего же меня сдали, отчего? Всем было заплачено, всё было оговорено…».
Адвокат пошёл мимо него, но вдруг остановился и развёл руками.
— Прости. На тебя повесили ещё и авторское право.
Авторское право — это было совсем плохо, лучше было зарезать ребёнка.
Лет тридцать назад человечество радовали и пугали микробиологическими интеллектуальными системами. Слово это с тех пор и осталось пустым и невнятным, с сотней толкований. Столько надежд и столько ресурсов было связано с ними, а вышло всё как всегда — точь-в-точь как любое открытие, их сперва использовали для порнографии, а потом для войны. Или сначала для войны, а потом для порнографии.
Назонов отвечал именно за порнографию, то есть не порнографию, конечно, а за увеличение полового члена. Умная виагра, биологические боты, работающие на молекулярном уровне, качающие кровь в пещеристые тела — они могли поднять нефритовый стержень даже у покойника. Легальная операция, правда, в десять раз дороже, а Назонов тут как тут, словно крыса, паразитирующая на неповоротливом Городском хозяйстве.
Но теперь оказалось, что машинный код маленьких насосов был защищён авторским правом. Обычно на это закрывали глаза, но
