Николай Лесков - Русское тайнобрачие
— Изволь, — говорит, — уважу, — и с этим позвонил, а мне добавляет: — Пойди там, за ширмой, посиди, покури, послушай, что выйдет. Я ни за что не ручаюсь.
— Да тебя, — говорю, — никто и не просит ручаться, только сделай свое начальническое дело добросовестно, — накричи.
Ну, он и действительно сделал все это очень хорошо: как тот вошел, он сразу его афрапировал. Все жестокие хитрости сентиментального обхождения откинув, прямо ему сочиненною мною докладною запискою мимо носа на землю швырнул.
— Знаете ли вы, — спрашивает, — какая женщина это пишет?
И чуть тот было только рот разинул, чтоб сказать: «знаю», — он как крикнет:
— Молчать! Почему вы на ней не женитесь?
Но прежде чем тот ответил, я ему через ширму, пальцами махнул, он — опять крикнул:
— Молчать! Я знать ничего не хочу! Слышите?
— Слу-слу-слу-ш-ш-шаю.
— Завтра мне чтобы брачное свидетельство было. Слышите?
— Слу-слу-слу-ш ш-шаю.
— Вон! и до тех пор на глаза мне не сметь показываться. Слышите?
— Слу-слу-слу-шаю.
— Деньги на свадьбу есть?
— Нет.
— Вспомоществование дам, а пока… Батюшка! — зовет меня, — пожалуйте сюда.
Я вышел.
— Извольте взять, — говорит, — этого соблазнителя: он девицу соблазнил и должен немедленно быть с нею обвенчан. Прошу вас исполнить это и завтра же прислать мне его брачное свидетельство.
— Слушаю-с, — отвечаю. — Извольте, молодой человек, идти и приготовьте разрешение начальства. Я за ним зайду.
Тот вышел, а генерал спрашивает меня:
— А что, каково я кричу?
Я его в обе щеки чмокнул и говорю:
— Умник! умник! но теперь доверши свою работу: сплавь их отсюда.
— Куда?
— Назначь его куда-нибудь в провинцию отдельную должность занимать.
— Это для чего?
— Да он там успокоится и с простыми людьми в разум придет.
И в этом успел. Так я их в один день развел, а на другой день обвенчал, с малым упущением по числу оглашений, и свидетельство выдал, а через неделю и на службу их выпроводил. Он с большим развитием ничего и понять не мог. Однако пробовал меня пугать.
— Вы отвечать, — говорит, — будете.
— Ну, это, мол, не твое дело: мне начальство приказало венчать, а я власти покорен.
Так он и сейчас настоящим образом всего не понимает, а живут, судьбою довольны и назад не просятся, — думают, небось, что они в самом деле законопреступно обвенчаны, да, чай, и акушерки боятся.
— А что же, акушерка не приходила?
— К кому?
— К вам.
— Как же, приходила. Я ее к певцу отправил.
— И после не видали?
— Нет, видел один раз у пристава на крестинах.
— Что же она: сердилась?
— Н-н-нет. Поискала вчерашнего дня и увидала, что она дура.
«Отличную, — говорит, — батюшка, ваши духовные со мною штуку сыграли».
«А что такое?»
«Да то, что я по их милости все равно как будто вместо кадрили вальс протанцевала».
«Ну, что делать, когда-нибудь утешитесь, вместо вальса кадриль протанцуете». На кого же ей сердиться?
— Просто невероятное!
— Вот то-то и есть. А поведите-ка все это через настоящие власти — какая бы кутерьма поднялась, а путного ничего бы не вышло: потому что закон и высокое начальство, стоя превыше людских слабостей, к глупости человеческой снисхождения не могут оказывать, а мы, малые люди, можем, да и должны. Дурачки, да наши.
Что ж их хитрецам в обиду давать? Надо их пожалеть. Поживут с наше — и они обумнеют, — тоже людей жалеть будут. Но довольно мне вам эти сказки сказывать. Я уж очень разболтался, пойду — посмотрю, что мне в мотье написали.
— Да, — говорю, — это и впрямь все отдает сказками.
— Сказки, сударь, и есть, сказки. Живи да посвистывай… «Патока с инбирем, ничего не разберем, а ты, дядя Еремей, как горазд, так разумей».
Собеседник мой подал мне руку, которую я придержал и спросил:
— Но неужто же у нас никто не может помочь вместо всей этой городьбы прямую улицу сделать?
— А об этом нам еще ничего не известно. Впрочем, никогда ни в чем не должно отчаиваться: одна набожная старушка в детстве меня так утешала: все, говорила, может поправиться, ибо «рече Господь: аще могу — помогу». Где она это вычитала, — я тоже не знаю, но только она до ста лет благополучно дожила с этим упованием, чего я и вам от души желаю.
Впервые опубликовано — газета «Новости», 1878.
Примечания
1
Содержать «чернило на руках» значит вести письменную часть, а марками называются жестянки, выдаваемые священниками исповедникам, с каковыми последние подходят к записчикам, вносящим имена в исповедные росписи. Марки эти, наподобие простонародных банных билетов, должны служить доказательствами, что исповедник действительно был у священника на духу и получил разрешение в своих согрешениях, а не записывается в книги без исповеди. Впрочем, эти марки или бляшки теперь уже почти повсеместно выводятся из употребления, как не достигающие цели. К упразднению марок, говорят, повела «подставка», то есть наемщество, к коему прибегали люди, не желающие исповедоваться, но обязанные к тому служебными или иными требованиями. (Прим. автора.)
2
Почести изменяют нравы (Лат.)