Газета День Литературы - Газета День Литературы # 58 (2001 7)
Выступающий от имени Эдуарда Лимонова его адвокат Сергей Беляк зачитал тюремное послание своего подзащитного:
"Друзья, коллеги. Жалею, что не могу… быть с вами в Санкт-Петербурге. Спасибо за книги, которые вы мне передали. Поздравляю авторов, они все достойны премии… Наступает прошлое, я пытаюсь его остановить, но остановить мы сможем лишь все вместе… Лефортовский изолятор. Камера 24". По сути, это был крик о помощи, обращенный к коллегам-писателям, деликатно выраженный несломленным прозаиком. Только услышат ли его пирующие во время чумы, жирненькие, откормленные соросами либеральные интеллигенты?
Уже без всякой деликатности, напрямую обращаются к асторийскому бомонду сами организаторы "Национального бестселлера".
Татьяна Набатникова: "Мировой опыт показывает, что писателя сажать за решетку нельзя. Арест Лимонова немного нарушает праздничность нашей церемонии".
Виктор Топоров: "Я скажу одну из непричесанных мыслей Станислава Ежи Леца: "Конечно, я могу прошибить лбом каменную стену, но что мне делать в соседней камере?" Эта универсальная максима применительно к сегодняшней ситуации имеет и вполне конкретное значение…"
Они очень понадеялись на иной, негрупповой, внепартийный, объединяющий и возвышающий характер задуманной ими премии, забыв о вполне групповом характере малого жюри. Как видно, им самим смелости не хватило, чтобы ввести в состав малого жюри хотя бы двоих представителей нелиберальной культурной или политической оппозиции.
В результате произошло то, что и должно было произойти. Чуда не вышло. Сенсации, которая была ожидаема всем обществом, не состоялось. Питерская поэтесса, ветеран андеграунда Елена Шварц без лишних слов сразу же дает свой балл Леониду Юзефовичу. Вскоре ему же второй победный балл дает восходящая звезда питерской прозы Павел Крусанов. Сергей Болмат и Владимир Сорокин оказываются вовсе вне зоны внимания. И вот последним выходит застарелый рокер Артем Троицкий, давно кончивший баламутить общество, за что и получил лакомую награду в свои руки — застарело-буржуазный журнал «Плейбой». Он еще мог изменить ситуацию, вспомнить свою бунтарскую молодость. Не пожелал. Сказал две циничнейшие фразы. По поводу Эдуарда Лимонова: "У каждого свой выбор: кто-то хочет сидеть в джакузи, кто-то в тюрьме". Лично для себя Троицкий давно, может, еще в советские времена, выбрал джакузи и проповедует в "Московском комсомольце" нестрашный, развлекательный "джакузный рок", отметая напрочь и своего однофамильца Сергея Троицкого — Паука из "Коррозии металла", и лидера русского рока Егора Летова из "Гражданской обороны", и иных несломленных молодых бунтарей. Троицкий попробовал сразу же оправдаться: "Действительно был соблазн исходя из чувства творческой солидарности поставить Лимонову галочку. С другой стороны, это было бы свинством по отношению к остальным писателям, тоже на галочки рассчитывающим. К тому же Ирина Хакамада уже немного сказала. В принципе посадка Лимонова — абсолютно закономерное и предсказуемое явление, итог его человеческой и литературной деятельности…" И по поводу выбранного им самим претендента на премию Дмитрия Быкова: "По-настоящему ничего мне не понравилось… Повествование Быкова о сталинских лагерях действительно не выдерживает никакой критики… Я читал и думал: что за бред такой… Его публицистика мне тоже не нравится. Представляет его буржуазное издательство «Вагриус»… И когда я увидел, что все против Быкова, понял, кому ставить галочку…"
В результате такого осознанного цинизма Троицкого и выбора самого спокойного добротного исторического детектива двумя питерцами первым лауреатом стал Леонид Юзефович. Мне показалось, что сам писатель к такому решению был не готов. Может быть, он даже чувствовал, что это не его премия, но отказаться от выбора жюри не посмел. Позже в Интернете Вячеслав Курицын запустил версию, как он, якобы напоив накануне вечером Павла Крусанова, заставил того изменить свое решение и вместо избранного Дмитрия Быкова поставить Юзефовича. "Любителям теорий заговоров, уверенным, что во всех премиях "все куплено", будет занятно узнать, как на самом деле делается история… Очень просто. Покупается большая бутылка водки… Подпаивается… Крусанов… В результате у Юзефовича оказывается два голоса, а у Быкова один. Без Пашиной рокировки было бы все ровно наоборот. Смею вам уверить, что решения по РАО «ЕЭС» принимаются примерно так же…" Даже если все так и было, в чем можно и сомневаться, никак не колеблет эта пьянка теорию заговоров. Не вижу большой разницы: Юзефовичу или Быкову дали бы премию. Результат и для реноме премии, и для всего общества был бы один. А вот в то, что Курицын с бутылкой водки мог бы переломить саму либеральную ситуацию, очень сомнительно. И Павел Крусанов при всем своем латентном империализме вряд ли решился бы ослушаться мнения буржуазно-издательской среды и переписать свой голос в пользу Проханова или даже Лимонова. Пойти против всех своих — кишка тонка. Даже обидно, ведь его "Укус ангела" абсолютно противоположен прозе Юзефовича и по стилистике, и по заложенным в романе идеям.
Уже в конце церемониала я спросил Ирину Хакамаду, довольна ли она итогами первой премии. "Я очень довольна, потому что на самом деле по жанру, по интриге роман Юзефовича наиболее отвечает требованиям бестселлера. Мне кажется, церемония удалась". Иного ответа от председателя жюри, наверное, и нельзя было ожидать, но неужели такая спокойно-буржуазная судьба ждет и саму премию в дальнейшем? Разве об этом мечтал ее идеолог Виктор Топоров?
Море волнуется — раз, море волнуется — два, а на счете три замерло, и не добежало до Невы державное течение нашей литературы. И сам лауреат, бывший пермский, а ныне московский автор исторических детективов, тут ни при чем. Был бы на его месте Акунин или была бы Толстая — избрали бы их. На самом деле талантливо, изобретательно, а то, что мимо жизни, мимо живого человека, где-то на обочине русских традиций, так это для буржуазного общества неважно. Главное, чтобы державное море не разволновалось…
И все равно радостно, оттого что реальная битва началась: за державу, за русские традиции, за живого человека с его обнажающей и временами страшной правдой. И мне нравятся прорывы русских писателей то в Солженицынскую премию, то в шорт-лист "Национального бестселлера"; это не коллаборационизм, это давно ожидаемый выход из резервации, куда нас так старательно загоняли все десять лет и где многим нашим литературным властителям уже уютно и спокойно. Сон патриотов очень уж удобен власть имущим. За уход в резервацию даже приплачивают, обеспечивая спокойную старость, добровольный уход в никуда. Но кто еще молод душой, в ком клокочет талант, будь то Личутин, Юрий Кузнецов, Александр Проханов или их более молодые коллеги, те будут и дальше идти на прорыв. Русский прорыв…
Илья Кириллов ХЛЕБ И ЗРЕЛИЩА
Еще вчера можно было говорить о литературе как о предмете, который в соответствии с законами рынка превращается в недорогую разновидность шоу, доступную всем и каждому и в материальном, и в ином смысле: детективы А.Марининой, мыльные оперы Акунина и Обедоносцева, Солженицынская премия, «загадочные» бестселлеры В.Пелевина, премия "Национальный бестселлер" и т. д.
Сегодня, совершенно очевидно, возни
кла другая опасность — стремление ангажировать литературу в более явном, так сказать, классическом смысле. Литература независимая, литература неприкаянная… просто жаль, что такая красота (а красота это еще и, как известно, страшная сила) пропадает без пользы для кого бы то ни было, в том числе для себя самой. Между тем у нее могло бы сложиться взаимовыгодное сотрудничество, и не с кем-нибудь, а с властью, жизнь и судьба.
Несколько раньше, с другим президентом, это желание пытались реализовать представители «либеральных» кругов в литературе. Теперь, когда идеологические векторы в некоторой степени изменились, оно возникло в среде «патриотической» литературы какое-то время, видимо, оформлялось, звучало в кулуарах, и вот, наконец, нашло свое выражение в статье Владимира Личутина "Писатель и власть". И название, и все формулировки внутри статьи, простые, искренние — редкая возможность для полемических издевательств.
Но я избегу их. Во-первых, если и хочется издеваться, то над изолгавшимися писателями, не таков В.Личутин. Во-вторых, я пишу не ради идеологических целей, для достижения которых действительно все средства хороши, но уязвленный стремлением низвести литературу до утилитарной функции.
Здесь требуется пауза, дополнительные оговорки.
"Хлеб и зрелища"… Знаменитую фразу Ювенала мне всегда хочется изменить. Если в авторском варианте она выражает важнейшие инстинкты человеческой природы, то измененный вариант исключительно точно формулирует двоякую сущность литературы.
