Газета Завтра - Газета Завтра 751
Это президент? Увы, сменяемый глава власти не может быть субъектом стратегии. Он сменяемый… Персонифицированным субъектом стратегии в какой-то степени может быть национальный диктатор или абсолютный монарх. Но именно в какой-то степени! Потому что подлинный субъект стратегии, представляющий власть во всей её полноте, находится по ту сторону персонификации.
Такой субъект и такая власть (концептуальная, стратегическая, доктринальная — то есть высшая) — это не человек, а КЛУБ.
Но те, кто воскликнет: "Ах, мировое правительство, Бильдербергский клуб!" — должны сразу принять от меня извинения. Я о другом. Бильдербергский клуб — это почтенная элитная организация с бюджетом в несколько миллионов долларов. А даже если сот миллионов — и что? Помните истерику по поводу облачения Ельцина в мальтийскую мантию? Ну, помогли Б.Н. со здоровьем, а он в ответ принял сомнительный подарок. Он-то принял, а завопили-то не только недруги, но и разочарованные конкуренты: "Да это же не тот орден! Что он надел! Мы — настоящие! Да мы бы с радостью! Зачем ему суррогат?"
Короче, клуб-то клуб, но другой. И легче всего объяснить, какой именно, — на советском примере.
СТРАТЕГИЧЕСКИМ КЛУБОМ для Советской России и СССР была ВКП(б) эпохи стратегических дискуссий. ВКП(б) была субъектом стратегической (а значит, полной и целостной) власти только в эпоху таких дискуссий: о мировом коммунизме, о построении социализма в отдельно взятой стране, о типе индустриализации и так далее. А потом субъектом стратегии стал не Клуб, а национальный диктатор — Сталин. Но он мог им стать только по двум причинам.
Прежде всего, в силу свойств личности. Сталин был отдан делу целиком. И он был человеком незаурядным и в интеллектуальном, и в волевом смысле. Но и это не превратило бы Сталина в субъект стратегии, если бы не специфичность той исторической ситуации. Специфичность состояла в том, что стратегия могла быть и линейной, и эффективной. Слишком уж ясны были приоритеты (даже помимо того, что их уже "размял" Клуб), и в ранней индустриальной системе было обозримое количество элементов. Да, Сталин лично расписывал посменную работу особо уникальных станков. Но станков было немного. Было бы их побольше — никакая чудовищная работоспособность Сталина не помогла бы.
К концу 40-х стало ясно, что линейный персонифицированный стратегический субъект уже не может отвечать на вызовы времени. Что нужно возвращаться к нелинейному стратегическому субъекту — Клубу. Но Клуб уже был вырван с корнем, вместе с грибницей. Так родилась кукуруза вместо стратегии. На первых порах — вместе с великими космическими свершениями. Но это происходило во многом по инерции. Никакие — самые фантастические, самые величественные, — собственно технические свершения не могут подменить отсутствие (или истощенность) высшего целевого комплекса, состоящего из метафизики, концепции, доктрины… и — стратегии как их воплощения.
Я говорил о трагедии хранителей знания, способного поддерживать и развивать этот самый высший целевой комплекс. Но корни этой трагедии — в катастрофе Клуба. Да и формата власти…
Хрущев еще пытался быть национальным диктатором (как это кому-то ни покажется странным). А Брежнев уже был типичным консенсусным политиком. Тут-то всё и "навернулось"… По сути — тут. По факту — немного позже.
Однако дело не в политических перипетиях советского периода, а в некоторых системных уроках. Касающихся, прежде всего, этого самого знания.
Как и любое целое, оно состоит из элементов (понятий, стратегем и т.д.).
В нём есть подлинные элементы своего собственного неафишируемого знания.
Есть столь же подлинные элементы стратегического знания, используемого твоим врагом (противником, конкурентом).
Есть фигуры прикрытия, которые твой враг использует для репрезентации элементов своего знания (а не репрезентировать их он не может).
Есть элементы-вирусы, которые враг хочет внедрить в твое знание.
"И дай мне разум, дабы отличить одно от другого", — молился герой Курта Воннегута. Разум…
С начала перестройки всё, что касается стратегического знания, вообще отторгалось. Истеблишмент стремительно опрощался, освобождался от стратегической миссии, исторической инициативы… Переходил на язык прагматики, общемировых "рыночных панацей".
К 2005 году это безумие, запущенное в 1987 году, как-то "сдулось". Не до конца, конечно, и ни о какой необратимости такого "сдутия" говорить не приходится. Пара-тройка политических пассов — и всё это опять "надуется". Да ещё как! Но почему же все-таки сдулось?
Потому что "московский райком" почувствовал, что "вашингтонский обком" замыслил недоброе. В том числе, и в отношении "райкомовской" элиты. Вроде ты и свой в доску, и по-английски бойко говоришь, и всё прочее при тебе — а ты для них всё равно "русская нелюдь". Курьёзы наподобие того, который случился с Прохоровым в Куршевеле, — это частности. А почуяли освобождённые от стратегии элитарии нечто более общее и недоброе.
И закрутилась вихрем новая мода. Вместо огульного отрицания всего, что пахнет стратегией, началось огульное же заглатывание всего подряд. В основном — этих самых вирусов и прикрытий. А также вообще словечек. Возник специфический спрос на специфические словечки — главное, чтобы покруче и помоднее.
Где спрос, там и предложение. Портные из андерсеновского "Голого короля" отдыхают. В страну с презрительными, скучающими и одновременно ждущими лицами один за другим въезжают иноземные корифеи прошлого. Корифеи ждут гонораров (мол, говорят, что эта жуткая Россия — новый Клондайк), но и презирают дающих.
Презирают за всё. За то, что эти дающие почему-то всё ещё считают их корифеями. За то, что эти дающие — "ни уха, ни рыла" в том, что им говорят, и говорить можно что угодно. А можно, например, и не говорить, а петь. Что и сделал один из таких корифеев, выступая перед высоким политическим собранием и сказав, что ему проще спеть песню, чем объяснить, что такое демократия (интересно, ему бы могло прийти такое в голову в Оксфорде?).
Невроз имен соединяется с неврозом подходов. Напоминает пока еще даже не чуму, а грипп. То есть быструю и бесследно уходящую эпидемию.
Вдруг заговорили о будущем. Что говорить о будущем? Да всё, что угодно! Это еще одно свойство подобных дискуссий. В плохой актерской массовке, когда ей надо изобразить шум толпы, каждый член массовки говорит очень быстро и не в такт с другими: "Что говорить, когда нечего говорить? Что говорить, когда нечего говорить?" Примерно так же заговорили о будущем. За этим массовочным неврозом маячит одно — невротики не справились с прошлым и теперь хотят говорить о будущем.
Но если нет прошлого — нет будущего. И это все понимают. Чем больше понимают, тем более невнятно говорят о будущем. Но ведь говорят! Бессмертный Шаляпин высказался по сходному в чем-то поводу: "Бесплатно только птички поют"… "Птички" чувствуют, что истеблишмент беспокоится, — и поют. Надо — о будущем, надо — о чем-то еще.
Например, можно и о развитии. Надо — так даже и с философской подоплекой. Можно Тоффлера привезти. Тот давно уже надоел и западной публике, и самому себе. Но если привезти, то он зевнёт и что-то расскажет. А "пипл" — "схавает"…
"Информационное общество, постиндустриальное общество, технотронное общество…" Мало? Пожалуйста — "нетократия". Мало? Можно и другие слова использовать. "Что говорить, когда нечего говорить?"
Я не хочу сказать, что нет постиндустриальных проблем или информационных вызовов. Всё это есть. Но есть и другое. Эти самые вирусы и "фигуры прикрытия". А вот чего нет, так это возможности, о которой молил герой Воннегута. Возможности различать.
Года за полтора до атак на башни ВТЦ ко мне приехал высокий американский чин. И стал звать в Спасо-хаус послушать Хантингтона. Чин явно выполнял задание: пусть русские слушают Хантингтона.
Хантингтон был уныл, изумлен и испуган. Испуган он был тем, что вдруг оказался нужен. И даже понимал, что это не к добру. Про себя он точно знал, что он компилятор. То есть классический академический профессор, который как-то и зачем-то препарировал идеи Тойнби. Он-то их просто взял и препарировал. У него профессия такая. А кто-то сказал: "О! Это-то нам и нужно!" Появился "конфликт цивилизаций".
Его разминали, разминали, разминали… Бац — "найн-элевн"! Горит ВТЦ, и все начинают кричать о "конфликте цивилизаций" и о величии "угадавшего Хантингтона".
Семя упало на хорошо подготовленную почву. Даже Фукуяма (предыдущая "залепуха" с "концом истории") стал фактически каяться и говорить, что конца истории нет, а есть конфликт цивилизаций. На всех конгрессах по контртерроризму людей начали делить на своих и чужих по тому, поддерживают они концепцию "конфликта цивилизаций" или нет. Что сильно напоминало психбольницу.
Ирак — конфликт цивилизаций… Афганистан — конфликт цивилизаций… Всё — конфликт цивилизаций… Ах, нет, забыл, не всё. Босния с Сербией — это не конфликт цивилизаций. Это борьба боснийского (забываем, что мусульманского) "добра" с сербским (забываем, что христианским) "злом".
