Журнал Русская жизнь - Земство (апрель 2008)
Однажды, например, сестра писателя Мария Павловна дала какому-то страдальцу камфорного масла - перепутала с касторовым. Потом перепугалась, разумеется, но обошлось. На следующий день крестьянин вновь пришел и стал благодарить добрую барыню:
- Ох, голубушка, спасибо тебе! Как же хорошо ты мне вчера помогла. Вот еще пришел к тебе…
А Мария Павловна слушала эту речь и думала: «А что же в таком случае ему сегодня дать?»
Семья Чехова была интеллигентная и образованная, совсем уж навредить больному не могла.
***
Большая часть крестьян, однако, относилась к земским эскулапам с настороженностью. Они больше верили священникам, гадалкам, всевозможным бабкам-ворожеям и иным специалистам того же рода. В 1860-е в городе Богородске (нынешний Ногинск Московской области) на полном серьезе обсуждалось - а не упразднить ли вообще весь этот институт земской медицинской помощи? Особенно это касалось фельдшеров - медработников без высшего образования.
Гласный земского уездного собрания Виктор Григорьевич Высотский утверждал: «Фельдшера эти, оставленные без докторского надзора, скорее приносят вред, чем пользу, потому что фельдшер в видах своих собственных интересов принимается лечить больного, стараясь его отвлечь от совета с доктором, и, разумеется, не имея точных сведений в медицине, приносит больному больше вреда, чем пользы… Не надо навязывать крестьянам докторов и фельдшеров, к которым русский крестьянин относится с крайним недоверием… Крестьяне обращаются всегда за советом или к местному священнику, или к живущему близ них помещику, или, наконец, к таким лицам, которые из благотворительных целей исключительно занимаются оказыванием медицинского пособия приходящим к ним лицам».
Высотский утверждал, что «таких лиц можно найти в разных пунктах уезда много», и предлагал именно в их распоряжение выделять медикаменты.
Страсти разыгрывались на сей счет нешуточные, но до крайностей, однако же, не доходило - бабкам-шептухам не выписывали государственных лицензий.
***
Раз на раз, что называется, не приходилось. Где-то земские врачи работали без продыху - принимали роды, ставили пиявки, удаляли зубы, промывали чирьи, починяли вывихи, и прочая, прочая. А где-то маялись, напротив, от безделья, предавались пьянству или философствованиям. Наблюдали жизнь. Делали выводы.
Череповецкий земский врач А. И. Грязнов, к примеру, написал целую диссертацию под названием «Опыт сравнительного изучения гигиенических условий крестьянского быта и медико-топография Череповецкого уезда». Результаты «Опыта» были безрадостны: «Из нашего исследования очевидно, как плохи жизненные условия населения, как ничтожна производительность его труда, и как малы средства его в борьбе против неблагоприятных жизненных условий».
А земский врач в захолустной Удмуртии Михаил Бух сообщал: «Вотяки от самой природы флегматичны. Когда заговариваешь с вотяками, они отвечают медленно, но вдумчиво. На базаре часто на вопрос, сколько стоит их товар, они, почесывая голову, отвечают угрюмо: «Не знаю». Только на вторичный вопрос уже сообщают цену, но обыкновенно ни на грош не сбавляют…
Обычно это приписывают их глуповатости. Русский крестьянин на вопрос отвечает быстро и определенно: за свой товар он назначает двойную цену и своей бойкостью производит впечатление толкового малого… При близком знакомстве с вотяками убеждаешься, что они смышлены и достаточно развиты. В поведении вотяка, сколько я наблюдал, чувствуется независимость, он не обнаруживает того раболепства, какое можно наблюдать среди русских крестьян западных губерний России».
Весьма характерные рассуждения земского деятеля - интеллигентного, наблюдательного, заботливого, погруженного в тему - но все равно отстраненного.
А где-то активисты земской медицины, напротив, проявляли невиданный энтузиазм. В частности, в земской больнице города Тамбова врач и вовсе экспериментировал над своими пациентами. Ординатор Ф. Сперанский сетовал: «Мы назначали „прославленный“ в истекшем году бородавочник (чистотел) по чайной ложке через час. Ожидаемых благоприятных результатов не получено, несмотря на продолжительное употребление его больными. Наблюдали случаи отравления, выразившиеся общей слабостью, упадком деятельности сердца и общим тоскливым настроением. Оставление приема средства быстро восстанавливало прежнее самочувствие. Доктором Олениным чистотел применялся при резке матки. Результат был также отрицательным, не только в смысле излечения, но даже и улучшения болезненного процесса».
Больные, разумеется, безропотно сносили все эти проявления докторского рвения. Более того, тамбовская больница пользовалась славой одной из лучших в русском земстве. А уж оборудование там использовалось вообще на зависть жителям столиц. Главврач этой лечебницы П. Баратынский не без гордости отчитывался: «Настоящий рентгеновский аппарат, уже третий в больнице, поставлен фирмой Saints в начале 1913 г. и обошелся в 2 900 рублей, бывший на его месте аппарат Всеобщей компании электричества как негодный снят. Настоящий аппарат, по согласному мнению работающих врачей, удовлетворяет современным научным требованиям».
Ради таких чудес прогресса можно было и поганый бородавочник стерпеть. Тем более в других земских больницах дело обстояло более чем скверно. В частности, в докладе земскому собранию города Тулы сообщалось без обиняков: «Все больничные здания до последней мелочи требуют перестройки, невозможно оставлять в них больных, так как их жизни грозит опасность от ожидаемого падения потолка и разрушения стен».
Какой уж тут рентген!
***
По мере сил земские деятели занимались профилактикой заболеваний. Ратовали о водопроводе, проводили санитарные проверки мясных лавок, инспектировали постоялые дворы. В городе Муроме земство содержало тюрьму - и самое себя критиковало: «Помещение совершенно не соответствует цели: на концах коридора помещены отхожие места - запах несется по коридорам и проникает в камеры, которые полны им, несмотря на открытые окна. Кухни совсем нет, вместо нее устроена в коридоре, недалеко от входа русская печь - в смысле экономии место это удобно, но способствует распространению дурного запаха и растаскиванию грязи».
Правда, по ходу дела, отмечало положительные сдвиги: «Арестованные были на прогулке чисто одеты, несмотря на праздничный день все трезвые. Вообще порядок, насколько он зависит от смотрителя, вполне удовлетворительный».
Правда, арестанты в таких тюрьмах были не особенно опасные, какие-то даже курьезные. Газеты города Владимира, к примеру, сообщали о таких преступниках: «Решения Городского Судьи 2-го участка города Владимира по полицейским протоколам…
Суздальская мещанка Марья Иванова Мешкова привлекалась к ответственности по 102 ст. Уст. о наказ. за то, что, очищая помойную яму, выливала нечистоты в сад, за что и приговорена к штрафу в 5 рублей с заменою, при несостоятельности, арестом в земском помещении на 2 дня«.
Или: «Суздальская мещанка Татьяна Петровна Доброхотова привлекалась к ответственности по 38 и 42 ст. о наказ. за нарушение тишины и спокойствия в пьяном виде близ казенной винной лавки № 5 и за оскорбление на словах городового Исаченко, за что и приговорена к аресту при земском помещении на 4 суток».
Душ невинных эти тати не губили.
***
Кстати, и знаменитая московская лечебница, известная под именем Канатчиковой дачи, возникла вследствие земской активности. Писатель Телешов рассказывал, что как-то раз на заседании земского губернского собрания московский городской голова Николай Алексеев неожиданно сказал:
- Если бы вы взглянули на этих страдальцев, лишенных ума, из которых многие сидят на цепях в ожидании нашей помощи, вы не стали бы рассуждать о каких-то проектируемых переписях, а прямо приступили бы к делу. Для этого нужно немедленно найти помещение и сегодня же его отопить, завтра наполнить койками, а послезавтра - больными… У вас нет коек? Я дам вам на время городские койки. У вас нет белья? Я дам вам запасное городское белье. Я сделаю все, чтобы приют открылся не далее как через десять дней.
- В десять дней ничего нельзя сделать, - возразили ему. - Наше постановление войдет в силу только через восемь дней.
- Оно войдет в силу завтра, - отрезал Алексеев. - Я ручаюсь, что постановление наше будет представлено сегодня же, сейчас же к утверждению, и завтра все будет готово.
Действительно лечебница была открыта всего-навсего за полторы недели или же Телешов преувеличивал - не важно. Если преувеличивал, то не существенно, а история Канатчиковой дачи и без Телешова изобилует легендами.
Захар Прилепин
