Литературная Газета - Литературная Газета 6557 ( № 25-26 2016)
В качестве приложения к письмам публикуются три эссе Аксёнова, в частности «Матушка-Русь и игривые сыночки» (помещено в первом номере русского «Плейбоя»), разбирать которые просто неловко...
Но это потом, а пока – публикации в престижных журналах что ни год. И постановки пьес. И фильмы. И книги…
Но уж совсем «опальным» прозаик становится после участия в альманахе «Метрополь», провоцируя свистополяску вокруг скандального сборника. Да, авторов «Метрополя» прорабатывали и ругали. Но о тогдашнем всплеске популярности можно было только мечтать!
Безусловно, фанаты Аксёнова не согласятся с моими доводами и найдут в изданном томе массу интересного и важного. Это их право. А наше дело – сказать правду. А она состоит в том, что борцам против системы не хватало чести и совести: они сосали грудь и тут же кусали её. Потом отползали в безопасное место и обиженно сопели там, как злое дитя.
И вот теперь встаёт отнюдь не праздный вопрос: отдавал ли себе отчёт составитель Виктор Есипов, какой именно имидж Василия Аксёнова и его окружения предстаёт из сборника писем? Не рискну предположить, что на этот шаг он пошёл вполне сознательно, хотя и краткие предисловия к разделам, комментарии, на словах положительные, а по тону ироничные, и даже названия разделов: «Анфан терибль и его родители», «Что делать, если зараза въелась крепко…», «Развели по двум разным концам земли…» – наводят на размышления. В любом случае, тем самым он забил очередной гвоздь в крышку гроба такой либеральной мифологемы, как «шестидесятничество». Непрофессионализм составителя в данном случае очевиден.
Сергей ШАТУРИН
Собиратель голосов
Собиратель голосов
Книжный ряд / Библиосфера / Книжный ряд
Казначеев Сергей
Теги: Александр Малиновский , Голоса на обочине
Александр Малиновский. Голоса на обочине: Повести. – Самара: Русское эхо, 2016. – 448 c. – 500 экз.
В предисловии к прозаическому сборнику самарского писателя сказано: «Давно не испытываемое чувство боязни, что чтение скоро закончится, а я ещё не вполне насытился им, посетило меня при чтении новых трудов Александра Малиновского» . Нет сомнений, что Владимир Крупин не преувеличивает и не кривит душой: проза, представленная здесь, и в самом деле приманчивая, вкусная, пронзительная, ёмкая. Можно было бы сказать – читабельная, да не вяжется этот новомодный термин с традициями корневой русской литературы.
Автор вступительной статьи далее перечисляет важные материи, которых в своей книге касается А. Малиновский: Родина, Отечество, Русская Держава… И это всё справедливо. Но меня в творческой манере самарца поражает другое: авторитетный учёный, влиятельный руководитель, под началом которого трудились тысячи человек, обладает удивительным даром находить общий язык с самыми простыми людьми, внимательно выслушивать их рассказы и точно воспроизводить их речь.
В своё время Бахтин подметил диалогизм романов Достоевского; здесь тоже полифония, но другого рода: проза Малиновского струится, сочится голосами десятков, нет, сотен людей, уроженцев его родной жигулёвской деревни Утёвка, попутчиков, встреченных во время многих поездок по стране, случайных собеседников. И всегда писатель умеет верно схватить и метко передать разговорные особенности соотечественников.
Истории, вошедшие в книгу, внешне простые и бесхитростные, оказываются точным слепком с лица нашей жизни, а в самых сильных моментах восходят к жанру притчи. Одна из собеседниц автора вспоминает, как их, школьников, послали на уборку арбузов. Перед отъездом ушлые ребятишки стали подворывать и припрятывать их, чтобы забрать домой, а она, честная девочка, обратилась к бригадирше:
– Тёть Паш, можно взять маленький арбузик для мамы? Она хворает сильно.
Спросила и получила своё:
– Чего ещё? Много вас таких! Арбузик ей! Придумала!..
Что ж, бывают и в колхозах такие бессердечные тётки. А на обратной дороге она так разогнала лошадь, что телега перевернулась и из-под сена выкатились украденные ею арбузы… А сама она переломала ноги и вскоре умерла. Какая уж тут мораль, какие комментарии!
В повесть «Свирель запела на мосту», написанную также по рассказам очевидцев, вошло немало тяжёлых и страшных страниц блокадной истории Ленинграда, эвакуации в тыл, трудного быта на новом месте. Непросто читать о бомбёжках, жуткой голодухе, смертях, горящих Бадаевских складах, когда по улицам текли «ручьи мутной патоки – смеси сахара, сгоревшей муки и грязи» . Об этих трагических событиях писали не раз. Но как удержаться от слёз, когда Аркадий Сергеевич, в начале войны показывавший учёного кота Савелия, который с малиновой бабочкой на шее ходил на задних лапах, в голодные дни угощает соседскую девочку куском варёной курицы… «Потом я узнала, что это была не курица. На самом деле это был кот Савелий» . Что тут добавить…
Впрочем, в книге «Голоса на обочине» немало светлого, доброго, жизнеутверждающего. Того самого начала, которое составляет сердцевину нашего народа, так знакомого и дорогого самарскому собирателю голосов, историй и судеб Александру Малиновскому.
Литературный дериватив
Литературный дериватив
Книжный ряд / Библиосфера / Субъектив
Баранов Юрий
Теги: Сергей Кузнецов , Калейдоскоп: расходные материалы
Сергей Кузнецов. Калейдоскоп: расходные материалы: Роман. – М.: АСТ. Редакция Елены Шубиной, 2016. – 864 с. – 3000 экз.
«Он показал мне сундук и сказал, что такие вот сундуки придут на смену книгам. Сундук был заполнен страничками из записной книжки, обрывками, отрывками, обрезками… Он сказал: «Не то сейчас время, чтобы создавать законченные вещи. Сейчас время фрагментов, осколков» . Так говорит один из персонажей «романа», за которым явно стоит сам автор. Потому что никакой это, собственно, не роман, а именно набор отрывков, каких-то фрагментов. Действие перескакивает из одной эпохи в другую (охватывая время с 1885 по 2013 год), из страны в страну, мелькают персонажи – англичане, американцы, русские, немцы, французы, африканские негры, китайцы, – но связного рассказа, «одной захватывающей истории» , как обещалось в издательской аннотации, не получилось. Не получилось и цельной картины «расширенного ХХ века» , как обещал автор на обложке.
Конечно, у каждого человека может быть своё представление о ходе истории и значении исторических дат, но даты, которыми Сергей Кузнецов сопровождает название каждой главы своей книги, поначалу вызывают недоумение. Почему, скажем, глава 15 носит название «1942. Последний год» ? Вы думаете, там хотя бы упоминается Сталинград или (учитывая антисоветский настрой автора «романа») Эль-Аламейн? Да ничего подобного. В главе повествуется в основном о предвоенных похождениях группы богемных молодых людей в Париже. Или глава 9.1: «1931 год. Шанхайский тропик» . Действие происходит в Шанхае, много говорится о тамошних кабаках, борделях, проститутках, но нет ни слова о том, что в том году Япония вторглась в Китай, оккупировав его самую промышленно развитую провинцию – Маньчжурию, граничащую с Советским Союзом....
Естественно, меня больше всего интересовала трактовка Кузнецовым событий в России. С первых же страниц стало ясно, что к нашей стране он относится крайне неприязненно, если не сказать резче. Начиная с того, что, как он пишет, дворяне не научили своих мужиков говорить по-французски и русские не стали европейцами. Ну и множество разнородных, но однонаправленных деталей: советские воины ужас что творили в побеждённой Германии, СССР грабил послевоенную Польшу, героя чёрт дёрнул учиться в МГУ – единственном в мире университете, который охраняется полицией, небо в Ленинграде «серое, как жизнь советской женщины» , по всем майданным рецептам автор «Калейдоскопа» равняет коммунизм и нацизм… Право слово, неинтересно продолжать – столь много негатива выливает писатель на наши головы. Впрочем, к нам он имеет всё меньше и меньше отношения – уже несколько лет как перебрался с семьёй во Францию и делами в основном занимается закордонными (Кузнецов ещё и предприниматель).
Есть, однако, в «Калейдоскопе» и кое-что интересное. Например, в качестве приложения даётся список литературы – как поясняет автор, «список художественных текстов, без которых моя книга была бы невозможна. Одни служили для меня источником вдохновения, другие подарили моим героям отдельные фразы или наблюдения, персонажи третьих как бы случайно забрели в мой роман. По большому счёту эти книги и составляют для меня литературу «расширенного ХХ века» . (Заметим, что в списке нет крупных русских фигур – ни Чехова, ни Толстого, ни Бунина, ни Шолохова, ни Платонова, ни даже Солженицына; есть лишь несколько второстепенных имён – Аксёнов, Хармс, Саша Соколов, Стругацкие.)
