Владимир Бушин - Иуды и простаки
Что сказать? Почему же так возмутила попытка руководителя страны, грузина по рождению, причислить себя к русским людям? Разве, допустим, корсиканец Бонапарт не причислял себя к французам? Разве еврей Дизраэли, будучи главой правительства Англии, не считал себя англичанином? Разве, наконец, Гитлер, родившийся и выросший в Австрии, не причислял себя к самым кондовым немцам? Это же вполне естественно. У Сталина было уж никак не меньше оснований причислять себя к основному народу страны, чем у всех названных выше, чем и у его обличителя тоже.
Но вот что самое существенное для понимания не столько Сталина, сколько Сарнова и его творческого метода. Раскрываю речь. Оказывается, Сталин сказал: «Сорок лет ждали мы, люди старого поколения, этого дня». Во-первых, «старого», а не «старшего», что в данном случае гораздо точней и еще раз доказывает: политик-грузин знал русский язык лучше, чем литератор-еврей. А главное-то, слова «русские» у Сталина нет, его наш друг просто вписал для своего удобства: чтобы было чем возмущаться. Как это называется в цивилизованном обществе, он должен знать без нашей подсказки.
Критик неутомим и неисчерпаем в своих усилиях «забрызгать грязью» или хотя бы принизить Сталина. Так, уверяет, что в 1925 году он был менее значительной и известной политической фигурой, чем нарком иностранных дел ГВ. Чичерин; что даже в 30-е годы в правительстве США не понимали, что за фигура Сталин, чем занимается, какую роль играет в стране. Ну, на каких идиотов это рассчитано!.. В то же время пишет, что после войны «величественные портреты генералиссимуса ежедневно (!) глядели на нас со страниц газет»; что «в газетах его называли Спасителем, причем это слово писалось с заглавной буквы, как если бы речь шла о Христе»; что после войны «едва ли не каждый советский фильм был о Сталине»… На самом деле, если уж ответить на последнюю чушь, о Сталине, в отличие от Ленина, не было ни одного фильма, но были фильмы «со Сталиным», а это не одно и то же.
* * *Неоднократно поминает Сарнов великий тост Сталина на приёме в Кремле в честь командующих войсками Красной Армии 24 мая 1945 года. Тост этот вот уже почти шестьдесят лет не дает покоя всем сарновым. Старовойтова так и погибла с проклятием ему на устах. Была уверена, что от него и пошел государственный антисемитизм. Эти странные люди ощущают сталинский тост, как шило в заднице, — пытаются вытащить, но не могут. И тогда хлопочут, как бы извратить и оболгать.
Первый раз Сарнов кидается на тост как бы с позиции интернационализма: «Воевали ведь все, не только русские. Зачем же противопоставлять один народ всем другим народам многонационального отечества». Но в тосте не было никакого противопоставления. Его первые же слова были такими: «Я хочу поднять тост за здоровье нашего Советского народа и, прежде всего, русского народа». То есть за здоровье всего народа-победителя, но прежде всего — русского. И это естественно, ибо русские — народ государствообразующий. Если бы подобный тост захотел поднять, допустим, Черчилль, то и он, вероятно, упомянул бы о всем народе страны в целом (то есть и о шотландцах, уэльсцах, ирландцах), но прежде всего сказал бы об англичанах. И де Голль говорил бы не о корсиканцах или алжирцах, а прежде всего о французах.
Другой раз Сарнов изображает знаменитый тост ещё и так:
«— У русского народа есть два замечательных качества: ясный ум и терпение.
И Сталин добавил, что другой народ давно бы уже прогнал такое правительство».
Опять враньё и опять воровство. На этот раз у своего друга Бориса Слуцкого. Тот сочинил гнусный стишок «Терпение», жульнически сведя весь тост даже не к двум «замечательным качествам», а к одному, именно к терпению:
Сталин взял бокал вина(Может быть, стаканчик коньяка),Поднял тост, и мысль его должнаСохраниться на века:За терпение!..— Вытерпели вы меня, — сказалВождь народу. И благодарил.Это молча слушал пьяных зал.Ничего не говорил.Только прокричал «Ура!».Вот каковская была пора.
Такой омерзительной видится им великая пора нашей победы над фашизмом, пьяной оравой изображают они своих спасителей. А В. Войнович уверяет, что Сталин сказал и не о терпении, а о покорности народа.
На самом же деле в тот незабываемый час всенародного торжества Сталин возгласил: «Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он — руководящий народ, но и потому, что у него имеется ясный ум, стойкость и терпение».
Что же касается «прогнал бы», то у него речь шла не вообще, как хочет представить Сарнов, а о той драматической обстановке, «отчаянном положении», что складывались в 1941 и 1942 годах на фронте. Как уже упоминалось, иные европейские правительства при похожем положении сами бежали: польское — в Румынию, бельгийское и голландское — в Лондон, французское на шестой день сражения — в Тур и т. д.
Сарнов, конечно же, поднатужился ещё и высмеять художественный вкус Сталина: «плоские, примитивные, школярские представления о природе художественного творчества»… «не очень-то умел отличать Божий дар от яичницы»… Допустим, не отличал, но интересно, а отличал ли классик грузинской литературы Илья Чавчавадзе (1837–1907), который не только в своей газете «Иверия» печатал юношеские стихи Сталина, но и включил их в учебник «Родной язык» («Дэда эна»). А Сарнов, если не в юности, то сейчас что мог бы предложить из своих сочинений для такого учебника русского или еврейского языка? Может быть, хоть одну из главок своей книги, например, «Два столба с перекладиной»? Или — «Если бы победил Троцкий»? Или — «И подивился Тарас бойкой жидовской натуре»?
Сталин бесспорно был человеком художественно одаренным. Об этом свидетельствуют не только его юношеские стихи, но и речи. Ну, разве ты-то, ненавистник, способен хотя бы в кругу своей жены и тещи произнести речь, которая, как речь Сталина на XVII съезде, 48 раз прерывалась бы аплодисментами и взрывами хохота… (Впрочем, я лично, читая эту его книгу, хохотал 597 раз — над каждой страницей.) А речь Сталина 3 июля 1941 года, слова, которые он там нашёл в трагический час истории для обращения к народу, просто не с чем сравнить в мировом ораторском искусстве.
Но и этим дело не исчерпывается. А Сталинские премии! Взять хотя бы самые первые, 1941 года. «Тихий Дон» Шолохова, фортепианный квинтет Шостаковича, «Страна Муравия» Твардовского, «Рабочий и колхозница» Мухиной, фильм «Чапаев» Васильевых — разве это не «Божий дар»? Уланова, Игорь Ильинский, Николай Симонов, Эйзенштейн — где здесь «яичница»? А вот когда «Похождения Ивана Чонкина» называют «замечательным» и «знаменитым» сочинением, то это не что иное, как попытка выдать за вкусную яичницу несъедобное варево Бог знает какой консистенции.
А история с премией Виктору Некрасову в 1946 году? Сарнов сам рассказал её, а смысла не понял, как это с ним часто бывает. Фадеев вычеркнул Некрасова из списка лауреатов, а Сталин вписал. И что ж, ошибся? А таких случаев, когда он вопреки мнению литературных авторитетов сам принимал решение, немало. Так было, например, и с повестями Веры Пановой «Спутники», «Кружилиха».
* * *Но вот война кончилась… Я не уверен, что Сарнов знает, чем она кончилась. Во всяком случае, в обильных рассуждениях о войне — ни слова о наших победах, о капитуляции врага, о спасении народов Европы, а только — о неграмотности маршалов, о бездарности генералов, о своей ненависти к Верховному Главнокомандующему.
Что же заслужило наибольшее внимание автора в нашей послевоенной жизни — восстановление разрушенных городов и народного хозяйства? прорыв в космос? обретение родиной статуса сверхдержавы? новые книги, фильмы, спектакли?.. Нет, прежде всего, конечно же, — антисемитизм! Причем не какой-то там подпольный. «Государственный антисемитизм постепенно поразил всю жизнь страны, проник в каждую пору государственного организма… Самым удивительным было то, что после смерти Сталина (главного, дескать, антисемита. — В.Б.) государственный антисемитизм набирал все большую силу, день ото дня становился все жестче и изощреннее… Тогда за всеми евреями в народе(!) утвердилось прозвище „инвалидов пятой группы“…»
Жуткая картиночка!.. Но в каком народе, от лица которого так любит говорит Сарнов, утвердилось приведенное прозвище? Я лично, принадлежащий к русскому народу, узнал о прозвище только сейчас из этой книги. Так не есть ли оно изобретение самого автора или его друзей?
А какие доказательства антисемитизма, обоснования, имена, факты? О, у Сарнова их навалом. Я, говорит, этих антисемитов проклятых видел живьем, с некоторыми даже учился вместе в Литературном институте. Это кто же? Например, «со мной на одном курсе учился Алексей Марков, будущий видный в Союзе писателей антисемит, получивший за это — по аналогии с известным думским черносотенцем — прозвище „Марков Второй“…»
