Дмитрий Тараторин - Русский бунт навеки. 500 лет Гражданской войны
Избрание «Всея Землей» Михаила Федоровича положило конец Смуте. А потому на него и на его потомков народ уповал как на гарантов гражданского мира, защитников святынь православных от посягательств еретиков.
«Книжная справа» — приведение богослужебных текстов в соответствие с греческими образцами — затея чисто «третьеримская». Недаром патриарха Никона обвиняли в претензиях на статус своего рода православного папы.
Унификация требовалась именно для того, чтобы Москва могла стать официальной столицей православного мира, причем не только духовной, но и политической.
Приезжавшие в Москву греческие иерархи призывали русских «вернуть православию храм святой Софии». Алексей Михайлович, и Никон весьма благосклонно им внимали.
Третий Рим, присоединяющий Второй — заманчивая перспектива. Только во имя чего? Во имя Веры и Правды или чисто материального «самодостаточного» могущества? «Окно» в такое вот имперское будущее «прорубил» Тишайший Алексей Михайлович.
Кстати, именно в его царствование происходит постепенный отказ и от исконного имени Русь. А ему на смену приходит византизированная Россия (рос — греческий корень). То есть не то что о Святой, а и вообще о Руси речи теперь не шло. Сплошной Третий Рим.
Многие и сегодня недоумевают, мол, из-за чего Раскол случился? Из-за каких-то «мелочей» несущественных, вроде, троеперстия, вместо двуперстия. Но в сфере духовного служения нет случайных и «мелких» вопросов. За каждым жестом — мистическая реальность.
Ожесточенность спора объясняет то, что для противников революционных по сути своей изменений, затеянных Никоном и царем Алексеем, сама постановка «книжного» вопроса казалась абсурдной и кощунственной. Вспомним, еще за сто лет до этого Ивашка Пересветов твердо знал, что Царство Греческое погибло оттого, что в нем Правды не стало. Чему же Святая Русь может у греков учиться?
Да, конечно, князя Владимира они крестили. Но вот завет Правду на Земле утвердить сам Бог нам дал напрямую, безо всяких посредников. С этим чувством жили многие поколения русских людей. А Алексей Михайлович и Никон его рубили под корень.
Изначально церковные реформы, инициировались как раз теми, кто позже пал их жертвой. Плоды оправдания монашеского и священнического «стяжательства» к середине 17 века (ровно, через сто лет, после осуждения заволжских старцев), стали очевидны для самых широких слоев русского общества.
В Москве образуется кружок ревнителей благочестия — «боголюбцев». Во главе — царский духовник протопоп Стефан Вонифатьев. Участники — будущие вожди старообрядцев — Аввакум и Иван Неронов. А также будущий их гонитель Никон. Целью своей братство видит борьбу с пороками духовенства — стяжательством, «пианством», склонностью к «играм скоморошеским». Они убеждены, что не должны быть у слуг Христовых «брюха толсты, что у коров».
Сергей Зеньковский, один из крупнейших экспертов по истории старообрядчества прослеживает достаточно неожиданный и весьма характерный генезис идей «боголюбцев». Через троице-сергиевского архимандрита Дионисия и его любимого духовного автора Максима Грека (очевидный нестяжательский след) восходят они к Иерониму Савонароле и Иоанну Златоусту. «Учеником, которому Дионисий показал путь, намеченный ранее Иоанном Златоустом, оказался молодой вологодский уроженец, который, бежав от собственных врагов и преследователей, нашёл приют в Троице- Сергиевой лавре. Иван Неронов, как звали этого молодого вологодца, вскоре начал — самое большое в русской истории — религиозное движение», — отмечает Сергей Зеньковский.
Кстати, именно Иоанн Златоуст известен как автор радикально нестяжательской формулы, утверждающей, что сами слова «мое» и «твое» происходят от дьявола.
Еще в 1636 году несколько нижегородских священнослужителей во главе с Нероновым подали патриарху Иоасафу челобитную. В ней они выступали против «лености и нерадения» духовенства. Проявлялась она в ходе церковных служб в практике многогласия — одновременного чтения и пения разных текстов.
Делалось это для сокращения времени. Пусть, ничего прихожане в результате понять не способны, зато «исполнители» могут поскорее приступить к насыщению «брюх» своих. То есть, из Церкви уходила живая святорусская Вера. А в результате такого к ней пренебрежительного со стороны духовенства отношения, как могло оно учить прихожан Правде? Как могло быть авторитетно для сильных мира сего?
Позже Неронов, Аввакум и их собратья по кружку «боголюбцев», фактически, разрабатывают план переворота, который должен отдать власть в Церкви их единомышленнику. Его задача дать старт переустройствам в соответствии со святорусскими идеалами.
А проводить их в жизнь надлежало, по мнению ревнителей, «собору истинному», состоящему не из одних «князей церкви», но и из простых священников, и из «в мире живущих». Собор же из одних архиереев, да еще избранных царем с боярами, без всякого участия народа православного, это есть «сонмище иудейское».
Зеньковский пишет: «По всей вероятности, в идеальной перспективе будущего боголюбцы мечтали и ожидали, что вся Россия, весь русский народ будет благоговейно предстоять перед великой тайной преосуществления святых даров, и когда вся страна со всей силой веры сознательно причастится телу Христову, то тогда именно и начнётся осуществление вечного Царства Божия на православной земле, в Третьем и Последнем Риме».
И первая, чисто техническая, часть плана увенчалась успехом. Главой Церкви, после смерти, не склонного к «правдоискательским» переменам патриарха Иоасафа, становится Никон. Но вскоре Аввакум вынужден констатировать, что был он «наш друг», «ныне же честь вземше и переменишеся».
Реформа, начатая Никоном, была радикально противоположна чаяньям тех, кто привел его к власти. Вместо того, чтобы высочайше инициировать возрождение Правды, он принялся «исправлять» Веру.
Число звериное
1666 год — точка невозврата, момент отречения высшей власти от идеалов Святой Руси. Идея Третьего Рима оказалась непосильной для Московских самодержцев. Впали они в грех гордыни. Тягчайший грех. Возомнили, что государство не во имя Святой Руси, а само по себе, ценность. И смысл бытия народа русского — в служении Империи (многонациональной, отметим, — греки в нее уже просились), а не Правде.
И после этого пламя гражданской уже нельзя было погасить. Шанс для примирения, для общенационального соборного служения Истине, появившийся в результате триумфа Русского марша гражданина Минина, был упущен.
Весной этого года, отмеченного зловещими тремя шестерками, состоялся собор высшего русского духовенства, осудивший вождей старообрядцев. Многие из них, впрочем, под давлением заморских авторитетов (греческих иерархов, выступивших в роли верховных судей) отказались от своих взглядов.
Но Аввакум выстоял. Он и его последователи были анафематствованы — отлучены от Церкви. Они, в свою очередь, ответили проклятьями по адресу своих гонителей.
В конце того же года начал свои заседания следующий собор, прозванный Большим Московским. На нем были осуждены все мессианские претензии Руси. Даже формула Москва — Третий Рим была отвергнута. Осужден был и сам ее главный апологет — Никон.
Царь отдал Веру Русскую на поругание иноземцам. И в этом он тоже торил дорогу своему сыну. Патриархи Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский стремились оболгать и опорочить Русский Путь святости. Они превозносили «преизящный греческий род», «лепоту рода греческого». И активно хлопотали об увеличении размера денежного вспомоществования, посылаемого русским правительством восточным патриаршим кафедрам.
Решения собора были отвергнуты последней цитаделью Святой Руси — Соловецким монастырем. В 1668-м началось вооруженное противостояние насельников северной обители и воинов царя-отступника. Монастырь был взят только в 1676-м. И то лишь, благодаря предательству одного из монахов.
Архимандрит Никанор, возглавивший оборону, был за ребро повешен на крюк. Лютым казням подверглись многие члены братии.
А через пять лет «за великия на царский дом хулы» был сожжен протопоп Аввакум. «Хулы» были и в самом деде великие, хотя и абсолютно заслуженные. Для Него Никон и царь — слуги сатаны: «удумали со диаволом книги перепечатать и все изменить, в крещении не отрицаются сатаны; чему быть? Дети его, коль отца своего отрицатися не хотят».
Послания протопопа — голос самой гонимой и поруганной Святой Руси, обличающий своих притеснителей: «Посмотри-тко на рожу-тои на брюхо-то, никонианин окаянный — толст ведь ты. Как в дверь небесную вместиться хощешь? Узка бо есть, и тесен и прискорбен путь, вводяй в живот».
Царь Алексей для него — император язычник Максимиан. Аввакум видит, что Третий Рим на глазах превращается в первый, материально-имперский, пьяный кровью мучеников. Но участь царя ведома обреченному на смерть пророку.
