Олег Мороз - Почему «поставили» именно Путина
Кстати, координатором реформ в правительстве Примакова был назначен первый «вице» Юрий Маслюков, до той поры никакого отношения к экономическим реформам не имевший, более того, относившийся к ним откровенно негативно. Маслюкову поручалось также поддерживать отношения с Всемирным банком, Международным валютным фондом, Европейским банком реконструкции и развития. Трудно было себе представить, на каком языке будут говорить бывший председатель советского Госплана и самые, пожалуй, строгие и последовательные приверженцы рыночной экономики.
О том, сколь серьезный вес Маслюков имел в новом правительстве, можно было судить хотя бы по тому, что на него возлагались обязанности премьера в случае, если тот будет отсутствовать.
* * *О теоретических взглядах Примакова можно судить хотя бы по его выступлению на заседании совета ассоциации «Большая Волга» 28 октября. По его словам, он склонен в качестве примера брать европейскую рыночную модель, которую сами же европейцы считают социально ориентированной. А социальная ориентация невозможна без государственного регулирования. По мнению Примакова, «на данном этапе» оно необходимо России.
«В настоящее время в мире нет ни чистого социализма, ни чистого капитализма, — сказал премьер. — Очевидно взаимное влияние того, что происходит в мире».
В общем, Примаков провозгласил тот самый подход, на котором все предшествующие годы настаивали явные и скрытые противники либеральных реформ. При этом, правда, как и подобает, Евгений Максимович оговорился, что в его понимании госрегулирование — «не просто вмешательство государства в экономику, а установление определенных правил поведения», «соблюдение реального бюджета, всех обязательств и контрактов, защита всех форм собственности, проведение приватизации на цивилизованной основе» и т. д. Тут, однако, надо сказать, что в ту пору, да и позднее, почти все сторонники усиленного госрегулирования вынуждены были делать подобные оговорки. Между тем, провозглашение установки на повышение роли государства в экономике само по себе служило вполне определенным сигналом для чиновников. Не особенно вдаваясь в тонкости, бюрократия однозначно его воспринимала, как призыв усиливать атаку на еще не окрепший, еще только формирующийся рынок.
Тезис о том, что регулирующую роль государства необходимо усиливать, Примаков постоянно повторял и в дальнейшем.
В общем, правительство Примакова сразу же окрестили «красным», или, по-другому, левым, опять же левоцентристским. Премьеру это, естественно, не нравилось. Он хотел иметь свободу рук, свободу маневра. На обвинение в «красноте» он отвечал, что «не является сторонником такого окрашивания».
«Это — национальное правительство, — уверял Примаков, — это — отечественное правительство, которое должно заботиться об интересах России, интересах народа… Деятельность правительства должна способствовать единству России».
4 декабря Примаков, в очередной раз назвав проведенные в России реформы «неудачными», сказал, что этим, мол, и объясняется недоверие к ним. Опять-таки, призвал к восстановлению «сильного государства».
По мнению Маслюкова, кабинету Примакова приходится разгребать те завалы, которые образовались в результате «краха курса, проводившегося предыдущими правительствами в последние семь лет».
Переговоры с МВФ
После августовского дефолта доверие к России за рубежом, естественно, резко снизилось. Если в июле Россия ожидала получить до конца года от МВФ и МБРР семь миллиардов долларов кредита, то теперь могла рассчитывать лишь на 2,4 миллиарда.
Вообще на возобновление сотрудничества с МВФ, прерванного после 17 августа, российское правительство могло надеяться лишь в том случае, если оно представит фонду хотя бы «базовые параметры» своей экономической программы.
Но и после того, как программа была представлена (как мы знаем, она называлась планом первоочередных мер по выводу страны из кризиса), золотой дождь на голову Евгения Максимовича не пролился. Не все в этой программе устраивало МВФ. Начались затяжные переговоры. Сотрудники МВФ гораздо охотнее разговаривали с бывшими членами правительства Кириенко, в частности, с Борисом Немцовым, нежели с упертым советским плановиком Маслюковым. Среди прочего, они как раз просили у Немцова совета, как вести себя с этим деятелем, ныне представляющим российское правительство, но по своему менталитету застрявшему в советских временах.
Не знаю, что уж там Немцов им советовал.
Впрочем, дело, конечно, заключалось не только в Маслюкове: Запад вообще довольно настороженно от несся к первым шагам нового правительства, к попыткам расширить сферу экономики, куда бы вторгалось государство, к увеличению расходов на социальные программы, для которого не имелось достаточных оснований, к безостановочной критике предыдущих, реформаторских, правительств, наводившей на мысль, что Примаков собирается-таки отступить от курса реформ, несмотря на все его заявления об обратном.
Свои замечания к примаковско-маслюковскому плану первоочередных мер представила, в частности, московская миссия МВФ. Как сказал Примаков, с некоторыми из них можно согласиться, с другими нет. Среди прочего, пояснил он, замечания миссии направлены против государственного вмешательства в экономику, что противоречит представлениям российского правительства. При этом Примаков добавил довольно резко: «Россия не та страна, которая будет лежать или стоять на коленях».
21 ноября 1998 года Примаков и Маслюков встретились с главой миссии МВФ, прибывшей в Москву. Официально было сообщено, что встреча была плановой и ничего сенсационного на ней не произошло. Уже из этого сообщения можно было понять: никакого продвижения вперед на переговорах не достигнуто.
В начале декабря в Москве состоялся очередной раунд переговоров, на этот раз между руководством российского правительства и директором-распорядителем МВФ Мишелем Камдессю. Заявление об итогах опять-таки было обтекаемым: дескать, эти переговоры «не носили меркантильного характера», Россия ничего дополнительно не просила у МВФ и, соответственно, ничего не получила; целью было познакомить Камдессю с положением в российской экономике.
Функционеры МВФ заявляли, что первоочередную задачу российского правительства видят в том, чтобы оно «восстановило макроэкономическую стабильность», достигнутую в предшествующие годы, и что главное условие сотрудничества международных финансовых организаций с Россией — отсутствие у нее намерений изменить «магистральный курс экономической стратегии России, начатый в 1991 году, направленный на взаимодействие с Западом и с промышленно развитым миром в рамках глобальной экономики».
Руководители международных финансовых организаций постоянно напоминали, что для Москвы зарезервированы многомиллиардные суммы, которые будут ей выделены, как только она согласует с МВФ свою экономическую программу.
* * *В дальнейшем в СМИ регулярно появлялись сообщения, что на переговорах России и МВФ «позиции сблизились», что «несколько увеличилось» взаимное понимание и т. д. Однако в противоречие с этими обтекаемыми сообщениями то и дело вступали другие. Так, в начале марта 1999-го, после очередного раунда переговоров, они проходили в Вашингтоне, Мишель Камдессю заявил открытым текстом, что МВФ не удовлетворен проводимой в России экономической политикой и что, по его мнению, переговоры будут «долгими и трудными». Как бы отвечая на упреки, что в отношении России МВФ проявляет дискриминационный подход, что во многих других случаях, например, при финансовых кризисах в Южной Корее, Индонезии, Таиланде, Бразилии МВФ незамедлительно шел на массированные финансовые инъекции даже тогда, когда многие из требований МВФ не соблюдались, Камдессю спокойно сказал: неправильно было бы предоставлять российскому правительству кредиты, с благодушием смотря на то, что оно делает в сфере экономики, это «сослужило бы плохую службу самой России».
Со своей стороны, первый вице-премьер российского кабинета Юрий Маслюков обвинил Камдессю в том, что тот пытается «оказать давление» на Россию, «заставить нас сделать то, что мы не приемлем».
Впрочем, Маслюков добавил, что разногласия с МВФ — не катастрофа, и если не он, Маслюков, то кто-нибудь другой сумеет-таки достичь договоренности с фондом.
И снова последовали сообщения, что, с одной стороны, МВФ «начинает проявлять понимание» позиции России, а с другой — что сама Россия «готова быть достаточно гибкой в переговорном процессе», что вообще в отношениях с фондом «идет движение навстречу друг другу» и все это «дает повод для оптимизма» в отношении предстоящих очередных переговоров.
