Газета Завтра Газета - Газета Завтра 41 (1193 2016)

Где ты, великий зодчий?

Где ты, великий зодчий?

Александр Проханов

Русское государство, взрастая столетиями, наращивало свою великолепную крону, распускало ввысь и вширь свои ветви, и каждый свой взлёт оно отмечает великолепными распускающимися на древе цветами. Это памятники, дающие наименование эпохам, знаменующие победы, переселения, творения великих художников, философов, деяния полководцев и государственных мужей. Время проходит, и лица этих людей забываются, умолкают их голоса. Но остаются памятники — эти каменные цветы истории.

Первое русское государство, первая империя — Киевско-Новгородская Русь — запечатлела себя в двух великих архитектурных шедеврах: Софии Киевской и Софии Новгородской. Две эти белокаменные Софии перекликаются, протягивают друг другу руки через великие пространства от Волхова до Днепра, несут в себе солнечный образ народившегося русского чуда — первого государства российского.

Вторая империя — Московское царство, простёршее свою длань до Тихого океана, — запечатлелось в дивном храме Василия Блаженного, что на Красной площади. Государство Ивана Грозного утвердило себя на пространстве десяти часовых поясов, одолело врагов, соединило Россию в незыблемый монолит и отразило свой триумф в небывалом храме, в котором просиял образ русского рая — огромная клумба райских цветов, небесная, немеркнущая красота, что жила в сердцах созидателей великого царства.

Третья империя — романовская, петербургская — воздвигла памятником себе небывалый город на берегах Невы, краше которого нет ничего на земле. Город дворцов и храмов, студёных вод и негаснущих зорь. Петровский век в этом граде — это Медный всадник, простирающий руку в безбрежную даль, в русскую бесконечность, куда стремится Россия. Александрийский век — век Кутузова и Пушкина, век белоснежных колоннад и ослепительных проспектов, запечатлён в Исаакиевском соборе, сопернике соборов Святого Петра и Святого Павла. Исаакий сияет среди лесов и болот своим золотым куполом, словно над русской землёй пролетела вещая птица и отложила золотое яйцо. И последний, завершающий империю, Кронштадский собор, освящённый в романовское 300-летие, похожий на громадную гору со сверкающим белым ледником, в котором искрится негасимое злато. Этот собор был поставлен на краю исторической бездны, куда обвалилась Россия и канула в подвале дома Ипатьева.

Четвёртая империя — красная, сталинская, взлёт советского возрождения. В грохоте тысяч заводов, в рокоте тракторов, в победоносном марше спортивных и военных колонн молодое государство Советов называло себя весной человечества. Памятник ему — мухинская стальная скульптура "Рабочий и колхозница": прекрасные, как ангелы, несущие в мир благую весть. Шедевр, которому нет равных среди великих изваяний и памятников.

Чудовищная война с её кромешными жертвами, с великим стоицизмом, со священной победой, перед которой меркнут другие победы мира. Памятниками этой победе служат три священных горы: Мамаев Курган в Сталинграде, Саур-Могила в Донбассе, Сапун-гора в Севастополе. Три горы, политые кровью, набитые сталью, гудящие стонами и молитвами умирающих, — эти три победных горы как три великих храма под открытым небом, которыми красная империя Сталина демонстрирует своё вселенское торжество.

Эпоха перестройки — великого разорения и упадка, измельчания мысли, извращения чувств, эта эпоха оставила свои памятники. Статуя Михаила Шемякина возле Петропавловской крепости. Царь-уродец с головой микроцефала, отвратительный выкидыш — таким увидел Петра враг государства Российского, решив, что этим памятником он разбивает на осколки Медного всадника. Смешной чижик-пыжик на набережной Фонтанки да смехотворный нос — вот монументы девяностых годов, в которых отразилась эта несчастная и убогая эпоха, забывшая о величии, красоте и бессмертии.

Теперь же, когда из чёрного безвременья вновь восходит государство российское — пятая империя, одолевает тлен, унылое безверие, злой скептицизм и ядовитый сарказм, сегодня государство вновь обнаруживает свою бесконечную силу, своё бессмертие. И оно заслуживает, чтобы ему воздвигли памятник. Этим памятником, знаменующим новую эру, связанную с путинским правлением, может стать монумент воссоединения с Крымом. Это грандиозное действо, из которого вырастает всё русское будущее, наши грядущие свершения и неизбежная русская победа. Пусть над этим памятником трудятся самые талантливые, самые прозорливые зодчие и скульпторы, пусть в нём найдёт отражение стихия российской истории: победные схватки и одоление тьмы. Пусть в этом монументе отразится боль и доброта, наша великая культура и непобедимое оружие. В этом монументе все народы нашей державы произнесут своё вещее слово, которое никогда не умолкнет.

Мы живём в большую эпоху, которая заслуживает большого стиля — ещё одного каменного цветка восхитительной русской истории. Где ты, великий зодчий?

На полях боя

На полях боя

Александр Проханов

к юбилею главы издательства «Ad Marginem»

11 октября своё 60-летие отметил известный российский издатель Александр Иванов.

Александр Терентьевич Иванов окончил Белорусский государственный университет, он кандидат философских наук. В начале 1990-х годов работал в издательстве "Культура", будучи редактором серии произведений в области философии.

Александр Иванов — основатель и бессменный руководитель московского издательства "Ad Marginem". Название переводится как "по краям" (лат.), что отражает концепцию издательства. История "Ad Marginem" начиналась с первых переводов на русский язык текстов Мишеля Фуко, Жака Деррида, Жиля Делёза, Мартина Хайдеггера и др. Затем стали издавать современную русскую и зарубежную литературу (Владимир Сорокин, Эдуард Лимонов, Александр Проханов, Кристиан Крахт, Джонатан Литтелл и др.). Именно Ad Marginem открыл для большой аудитории Михаила Елизарова, Дмитрия Лекуха, Захара Прилепина. Последние несколько лет издательство специализируется на издании зарубежных non-fiction текстов об актуальных проблемах современного искусства и теории культуры.

Александр ПРОХАНОВ:

"В своей жизни я написал и издал много книг. Часть книг была выпущена в советский период. Тогда каждая, даже самая малая книга была культурным, литературным, идеологическим событием. Издатели выстраивали книгу, продвигали её в мир, отслеживали критику. С учётом результатов первого издания создавалась следующая книга. И тогда писатель, я в том числе, получал от издания огромное удовлетворение или же огромное огорчение. Но чувствовал, как моё произведение меняет культурный ландшафт.

После 1991 года всё изменилось. Книга перестала быть культурным явлением. На неё издатели смотрели только как на товар. Господствовала идея супермаркета, в котором одновременно продаётся корм для собак и романы, и одно от другого ничем не отличалось. И помимо того, что я пережил в девяностые информационную блокаду, остракизм, огромным разочарованием стало понимание, что писать больше незачем. Ибо книга перестала входить в контекст идеологии, борьбы, политики. Так продолжалось до момента, когда я написал "Господин Гексоген". Я ничего хорошего не ожидал от этой книги. Но всё разительным образом изменилось, потому что на моём горизонте возник Александр Терентьевич Иванов. Человек абсолютно неожиданный в наше коммерческое свинское время. Иванов — человек мучительно и страстно заинтересованный в слове, в книге, в её оттенках, в её способности повлиять на мировоззрение людей. В его лице я встретил утончённого знатока и ценителя культуры. Иванов — и философ, и историк, и знаток литературных процессов, в которых плавает, как рыба. Издав "Гексоген", он превратил книгу в литературное явление. Не будь Александра Иванова, она также канула бы в бесчисленной тьме современных изданий. Иванов нашёл алгоритм введения "Гексогена" в народ. Он нашёл критиков и журналы, которые занимались романом и моей персоной. Благодаря "Господину Гексогену" я прорвал блокаду, я прорвал тот целлофановый мешок, который на меня напялили после 1991 года.

Я благодарен Александру Терентьевичу Иванову за этот вклад, за это удивительное радение. Он не просто издатель, он носитель новых литературных и эстетических правил. И сегодня, в день его 60-летия, видя в ивановских волосах первые признаки седины, я кланяюсь ему, обнимаю и говорю: "Дорогой Саша, я очень тебя люблю!"

Вопрос в лоб

Михаил Делягин, Редакция Завтра