Герберт Уэллс - Мистер Лайонс защищает от моих «нападок» Гитлера

Герберт Уэллс

«Мистер Лайонс защищает от моих „нападок“ Гитлера — главу великой дружественной державы»

Мистер Лайонс, австралийский премьер-министр — этот типичный британский политический деятель, хоть он и родом из Тасмании, — впутался в пустяковый, но очень показательный спор с автором этих строк. Порой случайный жест полнее раскрывает идейную позицию и умонастроение, чем пространное заявление, и мистер Лайонс бесхитростно и прямо высказал все, что он думает, тем самым обнажив всю нерешительность, неискренность и опасность, которая таится в нынешнем руководстве Британского Содружества.

Лайонс — крайний сторонник чемберленовского курса, ультрачемберленист, если можно так сказать. В нем, как в капле воды, отразилось все, что препятствует развитию смелой, благородной и прогрессивной политики, общей как для стран английского языка, так и для всех демократических государств мира.

Наверное, самым губительным из всего, когда-либо случавшегося в жизни британского общества, была выдвинутая Джозефом Чемберленом фантастическая идея тарифного барьера вокруг Британской империи. Было что-то дьявольское в этой идее. Она была обращена к самым низменным стремлениям любителей легкой наживы в нашем индивидуалистическом британском обществе.

До этого времени претензии Британской империи на величие были в какой-то мере оправданы. Она простиралась по всему миру как добрая и дружеская рука. Конечно, ей были присущи и слабости и лицемерие, пример тому Чэдбэнд и семья Дедлоков[1], но тем не менее честный либерал мог верить в ее миссию. Но первый же из нашей злополучной династии Чемберленов все изменил. Это был человек с кругозором торгаша, рвущегося к монополии. Он взирал на мир из закутка скобяной лавки и видел его не с позиций интересов человечества, а с точки зрения барышей от преференциальной торговли. Он выдвинул подлый и коварный лозунг «изоляции», который, подобно недугу, ослабляет и подтачивает весь мир, говорящий по-английски.

«Оставьте нам наши привилегии и делайте что хотите по ту сторону нашего забора», — говорят британские изоляционисты, а их коллеги в Америке и доминионах вторят им.

Противоречие между этой гнусной и в настоящее время нереальной изоляционистской теорией «наций и империй», согласно которой страны, смотря по тому, какая из них сильнее, делятся на платящих и взимающих дань, и пониманием того, что мир стал единым целым, составляет основу нынешней мировой политики.

Точку зрения на мир как на единое целое можно назвать идеей современного общества. Современного в том смысле, что лишь в наше время оно стало, во-первых, осуществимым и, во-вторых, крайне необходимым. Как изначальное стремление, эта идея так же стара, как буддизм или христианство.

Но в прошлом трудность общения мешала этой великой мечте человеческого братства осуществиться; кроме того, всегда находились препятствовавшие ей силы, будь то католический мир, ислам или татаро-монгольское нашествие.

Теперь положение в корне изменилось. События в России, Германии или Южной Каролине касаются англичанина в такой же мере, как и то, что происходит в Кардиффе или Найроби.

Рост вооружений в целях агрессии, организованная жестокость, духовная и физическая зараза, все усиливающиеся за рубежом, делают идею изоляции смехотворной.

Я считаю своим долгом относиться к немцам так же, «как к моим согражданам лондонцам или австралийцам. Я утверждаю, что обладаю таким же правом судить об умственных способностях немецкого вождя, как немцы — обсуждать интеллект Чемберлена, нашего короля или президента Рузвельта.

И не только правом; в силу демократических традиций, все еще господствующих в странах английского языка, я обладаю еще и свободой суждения, я могу судить о вещах, которые не смеют обсуждать десятки тысяч моих сограждан в Германии.

Я настаиваю на том, что средний немец является обыкновенным человеком, просто пойманным в дипломатическую ловушку, и я не стану осуждать или карать его за те политические просчеты, которые привели его, беспомощного, с заткнутым ртом в руки нынешнего чудовищного руководства.

После 1914 года я изо всех сил доказывал, что война была войной против Гогенцоллернов и их бредовых идей, а не против немецкого народа. Но наиболее бесчестные представители победившей стороны требовали, чтобы Германия расплачивалась. И сейчас вовсе не народные массы враждующих стран жаждут второй мировой войны.

Единственной искупающей чертой чемберленовской политики является предоставленная простым людям Италии и Германии возможность выразить свое страстное стремление к миру. Поэтому изучение неистового бреда Гитлера, анализ «Моей борьбы», обсуждение проблемы спасения человечества от нацистского наваждения должны стать не просто объектом любопытства, а долгом всех культурных людей.

Эти мысли я высказал в беседе с журналистами города Перта. Я осмелился заявить, что склонность Гитлера к сентиментальному садизму в свете его расистских галлюцинаций и обращения с евреями дает мне право считать его законченным сумасшедшим. Здесь я попросту повторил сказанное мною в статье о перспективах на 1939 год, напечатанной в «Ньюс Кроникл».

До тех пор, пока мы не начнем открыто и прямо высказывать то, что является тайным убеждением большинства интеллигентных немцев, бесполезно надеяться на установление какого-либо постоянного взаимопонимания с немецким народом. В противном случае все наши потуги дать сколько-нибудь рациональное объяснение выходкам Гитлера будут рассматриваться как надувательство и оппортунизм.

Вот тут-то и появляется наш сверх меры британский мистер Лэдонс. Он бы не заметил этих неофициальных заметок, если бы не жара и не крики разносчиков газет. «Премьер-министр осуждает Г.Уэллса», — запестрило в заголовках. Я оскорбил главу дружественной державы. А если это прогневит его, что будет с нами?

Лайонс, по-видимому, живет в мире, где государством управляют головы, лишенные либо мозгов, либо тел. Мой ответ был краток и сводился к тому, что премьер-министр, как и всякий другой, имеет право высказывать свое мнение. Он не успокоился и пошел еще дальше, заявив, что мнение правительства Британского содружества в корне отличается от моего.

И тогда-то в Австралии началось столь бурное, свободное и широкое обсуждение этого вопроса, что для министра стало невыносимым что-либо слышать или читать об этом.

Я понял, что вторгся в страну, где проблема подавления общественного мнения стоит еще острее, чем в Англии. Лайонс, как и Чемберлен, явно преувеличивает собственную дальновидность, полагая, что изоляционистские сделки следует совершать путем подмигиваний, кивков и тайных переговоров. Факиры-изоляционисты до окончания работы должны быть избавлены от оскорбительных запросов и раздражающих комментариев.

Лайонс, как Рейт в Англии, воплощает в себе лицемерное, инстинктивное, по существу, защитное нежелание признавать огромные изменения, происходящие сейчас в жизни человечества. Нет, они не хотят подавлять людей, они хотят их парализовать. Они хотят скрыть действительность. Хотят, чтобы все делалось влиятельными людьми без шума, и чем меньше будут болтать об этом, тем лучше. Они до смерти боятся жизни. В Австралии, как и в Англии, идет борьба не просто между умами, но и в самих умах с целью задушить всякое проявление свободы и бесстрашия.

Реакция не начинается и не кончается с мистером Лайонсом. Она, как эпидемия, охватывает всю общественную жизнь Австралии. Лайонс лишь наиболее яркое ее проявление. В целом Австралийская радиовещательная корпорация прогнила меньше, чем Би-би-си, которая дает передачи специально для Австралии, но и здесь так же преследуют уличных ораторов, пикетчиков и забастовщиков, как в Англии. Скандально растут иммиграционные ограничения, чтобы не впустить этот жупел трусливых изоляционистов — «иностранного агитатора». Мне говорили, что ограничивается и свобода слова, так как печать превращается в коммерческое предприятие и собственность на нее концентрируется в немногих руках.

Но в самых нелепых и возмутительных чертах эта мелкая нетерпимость проявляется на таможнях. Заслон безграмотных полицейских и чиновников ограждает нежные умы австралийцев от так называемой подрывной литературы. С их точки зрения, «Священный Тупик» А.П.Герберта, например, неприемлем в приличном обществе.

Систематически подавляются попытки австралийских рабочих выразить свое отношение к вопросам внешней политики. В то время, как правительство открыто обсуждает предложение о бойкоте Японии, владельцы пристаней Порт-Кэмбла за отказ грузить для нее Металлический лом подвергаются жестоким преследованиям. Эта борьба, по-видимому, расширится и примет более сложные формы с введением всеобщей воинской повинности. Так в Англии страх перед воздушной войной используется для того, чтобы насильно надеть на людей форму и принудить народ к военной дисциплине.