Александр Тюрин - Если бы Иван Грозный победил

Александр Тюрин

Если бы Иван Грозный победил

Большинство авторов, писавших о времени Ивана IV Грозного, как западных, так и наших, концентрировали свои усилия на разоблачении самодурства, агрессивности и кровожадности первого русского царя.

Особенно усердствовали в создании мифа о «врожденной тирании» представители стран, вовлеченных в противостояние с Московской Русью. Взять хотя бы польского придворного писателя Гейденштейна, столь порицавшего Московию во время ливонской войны за отсутствие «приятностей свободы». Гейденштейн естественно не замечал, что в современной ему Польше большая часть населения находится в тяжелой крепостной зависимости и шляхтич имеет право убить своего крестьянина «как собаку», в то время как в «рабской Московии» крестьянство лично свободно и, более того, имеет собственные выборные власти на местном уровне (земских старост и т. д). С иезуитской легкостью оправдывал он и любые зверства западных армий по отношению к русскому мирному населению, которое для него сплошь состояло из «рабов». Но даже много позднее, «научные» критики царствования Ивана IV не видели, что нарастающая в его царствование автократия отнюдь не является результатом его дурных наклонностей, а становится ответом на объективно тяжелейшие условия, в которых находится страна.

До зимы 1237/1238 годов Русь тоже обладала всеми «приятностями свободы», причем в больших размерах, чем современный ей Запад. Но русское вольное житье закончилось под татарскими саблями. Pax Mongolica, кстати, был довольно удачным опытом глобализации. И в этом глобализационном проекте Руси отводилась роль резервуара – но только не дешевой рабочей силы, а дешевых рабов. Монголы занимались доставкой русских рабов в итальянские порты на Черном и Азовском морях, далее генуэзцы и венецианцы везли живой товар морем на Ближний Восток, в Северную Африку и южноевропейские страны. И чуткий глаз Петрарки замечает «скифские морды» на улицах Генуи (см. письмо Петрарки генуэзскому епископу Гвидо Сетти).

Освободившись к концу XV века от ига (и глобализации по монголо-татарски), Русь находит код существования, позволявший ей выживать в условиях холодного климата, незначительной плотности населения, бедных почв вроде суглинка (на которых неплохо вызревали только рожь и репа), крайней уязвимости торговых путей. Независимая (т. е. самодержавная) Русь начинает жизнь в условиях враждебного окружения.

К 1507 году цепь врагов замыкается. Швеция, Польша, Литва, Ливония, Ногайская Орда, Крымское, Казанское, Астраханское и Сибирское ханства, Османская империя не в силах завоевать и расчленить Московское государство, но, тем не менее, осуществляют эффективную его блокаду, нередко предпринимая и скоординированные наступательные действия (как, например, в 1517, 1521, 1534, 1535, 1541, 1552 годах).

Ни север, ни юг, ни запад, ни восток страны не защищены от вражеских нашествий. У Московии фактически нет тыла. Муром, Владимир, Вятка и Ладога точно также находятся под ударом как Рязань, Тула и Смоленск. Плодородные степные почвы отсечены Диким Полем. До 65 тысяч русских уходят каждую весну на охрану оборонительных рубежей, которые проходят в 60–70 верстах от Москвы, по берегу Оки. Набеги татар, которые случаются и по два раза в год, обходятся стране в десятки тысяч жизней, и русские рабы продаются на рынках крымского и астраханского ханств по бросовым ценам. «Всё было пусто за 15 миль от Москвы», свидетельствует Курбский о довольно рядовом нашествии казанцев в 1545 году.

Заметим, что ограбление русской территории являлось, по сути, основной статьей «национального дохода» в Крымском ханстве. В набег уходило практически все мужское население этого государства; лишь меньшая часть войска принимала участие в боях, остальные занимались «сбором урожая» на русских землях, причем основное внимание уделялось похищению детей – этот «живой товар» было удобней всего перевозить в седельных корзинах. В годы, когда набег не удавался, в крымском ханстве обычно случался голод и начинались междоусобицы.

Морские торговые пути, ведущие в Россию, находились под плотным контролем Ганзы, Ливонии и Швеции. Западные соседи не пропускали в Россию ремесленников и новые технологии (наиболее яркий пример – дело Ганса Шлитте 1547 года), не дозволяли русского мореплавания, но, в то же время, имели замечательные барыши, скупая дешевые русские товары. В это время в западной Европе как раз происходит скачок цен, связанный с притоком южноамериканского серебра.

Мед, пенька, лен, воск, шкурки белок. Скудость производительных сил ярко выражалась в составе русского экспорта. Железо, хоть и производится, но трудности транспортировки (сезонная распутица, волоки) делают его мало пригодным для вывоза. Неурожай регулярно приводит к запустению целых регионов (c 1550-х начинается изменение климата, известное как «малый ледниковый период»; на территории, где и без того рискованное сельское хозяйство с коротким вегетационным периодом, резко увеличивается количество погодных «сбоев», таких как летние заморозки, засухи и т. д.). У окольцованной страны отсутствуют какие-либо возможности для эксплуатации внешних ресурсов – а это именно то, чем занимались западные колониально-торговые державы, начавшие уже накопление капиталов.

Царь Иван Васильевич проводит рациональные внутренние реформы, в том числе, в области местного (земского) самоуправления и всесословного представительства (Земские соборы). Прихожане получают право выбирать своих священников и учить детей в приходских школах. Царь строит новые пристани на Нарове и Белом море, создает протяженные оборонительные черты, организует станичную и сторожевую службу с глубиной действия свыше 400 километров, что позволяет отнять у Дикого Поля тысячи квадратных километров земли. Он формирует постоянное стрелецкое войско, организует за счет казны выкуп русских пленных у татар, ставит десятки новых городов.  Ликвидирует казанскую угрозу. С захватом Астрахани было покончено с одним из крупнейших центров работорговли. Более того, русский контроль над Волгой означал закрытие пути, по которому на протяжении тысячи лет из центральной Азии в Европу шли кочевые орды. Для крестьянского освоения открываются новые территории на юге и  юго-востоке с более плодородными почвами. В его правление русские выходят на северный Кавказ, ставят крепости на Тереке. При Иване Грозном начался разгром сибирского ханства; с исчезновением этого государства было снято основное препятствие как для освоения Урала, так и для долгосрочного движения русских на восток, к Тихому океану.  Иван, предвосхищая Петра Великого, пробивается к Балтике. Но и усилия его врагов становятся более согласованными. Быстро формируется цепь фронтов; и уже во время первого ливонского наступления, зимой 1558 года, Русь получает удар с южного рубежа, от крымцев.

Тем не менее, если бы не исторически случайное перемирие 1559 года, которое заключил царь Иван с ливонским орденом под влиянием Дании и боярской «Избранной Рады», война за Балтику могла бы завершиться быстрой победой Московской Руси.

К концу перемирия Русь столкнулась уже с мощной вражеской коалицией.

Теперь в ряду противников ведущие военные державы того времени – Польша, Литва, Швеция, которых поддерживает Ганза и Германская империя; в союзе с Западом выступает Крымское ханство и Ногайская Орда, за которыми стоит Османская Империя. В борьбе на три фронта Русь теряет силы, и крупные вотчинники, с самого начала не желавшие воевать против ливонских баронов и польско-литовских панов, склоняются к предательству. С 1562 начинаются побеги бояр в Литву, а в 1564 году царю изменяет высокопоставленный военачальник, князь Курбский. Отрабатывая денежные и земельные пожалования от польского короля, первый наш диссидент господин Курбский сперва выдает информацию о передвижении русских войск к Орше, что приводит к гибели отборной русской рати, застигнутой литовцами врасплох, на марше. Затем он предает на казнь московских агентов в Ливонии и возглавляет польско-литовский поход в район Великих Лук. Царь Иван, возмущенный изменой элиты, переходит к автократическому стилю правления, которое столь «воспето» западными, да и российскими историками. Кстати, типичной особенностью этих авторов является то, что они придают эксклюзивный характер, вселенский размах и бессмысленность репрессиям Ивана IV, а то и называют их «антинародными». На самом деле опричнина опиралась на северо-восток Руси, где преобладали черносошные и монастырские крестьяне, активно участвовавшие в земском самоуправлении и судопроизводстве. Направлена же была опричнина против феодальной системы, фактически против крупных привилегированных землевладельцев: княжат (потомков удельных князей) и бояр-вотчинников, многие из которых были связаны с Литвой и по происхождению, и по убеждениям. Интересы этой феодальной знати капитально расходились с интересами служилого дворянства, простонародья, да и всего русского государства. Как пишет проф. С.Ф. Платонов (кстати, весьма либеральный историк): «опричнина сокрушила землевладение знати», и привилегированные феодальные землевладельцы превратились в «рядовых служилых землевладельцев», расселенных преимущественно по окраинам и обязанных защищать страну. С.Ф. Платонов называет это «мобилизацией землевладения» и «разгромом удельной аристократии».