Святослав Бэлза - За пушкинской строкой

Бэлза Святослав

За пушкинской строкой

Святослав Бэлза

За пушкинской строкой

О ЖЕЛЕЗНОЙ МАСКЕ

Вольтер в своем "Siecle de Louis XIV" (в 1760) первый сказал

несколько слов о Железной Маске...

Сии строки произвели большое впечатление. Любопытство было сильно

возбуждено. Стали разыскивать, разгадывать, предполагать. Иные думали,

что Железная Маска был граф de Vermandois, осужденный на вечное

заключение будто бы за пощечину, им данную дофину (Людовику XIV).

Другие видели в нем герцога де Бофор, сего феодального демагога,

мятежного любимца черни парижской, пропавшего без вести во время осады

Кандии в 1669 г.; третьи утверждали, что он был не кто иной, как

герцог Монмуф, и проч. и проч. Сам Вольтер, опровергнув все сии мнения

с ясностью критики, ему свойственной, романически думал или выдумал,

что славный невольник был старший брат Людовика XIV, жертва честолюбия

и политики жестокосердной. Доказательства Вольтера были слабы. Загадка

оставалась неразрешенною. Взятие Бастилии в 1789 году и обнародование

ее архива ничего не могли открыть касательно таинственного

затворника.

В тексте заметки "О Железной Маске", не увидевшей света при жизни Пушкина, поэт привел те данные, которые сообщил Вольтер о таинственном заключенном в капитальном труде "Век Людовика XIV". "Несколько времени после смерти кардинала Мазарини, - пишет он, - случилось происшествие беспримерное, и, что еще удивительнее, неизвестное ни одному историку: Некто, высокого росту, молодых лет, благородной и прекрасной наружности, с величайшею тайною послан был в заточение на остров св. Маргариты. Дорогою невольник носил маску, коей нижняя часть была на пружинах, так что он мог есть, не сымая ее с лица. Приказано было, в случае, если б он открылся, его убить..."

С полной достоверностью установлено, однако, что остров Сент-Маргерит не был первым местом заточения Железной Маски и что ранее этот господин "Некто" содержался в крепости Пинероль. Ни одно повествование о Железной Маске (а за два с лишним столетия их накопилось великое множество) не обходится без упоминания имени Сен-Мара. Сей дворянин, сбросив форму мушкетера, продолжал доказывать преданность королю не доблестной шпагой, а ревностным усердием в качестве начальника различных тюрем. Вначале ему была вверена цитадель в Пинероле, куда и был доставлен особо важный арестованный, лицо которого скрывала маска (причем из черного бархата, как гласят некоторые источники, хотя для легенды железо оказалось несравненно более привлекательным). Когда же Сен-Мара облекли губернаторской властью на Сент-Маргерит, ему было предписано перевезти туда и арестанта в маске. К периоду пребывания на Сент-Маргерит этих двух людей, скованных цепью одной тайны, относится излагаемый Пушкиным вслед за Вольтером эпизод: "Однажды невольник начертал что-то ножом на серебряной тарелке и бросил ее из окошка. Рыбак поднял тарелку на берегу моря и принес ее губернатору. Сей изумился. Читал ли ты, что тут написано, - спросил он у рыбака, - и видел ли кто у тебя эту тарелку? - Я не умею читать, - отвечал рыбак, - я сейчас ее нашел, никто ее не видал. - Рыбака задержали, пока не удостоверились, что он в самом деле был безграмотный и что тарелки никто не видал".

Вершиной карьеры Сен-Мара было назначение его на пост коменданта королевской тюрьмы э 1. Ворота Бастилии распахнулись 18 сентября 1698 года, пропуская сопровождавшуюся конвоем закрытую карету, где находились новоиспеченный комендант и его заключенный. Покинуть стены этого пристанища Железной Маске уже было не суждено: через пять лет он умер в камере.

Чрезвычайно заманчивая вольтеровская версия о том, что Железная Маск,а приходился братом Людовику XIV, получила позже мощную поддержку со стороны автора "Трех мушкетеров". Дюма любил повторять, что история для него - лишь гвоздь, на который он вешает свою картину. Для романа "Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя" одним из таких "гвоздей" послужила легенда о Железной Маске. Дюма заставил хитроумного Арамиса сделать попытку подменить Людовика XIV его братом-соперником. А после крушения этого заговора капитан д'Артаньян отвозит разоблаченного лжекороля на Сент-Маргерит, где его

случайно встречают Атос и юный Рауль. Разумеется, и серебряное блюдо, которому доверил жгучую тайну царственный пленник, находит у Дюма не безвестный рыбак, а отважный виконт де Бражелон.

Предложенное Вольтером эффектное толкование загадки привлекло не только Дюма, но также Альфреда де Виньи и Виктора Гюго, не называя уже сонма менее знаменитых писателей. Попутно возникло несколько разновидностей этой версии, также исходивших из общего главного тезиса - фамильного сходства узника с "королемсолнцем". Это злополучное сходство и вызывало якобы необходимость скрывать его внешность даже от тюремщиков. Оно же объясняло, с другой стороны, почему с Маской обходились столь почтительно и вообще ограничились тем, что лишили его свободы, а не учинили над ним расправу, на которую так скор был XVII век.

Интересно, что пока историков в полной мере не удовлетворяет ни одна из кандидатур на роль Железной Маски. Между тем претендентов на этот титул выдвинуто больше, чем на авторство шекспировских пьес. В этом списке значатся также сын "цареубийцы" Оливера Кромвеля и король Англии Карл I, которому якобы удалось избежать казни; незаконный отпрыск династии Стюартов Жак де ла Клош и мальтийский рыцарь Жак де Бретель; кардинал де Ретц и генерал Бюлонд. Некоторые искатели-энтузиасты доходят подчас до абсурда в стремлении любой ценой подогнать свои шаткие "гипотезы" под те скудные факты о Железной Маске, которыми располагает наука. Чего стоят, к примеру, домыслы, будто стараниями иезуитов в душную маску обрядили Жана-Батиста Поклена, покрывшего себя неувядающей славой под псевдонимом Мольер! Сторонников данной "теории" не смущает тот бесспорный факт, что жизненный путь Мольера завершился еще 17 февраля 1673 года, в день четвертого представления "Мнимого больного".

И в наши дни по-прежнему бытует версия о принце-близнеце или каком-либо другом родственнике Людовика XIV. Но еще несколько "соискателей" обладают примерно равными шансами на сделавшееся почетным звание Железной Маски. Во-первых, это итальянский граф Эрколе Маттиоли, в пользу которого существуют весомые доводы, включая пометку о смерти в регистрационной книге Бастилии, содержавшую, как можно полагать при желании, искаженное написание его фамилии. Коварный мантуанец дерзнул поставить короля Франции в весьма неловкое положение, обманув его доверие и разгласив содержание конфиденциальных переговоров.

К моменту, когда Маттиоли пополнил собой контингент государственных преступников, содержавшихся в Пинероле, там давно уже находился Николя Фуке. Некогда всесильный министр финансов, Фуке изрядно досадил Людовику XIV, за что и отправился в пожизненное заключение. До последнего времени полагали, что он угас в Пинероле в 1680 году. Но вот недавно один французский журналист выступил с сенсационным заявлением: по его мнению, вместо Фуке был погребен кто-то другой, а экс-министр влачил дальше бренное существование, превратившись в Железную Маску.

Теперь настало время ввести очередной персонаж этой "трагедии масок", в которой многократно произносилось заветное "Маска, я тебя знаю", но каждый раз аргументация оказывалась явно недостаточной. Того, о ком пойдет речь, звали Эсташ Доже (впрочем, нет никакой уверенности, что таково его настоящее имя). Он был посвящен, несомненно, в какие-то важные секреты, ибо поначалу его содержали в Пинероле строго изолированно. Позже ему были дозволены контакты с Фуке. Исследователи не раз пробовали "примерить" Железную Маску на Доже, но пока безрезультатно. А посему не приходится удивляться, что при попытке возведения Фуке в ранг Железной Маски сама собой напросилась мысль отвести для бедняги Доже роль трупа, который захоронили под именем проштрафившегося министра.

Железной Маски не коснулась ржавчина забвения. Все новые и новые усилия прилагаются для раскрытия дразнящей тайны. Век электроники призвал на помощь даже компьютеры. Но те, кто пожелал навсегда заменить живое лицо равнодушной маской, были мастерами своего дела. И сегодня мы ненамного ближе к решению задачи "с одним неизвестным", чем во времена Пушкина.

АХ, ПРАВДА ЛИ, САЛЬЕРИ?..

Моцарт.

...Ах, правда ли, Сальери,

Что Бомарше кого-то отравил?

. . . . . . . . . . . . . . . .

Сальери.

...ужель он прав,

И я не гений? Гений и злодейство

Две вещи несовместные. Неправда:

А Бонаротти? или это сказка

Тупой, бессмысленной толпы - и

не был

Убийцею создатель Ватикана?

Одно время Пушкин намеревался назвать пьесу "Моцарт и Сальери" иначе "Зависть", но довольно быстро отказался от такого замысла. Этот драматургический шедевр, потрясающий глубиной и предельной конденсированностью психологических характеристик, - не просто "трагедия зависти": философская проблематика здесь гораздо шире. Для постижения морально-этической концепции "Моцарта и Сальери" немаловажное значение приобретают использованные Пушкиным две легенды об убийствах, якобы совершенных людьми искусства.