Сергей Носов - Тайная жизнь петербургских памятников

Сергей Носов

«Тайная жизнь петербургских памятников»

Спасибо, что вы выбрали сайт ThankYou.ru для загрузки лицензионного контента. Спасибо, что вы используете наш способ поддержки людей, которые вас вдохновляют. Не забывайте: чем чаще вы нажимаете кнопку «Спасибо», тем больше прекрасных произведений появляется на свет!

СРЕДИ НАС

Памятники существуют, и существуют весьма оригинально. Не будучи биологическими объектами, они обнаруживают специфическую, хотя и не очевидную на временных промежутках активность — было бы кому наблюдать. Способ их присутствия в нашем жизненном пространстве можно соотнести с жизнью в общечеловеческом понимании этого слова. Они действительно «живут». Хотя и не совсем по-людски.

Сосуществование с ними расширяет наши представления об окружающем мире. По отношению к нам их положение двойственное. Как артефакты они, конечно, принадлежат сферам нашей, то есть человеческой культуры, но, с другой стороны, именно нам, человекам, справедливо рассматривать их внеположно нашим собственным духовным ценностям — как некую данность. И здесь мы могли бы определить место памятникам где-то между царством неживой и царством живой природы. Даже, пожалуй, ближе к царству живой. Необходимо учесть только, что категория одушевленности неприменима к ним. Любой объект обязан быть одушевленным или неодушевленным — любой, но не памятник. Человеческий язык, вообще, мало приспособлен для отображения их бытия.

Наш опыт общения с памятниками довольно груб, примитивен. Побольше бы нам деликатности в этом вопросе, и мы бы, возможно, знали слова, пригодные для описания бытия памятников. За отсутствием должного опыта приходится пользоваться тем, что имеем — простыми, по-человечески апробированными глаголами — живут, чувствуют, понимают, хотят…

То же мы говорили бы, наверное, об инопланетянах, если бы реально ощущали их присутствие рядом с собой.

Они, памятники, более всего и напоминают инопланетян.

Такую тихую цивилизацию, существующую параллельно с нашей. Их возрастающее присутствие все более очевидно. И похоже, они готовы пойти на контакт.

Любой памятник рукотворен и до известной степени не самостоятелен. Полноценной жизнью (по своим меркам) он живет только во взаимодействии с людьми. Это взаимодействие, часто весьма драматичное, наполняет существование памятника смыслом, а точнее сказать, смыслами, многие из которых, на иной человеческий взгляд, часто кажутся паразитарными, побочными. Но не в этих ли смысловых девиациях заключена предназначенная для нас информация? Надо лишь знать, как ее раскодировать.

Предназначение памятника, на человеческий взгляд, грубо говоря — «чтобы помнили». Памятник и рад выполнять эту функцию, но люди, в силу обстоятельств, которые они сами часто называют историческими, так или иначе, навязывают памятнику отношения другого рода. Памятнику гораздо сложнее понять людей, чем людям памятник. Ориентированному на вечность трудно понять мельтешащих, тогда как предающемуся метаниям обычно всегда и все ясно.

Нам, например, ясно, кто виноват в наших бедах. Если виновного перед глазами нет, мы обращаем свой взор на памятники. Мы требуем ответственности от них, и в первую очередь ответственности за тех, кому они посвящены. Люди за поступки людей заставляют отвечать памятники!.. Памятники — идеальные объекты для наказаний. Они не просто терпеливы, они умеют претерпевать.

Вероятно, здесь что-то есть от магии: не имея возможности покарать исторических лиц, некогда покинувших сей мир, люди выносят приговор соответствующим монументам. Репертуар воздействий велик — от оскорбления жестом до полного уничтожения. Их могут, например, подвергать принудительной изоляции (иначе выражаясь, «хранению»), как, скажем, поступили с памятником баронету Я. В. Виллие, — в 1948-м, задним числом, организатор врачебного дела в России был объявлен английским шпионом, после чего памятник ему демонтировали и заключили в деревянные ящики на срок, который получил бы настоящий шпион. Конная скульптура Александра III, кажется, испытала на себе все виды отбывания сроков — и под домашним арестом, и в одиночной камере (деревянном футляре), и в символической клетке (на десятую годовщину Великого Октября). Мало того, этот памятник пытались перевоспитать — посредством ритуального перепосвящения с открытием новой надписи на пьедестале. Иногда памятники подвергают изгнанию, очень часто — выселению с законного места. Памятники могут лишить собственности — отдельных деталей (аксессуаров и атрибутов), а иногда и самой недвижимости, под которой в их случае следует понимать постамент. Скажем, величественный постамент все того же Александра III однажды употребили на полезное дело — на пьедесталы для других памятников — Римскому-Корсакову и дважды героям Советского Союза.

Чаще бывает по-другому: не памятник переживает свой постамент, а постамент — памятник. В Петербурге можно встретить пустующие постаменты. Будь ты памятник царю, будь революционеру, твой постамент одинаково может лишиться тебя. Например, постамент памятника Бабушкину незаметно стоит в парке, еще недавно носившем имя этого революционера, так же, как напротив больницы, когда-то названной Александровской в честь царя Александра II, до сих пор стоит часть постамента памятника царю-освободителю. В ином случае отдельный постамент становится как бы сам новым памятником — так произошло с гранитной призмой, служившей до революции пьедесталом для памятника гренадеру Леонтию Коренному, герою войны с Наполеоном. Переместившись с Васильевского острова во двор музея Суворова, постамент, благодаря сохранившейся надписи «РОДНОМУ ПОЛКУ», стал восприниматься как памятник лейб-гвардии Финляндскому полку, что, в общем-то, справедливо: памятник и был в свое время установлен к юбилею полка на парадной лестнице офицерского собрания.

Произнося слово «увековечить», мы даже не задумываемся, насколько смертны памятники. Как бы ни были они «ориентированы на вечность», средняя продолжительность их жизни соизмерима с человеческой. Веками живут не многие, все они хорошо известны в лицо, и всем им когда-то, так или иначе, угрожала опасность. Да и что значит «веками»? Памятник Петру I, старейший в Петербурге, был закончен «всего лишь» к 1755 году, после чего еще сорок пять лет бесхозно пылился на складе, пока его не вызволил на божий свет Павел, чтобы установить перед Михайловским замком. И это, наряду с «Медным всадником» (1782), верхний возрастной предел. А вот памятник великому князю Николаю Николаевичу (Старшему) — другая конная скульптура, в Петербурге по счету пятая — простоял на Манежной площади четыре года (1914–1918). Или Сталина взять. На что казались незыблемыми — всего в городе было их пять, бронзовых, четырех открыли практически одновременно перед ноябрьскими праздниками 1949 года (через месяц после первых расстрелов по «ленинградскому делу»), а пятого еще через год, — простояли соответственно двенадцать и одиннадцать неполных лет, в аккурат до XXII съезда партии, принявшего известную резолюцию.

Лениных тоже заметно поубавилось. Вот, например, один из самых «молодых» Лениных, установленный перед стадионом его же имени, продержался, будучи гранитным, всего четырнадцать лет — вплоть до переименования стадиона. Став ненужным здесь, он приглянулся жителям города Полярные Зори, куда и был отправлен по их просьбе. На его месте в 1994 году появился бронзовый бюст Петру I (заменять Ильича Петром входило в традицию), но уже через несколько месяцев бронзовую голову царя весом в сорок килограммов украли злоумышленники. Тогда здесь торжественно открыли памятник другому Петру — легендарному футболисту Петру Дементьеву. Публика наивно принимала памятник за бронзовый, а он был всего лишь покрашен под бронзу. Памятник стал рассыпаться, и двух лет не прошло, как его, мягко говоря, утилизировали.

Есть такие патогенные зоны для памятников — стадион «Петровский», Манежная площадь, еще несколько.

Что касается «временных материалов», интерес к ним возник в годы Гражданской. Ладно памятник Володарскому, взорванный контрреволюционерами, погиб как единственный в своем роде, но ведь другим образцам «монументальной пропаганды», стремительно сгинувшим в силу естественных причин (нестойкость материала), счет уже в двадцатые годы шел на десятки. Но даже если не брать в расчет те, по большей части, гипсовые изваяния, число утраченных памятников в городе нашем будет на сегодняшний день где-то за семьдесят.

Стоит ли удивляться, что выставленные на обозрение памятники отнюдь не всегда жаждут публичности. Часто памятники пытаются стать незаметными, слиться с обшарпанными стенами заводских корпусов, спрятаться в кустах, что, к слову, весьма характерно для ведомственных Ильичей. Им действительно есть чего опасаться, они давно в группе риска. Даже высокостатусные Ленины — такие, как у Финляндского вокзала и на Московской площади, не могут не испытывать беспокойства. Хотя с этими все же считаются. И вот что придумано — чтобы приглушить их будто бы актуальный пафос, к ним применили прием огламуривания. Окружили фонтанами. И Ленин на броневике, и аникушинский в распахнутом пальто, оба, кажется, приняли правила игры — они теперь, как дирижеры водных потоков, распределители струй. Каждый из них теперь, почти как петергофский Самсон.