Михаил Латышев - Юрий Домбровский

Латышев Михаил

Юрий Домбровский

Михаил Латышев

Юрий Домбровский

Десятилетия имя и произведения этого замечательного писателя были в тени. Мы только-только начинаем по-настоящему осмысливать величину личности и значительность его творчества.

Внешнюю канву биографии Юрия Осиповича Домбровского легко выразить довольно короткой колонкой дат и довольно кратким пояснением к ним:

12 мая 1909 года - родился в Москве в семье адвоката;

1932 год - окончил Высшие литературные курсы; первый арест, выслан из столицы в Казахстан;

1937 год - второй арест;

1938 год - опубликована повесть "Державин" ("Крушение империи");

1939 год - третий арест;

1939-1943 годы - в заключении на Колыме;

1943-1944 годы - работа над романом "Обезьяна приходит за своим черепом";

1946 год - работа над циклом новелл о Шекспире "Смуглая леди";

1949 год - четвертый арест;

1949-1956 годы - в заключении на Крайнем Севере и в Тайшете;

1966 год - реабилитирован за отсутствием состава преступления;

1959 год - опубликован роман "Обезьяна приходит за своим черепом";

1964 год - в "Новом мире" опубликован роман "Хранитель древностей"; заключен с журналом договор на роман "Факультет ненужных вещей";

1969 год - вышла книга "Смуглая леди";

1974 год - опубликована в Алма-Ате книга очерков о казахских художниках "Факел";

1978 год - в начале весны в Париже опубликован роман "Факультет ненужных вещей";

29 мая 1978 года - скончался; похоронен на Кузьминском кладбище Москвы.

За безмолвными здесь - на бумаге - датами там - в реальной жизни встают тысячи людей, сотни событий, десятки городов.

Кровавая круговерть, гордость и позор, жизнь и смерть, любовь и разлука, предательство и верность - там.

Малюсенький дефис между тридцать девятым и сорок третьим годами, сколько же таит он за собой! И как много сокрыто за другим дефисом - между сорок девятым и пятьдесят пятым годами!

Нам не пережить пережитого писателем. К счастью, не пережить. Он остался несломленным и гордым, а какими бы вернулись оттуда мы? Кто поручится, что тоже несломленными и гордыми? Кто поручится, что у нас остались бы еще силы писать стихи?

Даже в пекле надежда заводится,

Если в адские вхожа края.

Матерь Божия, Богородица,

Непорочная дева моя.

Она ходит по кругу проклятому,

Вся надламываясь от тягот,

И без выбора каждому пятому

Ручку маленькую подает...

Это - начало стихотворения "Амнистия", написанного Ю. Домбровским зимой 1940 года на Колыме. Боль - и свет! Страдание - и надежда! Безверие - и глубочайшая вера! И - жизнь. Для кого-то - _будничная_.

Пока это жизнь, и считаться

Приходится бедной душе

Со смертью без всяких кассаций,

С ночами в гнилом шалаше.

С дождями, с размокшей дорогой,

С ударом ружья по плечу.

И с многим, и очень со многим,

О чем и писать не хочу.

И он об этом, по сути дела, не писал, уступив место хроникеров другим: Александру Солженицыну, Варламу Шаламову, Евгении Гинзбург. Сам Ю. Домбровский в романе "Факультет ненужных вещей" осмыслил глубинную природу этого.

Яркое, резкое, основанное на динамичных столкновениях и контрастах политическое бытие (пример тому - Солженицын) не органично для Ю. Домбровского. Он весь - в бытии философском.

Виктор Лихоносов еще в 1968 году в повести "Люблю тебя светло" с присущей ему лиричностью отобразил это свойство души Ю. Домбровского.

А через несколько лет в автобиографическом романе "Прощание из ниоткуда" писатель противоположного темперамента - Владимир Максимов - как бы закрепил эту особенность миропонимания Юрия Осиповича, уж так ломанного Системой, так мучимого ею, но оставшегося Поэтом несмотря ни на что. Поэтом в главном - в отношении к жизни: без оголтелой злобы; с осознанием хрупкости ее смысла; с ежесекундным ощущением неслучайности нашего явления из тьмы на свет.

"Выезжал я из Москвы в ростепель, в хмурую и теплую погодку. То и дело моросил дождичек, и только-только начали набухать за заборами, на мокрых бульварах и в бутылках на подоконниках бурые податливые почки. Провожали меня с красными прутиками расцветшей вербы, потешными желтыми и белыми цветами ее, похожими на комочки пуха. А здесь я очутился среди южного лета. Цвело все, даже то, чему вообще цвести не положено, - развалившиеся заплоты (трава била прямо из них), стены домов, крыши, лужи под желтой ряской, тротуары и мостовые".

Это - начало романа "Хранитель древностей". О первых впечатлениях Зыбина, литературного двойника Ю. Домбровского, от Алма-Аты. Пейзаж нарисован словно бы и не пережившим пятнадцатилетний ад человеком: цветение, сияние, радость, которые не блекнут и на последующих страницах и этого романа, и его продолжения "Факультета ненужных вещей", хотя там уже примешана к ним боль, а лирика освещена высокой мыслью - о праве и бесправии в тоталитарном обществе.

Он сполна испытал "прелести" времени, в которое ему выпало жить и работать. Уточним: жить - честно, работать - честно.

Иногда трудно представить, как в атмосфере литературы, примитивной до силуэтности наскальных рисунков, могли созреть и воплотиться (пусть только в виде неизданных рукописей) замыслы романа "Обезьяна приходит за своим черепом" или цикла новелл о Шекспире - "Смуглая леди".

На самом деле, не поленитесь, воскресите в памяти прозу или поэзию полувековой давности. Что осталось от нее? Где ее хваленые "шедевры", плакатные в своей первооснове, неправдоподобно-жизнерадостные? Исчезли. Растаяли, "яко дым". А помним мы и читаем сейчас вещи тогда до печатного станка не дошедшие или дошедшие с большим трудом. Среди первых и произведения Ю. Домбровского.

"Доходяга", вышвырнутый из советского концлагеря умирать, вынес с собою оттуда замысел романа "Обезьяна приходит за своим черепом", тема которого как бы витала в воздухе, - шла война с фашизмом. Участвовать в ней непосредственно Ю. Домбровский не мог, но сполна использовал доступную ему писателю - возможность сразиться с "коричневой чумой".

Роман этот не мог в то время "прийтись ко двору". И не пришелся. От момента написания "Обезьяны" до момента публикации пролег временной отрезок длиной в пятнадцать лет. Все последующие произведения Ю. Домбровского ждала похожая судьба - страшная, как казалось когда-то, счастливая, как оказалось ныне.

Но, с другой стороны, это запоздавшее на многие годы признание, как обворовало оно и нас, и писателя, вынужденного, как он писал сам, "зарабатывать на жизнь подсобными литературными и окололитературными работами"! Он много (и хорошо!) переводил с казахского языка; часто писал внутренние рецензии на произведения, отнюдь не требующие его энциклопедических знаний и его выдающегося писательского дара.

Ю. Домбровский в жизни был очень разный. Один - когда изредка появлялся в ЦДЛ; другой - когда штудировал книги в библиотеке или приходил в книжный магазин; третий - в любимом Доме творчества Голицыне, где ему работалось лучше всего; четвертый - в Алма-Ате, куда часто и надолго уезжал; пятый беседующий о чем-нибудь с любым из прохожих в любой географической точке, куда заносили его судьба или случай; шестой - дома; седьмой - с грибным лукошком в осеннем подмосковном лесу.

Внешне он, мало походил на писателя (как и всякий настоящий писатель!), хотя именно писателем был до мозга костей. Своим негромким присутствием в литературе Ю. Домбровский многих удерживал от фальши, от чрезмерного самолюбования и завышенных самооценок, учил объективному взгляду на происходящее вокруг. Даже если об этом прямо не говорилось. Однако личный пример Ю. Домбровского подразумевал, что жить можно и надо только так постоянно помня о великой, неизменной во времени Культуре.

Как бы отсутствующий в "текущем литературном процессе", Ю. Домбровский несомненно и всегда присутствовал в русской литературе, которой текущие проблемы и текущие запросы власть предержащих смешны из-за их гротескности и несоответствия запросам Истории.

Если вдуматься, то совсем не случайно "последние из могикан" серебряного века русской литературы Б. Зайцев и Г. Адамович отозвались на появление "Хранителя древностей": первый - письмом автору, второй рецензией на роман. И так же совсем не случайно в орбиту Ю. Домбровского оказались вовлеченными многие из видных современных писателей: Ю. Казаков и В. Лихоносов, В. Максимов и Ю. Давыдов, Б. Окуджава и Ф. Светов, Ч. Амираджиби и Ф. Искандер... Список можно длить и длить.

После публикации "Хранителя древностей" в "Новом мире" редакция журнала признала роман лучшим материалом года. Автор получил премию и пригласил Твардовского, Виктора Некрасова, некоторых сотрудников журнала отметить это событие в "Метрополе".

- Но все прошли, - рассказывал Юрий Осипович своему алма-атинскому другу Павлу Косенко, - а я разделся - и меня не пропускают: я, оказывается, в тот день пиджак не надел, прямо под пальто пестрая рубаха. Не пропускают ни в какую. Не знаю, что и делать, неловко же - пригласил... К счастью, Твардовский зачем-то выглянул. Увидел меня, понял, в чем дело, вздохнул, достал удостоверение депутата Верховного Совета, показал швейцару и метрдотелю: "Отойдемте сюда, в сторонку". Я и прошмыгнул. Твардовский - им: "Спасибо, больше мне от вас ничего не нужно". Потом мне говорил: "Ну, хорош! В каком бы положении мы оказались, денег же ни у кого нет..."