Марк Аврутин - Прав ли Виктор Суворов, переписывая историю войны

Марк Аврутин

Прав ли Виктор Суворов, переписывая историю войны

Выход в России книги Виктора Суворова «Ледокол», совпавший с частичным и временным открытием архивов, послужил стимулом к возобновлению дискуссии о предыстории Второй мировой войны. В основе всех книг о войне, выходивших до того момента в Советском Союзе, лежала просталинская концепция кануна войны, согласно которой, как известно, усилия советского правительства были направлены если не на полное предотвращение войны, то хотя бы на её максимально возможное оттягивание. И поэтому, естественно, не могло быть и речи о какой-либо ответственности Советского Союза за развязывание войны. Впрочем, и сейчас даже «продвинутые» российские историки допускают мысль лишь о том, что подписанный Сталиным договор с Германией о ненападении, возможно, только способствовал развязыванию войны Гитлером.

Виктор Суворов опрокинул концепцию развития советской военно-исторической науки, тщательно оберегаемую прокоммунистическими историками «с именами», которые сохранили ключевые позиции в постсоветской науке. Для них история, прежде всего, — наука политическая, основной целью которой остается не стремление вскрыть подлинный смысл событий, а забота «о правильном воспитании поколений, вступающих в жизнь». Готовность, с которой они стремятся предать анафеме авторов, пытающихся проникнуть в смысл событий, происходивших в первой половине 20 столетия, в особенности, в канун Второй мировой войны, говорит о том, что демократия в истории не прошла. Процесс деградации исторической науки в постсоветской России, к сожалению, продолжается.

Вскоре после окончания войны Сталин запретил писать воспоминания о её начальном периоде, поэтому сейчас приходится заново изучать проблемы этого периода. Но и само российское общество не готово к восприятию правды о той войне. Поэтому вряд ли мы дождемся, когда 9 мая станут отмечать как день памяти миллионов погибших. Ведь борьба между историками на самом деле ведется не столько за историческую правду, сколько «за право на историческую гордость». Попытки скрыть агрессивные устремления Сталина искажают освещение ключевых моментов в истории предвоенного периода. Но если принять концепцию подготовки Советским Союзом наступательной войны, то советский народ превращается в соучастника агрессора. К этому тотчас добавятся многочисленные факты просто звериной жестокости красноармейцев, проявленной ими в 1945 году в Германии. Поэтому так тщательно вышибали из народа в бытность существования Советского Союза интерес к истории. Уж слишком неприглядно выглядела бы та историческая правда, особенно, о войне между СССР и Германией.

С другой стороны, существует и объективная трудность в раскрытии правды о подготовке к войне и о самой войне, вытекающая из механизма сталинской власти, особенность которого состояла в том, чтобы не оставлять, по возможности, никаких вообще следов, а тем более, документов. Если для полноты картины упомянуть ещё западных, в первую очередь, немецких историков, то у них опасения быть обвиненными в симпатиях к фашизму зачастую перевешивают стремление к истине.

Согласно признанию самого Виктора Суворова, суть его «маленького открытия» состоит в том, что, «если бы Гитлер не начал войну 1 сентября 1939 года, Сталин искал бы другую возможность или другого исполнителя, который толкнул бы Европу и весь мир в войну». Другими словами, речь идет о том, что сталинская политика была направлена на подготовку Советского Союза к наступательной, агрессивной войне. Но Суворов явно лукавит, ибо основное его «открытие» состоит в том, что германское вторжение 22 июня 1941 года носило характер превентивного удара, спровоцированного Сталиным. Удара, который опередил всего на две недели неизбежное наступление Красной армии.

Что же касается большевистской политики подготовки Советского Союза к наступательной войне, то началась она, как ни странно, ещё до возникновения самого советского государства. Первым практическим шагом на пути формирования этой политики можно было бы считать раскол РСДРП в 1903 году на меньшевиков и большевиков, который произошёл в основном по причинам не политического или идеологического, а морально-нравственного характера. Группа «товарищей» во главе с Лениным сочла возможным использовать любые средства, включая даже уголовные, если только они способствуют достижению конечной цели — революции и захвату власти. Вторым шагом стало заключение Брестского мира, когда, ради сохранения государственности и своей власти, Ленин отдал Германии один миллион кв. км плодороднейших земель, богатейшие промышленные районы и ещё контрибуцию золотом. Этот шаг знаменовал собою фактически отказ от мировой революции в традиционном понимании и превращение её в управляемую и контролируемую революцию.

Следующий шаг, совершенный уже Сталиным, состоял вообще в отказе от мировой революции в качестве главного инструмента в «расширении фронта социализма» и передаче функции сокрушения «буржуазного мира» Красной армии. К тому же происходило это не на исходе 30-х годов, как полагает большинство историков-ревизионистов (теперь уже вместе с В. Суворовым), а в середине 20-х. Сталин, воодушевленный этой идеей, отчетливо представил себе способ её осуществления в то время, как все остальные сподвижники Ленина пребывали в растерянности. Сталин же, как известно, предложил «построение социализма в одной стране», что вполне соответствовало концепции новой русской экспансии, заменившей собою идею мировой революции.

Хотя о войне говорил и сам Ленин, уверяя, что «вторая мировая война позволит завоевать власть во всей Европе…». И Карл Радек указывал на то, что «штык — это существенная вещь, необходимая для введения коммунизма». О допустимости «наступательной революционно-социалистической войны» высказывался даже Бухарин. Но все эти высказывания носили абстрактный характер. И лишь Сталин придал им практическую, «железную» форму.

Сталин начал с построения своей «вертикали власти», убрав всех «вождей революции», мешавших ему, одновременно создавая могущество этой власти. Поэтому он стал самым ревностным сторонником сотрудничества с Рейхсвером, который в рамках Раппальского договора начал создавать военную промышленность Советского Союза. Связью между штабами Красной армии и Рейхсвера с 1924 года успешно руководил Тухачевский. Это объясняет, почему в 1925 году Сталин при всей его нелюбви к Тухачевскому назначил его заместителем наркома обороны.

Офицеры-специалисты Рейхсвера создали уже в 1923 году совместно с фирмой «Юнкерс» в пустовавших корпусах Русско-балтийского завода, расположенного в излучине Москвы-реки, в Филях, завод по производству цельнометаллических военных одномоторных двухместных самолетов-разведчиков Ю-20 и Ю-21. Кроме того, в Германии тайно разрабатывались и изготавливались в одном экземпляре прототипы новейших видов вооружений, которые затем по частям тайно ввозились в СССР, где собирались, подвергались всевозможным испытаниям и после устранения выявленных недостатков запускались в серийное производство на советских заводах.

На территории СССР были построены также учебные центры: под Липецком готовили военных летчиков; под Казанью была организована танковая школа; в Саратове — испытательный полигон для химического оружия. Липецкий авиацентр приобрел также большое значение как полигон для испытания боевых самолетов авиастроительных фирм Германии, а также вооружения и оснастки самолетов. В "танковой школе Кама" советские курсанты знакомились с чертежами и описаниями танков, которые имелись в распоряжении Рейхсвера. Это позволило позднее применить в советских танках элементы немецких конструкций: подвеску, сварные корпуса, внутреннее размещение экипажа, стробоскопы и наблюдательные купола, перископические прицелы, спаренные пулеметы, электрооборудование башен, а также технические условия проектирования и изготовления.

В феврале 1930 года в Детройте был подписан договор между советской фирмой «Амторг» — неофициальным торговым представителем СССР — и американской фирмой Альберта Канна — крупнейшего специалиста по проектированию больших заводов. Фирма Канна спроектировала, построила и оснастила оборудованием более 500 промышленных объектов, среди которых были автомобильные, тракторные (т. е. танковые), авиационные и станкостроительные заводы, кузнечные цеха, теплоэлектростанции, прокатные станы, асбестовая фабрика. Список объектов, построенных фирмой Канна, в СССР никогда не публиковался, а имя самого Канна оставалось не известным. На этих объектах работали немецкие, австрийские и американские специалисты. Причем, как ни странно, сотрудничество с немецкими специалистами продолжалось и после прихода к власти Гитлера.