Eвгений Брандис - Мир будущего в научной фантастике

Евгений Павлович Брандис, Владимир Иванович Дмитревский

МИР БУДУЩЕГО В НАУЧНОЙ ФАНТАСТИКЕ

1

С тех пор, как существует человек, мечта о будущем стала неотъемлемой частью его бытия. Работая, человек не может не мечтать. В основе всякого трудового усилия лежит мысль«о завершении дела. Гончар, прежде чем изготовить кувшин, видит его в законченной форме. Инженер, создавая в чертеже проект моста, мысленно любуется его изящной конструкцией. Ученый, начиная свой долголетний труд, думает о его конечных результатах. То же самое можно сказать о любой другой работе.

Мечта неотделима от созидательного труда. Перспективный труд в свою очередь превращает мечту в реальность, дает простор творческой фантазии.

И не случайно уже в древних мифах и народных сказках мы находим фантастические прообразы тех свершений, которые оказались людям под силу лишь в наше время.

Наряду с первобытными суеверными представлениями о грозных и таинственных силах природы в мифах и сказках утверждается вера в безграничное могущество разума.

Герои, созданные народным воображением, покоряют воздушную стихию, обживают морские глубины, обретают способность видеть и слышать на большом расстоянии. Вспомним хотя бы миф о Дедале и Икаре, народные сказки о «ковре-самолете», «сапогах-скороходах», «волшебном зеркальце», «скатерти-самобранке» и т. д., в которых М. Горький усматривал выражение желаемого, «прототип гипотезы».

Нет фантазии, говорил Горький, в основе которой не лежала бы реальность. Воображение великий писатель называл силой, способствующей расширению мыслимых пределов возможного.

Отсюда, то есть от существующих реальных отношений, от необходимости расширить мыслимые пределы возможного, и отталкивались философы и писатели всех эпох в своих попытках нарисовать картину грядущего мира.

Классовые противоречия, неизбежные в каждой антагонистической общественной формации, еще со времени античного рабовладельческого строя порождали у людей мечту об идеальном общественном устройстве. Платон, Аристофан, Лукиан и другие — каждый по-своему — выразили эту, мечту. На исходе средневековья — в эпоху Возрождения — появи*-лись первые коммунистические утопии Томаса Мора и Томмазо Кампанеллы, а уже в XIX веке, в период господства капиталистического строя,- социальные утопии Сен-Симона, Оуэна, Фурье, Кабе и многих других авторов, которые грезили о таком государстве, где не будет нищеты, частной собственности, угнетения человека человеком.

Но вот появился «Манифест коммунистической партии» Маркса — Энгельса, и вместе с ним открылась реальная перспектива самого целесообразного переустройства мира. Представления о гармоничном обществе будущего получили глубокое обоснование, а пролетариат — могучее теоретическое оружие — научный коммунизм.

Сильной стороной утопического социализма, несмотря на то, что он не в состоянии был указать реальные пути для достижения идеального общественного устройства, было утверждение созидательного труда как важнейшего средства достижения всеобщего благоденствия и прогресса. Кто не работает, тот не ест! Ликвидация эксплуатации и паразитизма мыслилась только одним способом: приобщением всех я каждого к работе на пользу общества.

Мыслители XIX века считали своим долгом, опираясь на достижения науки и техники, заглядывать хотя бы на несколько десятилетий вперед. Прогнозы, как правило, были оптимистичными. Могущество науки казалось панацеей от всех социальных бед, а установленные Марксом и Энгельсом объективные закономерности общественного развития не принимались во внимание. И когда XX век вызвал к жизни истребительные мировые войны, победоносные пролетарские революции, поразительные научные открытия, перевернувшие все привычные представления о мироздании, — буржуазные «пророки» растерялись.

Вот типичное высказывание современного американского социолога Хейлброунера, взятое из его книги «Будущее как история» (Нью-Йорк, 1959): «То, что случалось в течение трех десятилетий XX века, было катаклизмом бесконечно более могущественных реальностей, повлиявших на изменение позиции людей, чем просто следствием эрозии идей. С 1914 по 1945 год Европа испытала конденсированный ужас, не имеющий себе параллели в истории: резня первой мировой войны, истощение, вызванное депрессией, агонизирующее впадение Германии в нацистский ночной кошмар, самоубийство Испании, унижение Италии, разложение Франции, упа- док Англии, наконец, завершающая фурия второй мировой войны.

Перед соединенной трагедией этих лет все оптимистические взгляды потерпели крах. В самом деле, отныне очевидным вопросом было уже не то, являются ли силы технологии, демократии и капитализма агентами многообещающего будущего, но то, до какой степени на них можно возложить ответственность за невыразимо злодейский исход прошлого».

Куда идет мир? Что будет завтра? Избавит ли наука народы всей земли от голода, нищеты, болезней, безработицы или станет средством уничтожения сотен миллионов людей?

Этим волнующим вопросам посвящены многочисленные трактаты буржуазных философов, экономистов и социологов.

О том, как отвечают они на эти вопросы, как отражаются их доктрины и концепции в произведениях современной научно-фантастической литературы Запада и о том, как наши, марксистско-ленинские представления о будущем находят свое выражение в советской научной фантастике, мы и попытаемся рассказать в этой брошюре.

2

На Западе и особенно в США научная фантастика давно уже стала одним из средств идеологической обработки широких масс. Достаточно оказать, что только в США активно подвизается на этом участке литературы более ста писателей, из которых не менее двадцати объявляются критикой крупнейшими фантастами современности. Ежегодно выходит сто-сто двадцать новых научно-фантастических книг, не считая многочисленных антологий и сборников.

В США сейчас издается несколько специальных журналов, выходящих большим тиражом («Galaxy», «Amazing Sories», «Fantastic Universe», «Astounding Science Fiction», недавно изменивший название на «Analog», «Fantasy and Science Fiction», и другие). Кстати, последний из упомянутых журналов имеет параллельные издания в Англии, Франции, Италии, Японии и скандинавских странах. Разработана целая система присуждения премий за лучшие научно-фантастические произведения года. Самая почетная установлена в честь Гуго Гернсбека, который считается одним из основоположников англо-американской научной фантастики.

Если даже отвлечься от шумихи и крикливой рекламы — обязательных спутников литературного бизнеса,- то все же нельзя не обратить внимания на большую популярность научной фантастики. Пользуясь этим, издатели-монополисты массовыми тиражами выбрасывают на книжный рынок «полуфабрикаты» и просто «эрзацы», рассчитанные на дешевые вкусы обывателей. В мутном потоке такой беллетристики находятся и многочисленные комиксы с изображением в картинках и описанием «подвигов» суперменов, и приключенческие романы «ковбойского типа», и стандартные детективные истории, и книги, которые называются просто «фантазиями». В них раскрываются тайны «потустороннего мира», вводятся в действие сатанинские силы, призрачные властители звездных систем и галактик и прочий мистический вздор. Авторами таких «произведений» нередко являются магистры астрологии, доктора оккультных наук и преуспевающие спириты.

Известный французский писатель Пьер Гамарра, выступая на международном симпозиуме, посвященном детской литературе (Прага, 1964), так охарактеризовал эту литературную продукцию:

«Подобно тому, как существуют жестокие и зловещие волшебные сказки, существуют жестокие и зловещие рассказы в области литературной фантастики. В этом новом рождающемся жанре иногда находят место глупые, псевдонаучные и искусственно надуманные истории. Под видом фантастики протаскиваются воинственные, колониалистские и расистские сюжеты. Мы находим их — увы — слишком много в иллюстрированной продукции комиксов. Но ведь это же не научная фантастика!»

В данном случае нас интересуют не поставщики комиксов, а писатели, признанные серьезными и ведущими представителями современной англо-американской фантастики, и книги, в которых наиболее отчетливо выражены их взгляды на будущее.

Первое, что бросается в глаза,- социальные пророчества американских и английских фантастов исходят не из идеи прогрессивного развития общества (на основе чего создавались все классические утопии), а из идеи регресса общества, угасания, вырождения, грядущей гибели человечества. Слово «утопия» к современной западной фантастике применимо, как правило, только с частицей «анти», и недаром буржуазные критики и писатели сами употребляют термин «антиутопия», когда речь заходит о социальной фантастике. Например, американский теолог Уолш Чед, преподающий богословие в кембриджской епископальной школе (штат Массачусетс), в книге с весьма выразительным заглавием «От утопии к кошмару» (Лондон, 1963) вынужден констатировать непреложный факт: утопический роман в западной литературе прекратил свое существование в XX веке; на смену ему пришел роман антиутопический, рисующий будущее в самом мрачном свете, и это является одним из красноречивых свидетельств идейного кризиса и духовного обнищания буржуазии.