Артем Боровик - Как я был солдатом американской армии

Артем Боровик

КАК Я БЫЛ СОЛДАТОМ АМЕРИКАНСКОЙ АРМИИ

Предисловие

В наше время генералы, представляющие армии противостоящих военных блоков, достаточно хорошо знают друг друга; даже маневры проходят теперь как большие международные шоу — с многоязыкой речью на командных пунктах, с корреспондентами с Запада и Востока и франтоватыми переводчиками под маскировочным тентом.

Солдаты общаются не столь регулярно. Доселе им была оставлена самая противоестественная форма общения — война. Солдатам вдумчиво объясняют, кого им надо будет прикончить в случае начала боевых действий: солдатский враг абстрактен, и поэтому о нем можно выдумывать что угодно.

Мы решили поспособствовать обмену солдатами. Направить нашего репортера в казармы армии США, а американского — в советскую казарму. Нельзя сказать, чтобы генералы потенциально противостоящих армад сразу же восхитились нашей идеей, даже напротив. Но в итоге репортер «Огонька» Артем Боровик все-таки отслужил в армии США срок, оговоренный предварительно, а корреспондент журнала «Лайф» Рой Роуан и фоторепортер Джим Нахтуэй на неделю «внедрились» в Советскую Армию. Американский журнал опубликовал весьма комплиментарные заметки и фоторепортаж, которые, считаю, ничем не смогут подорвать оборонное могущество нашей Родины. Но то, что сделал в «Огоньке» Артем Боровик, гораздо глубже и интереснее публикации «Лайфа». Наш журналист увидел не только американскую армию изнутри, но, так сказать, и советскую — снаружи.

Он рассказывает прежде всего о людях, о том, чему и зачем учат американских солдат и офицеров.

Наука ненависти становится все более бессмысленной; в грядущем военном конфликте победителей быть не может. Впрочем, сама подобная формула содержит предположение о том, что шанс на сражение как способ выявления истины все еще теплится в переполненных ненавистью мозгах. Взрывчатки накоплено куда больше, чем хлеба и книг, взятых вместе, а ненависти — поболее, чем любви. Ненависть сжигает людей даже на неначатых войнах. Войны прошедшие вырубили в человечестве целые просеки — мы постоянно ощущаем это. Как мало стариков вокруг! Тех, кто мог бы быть стариком сегодня, убил Сталин и убила война — они пали от ненависти, от того, что один диктатор был обуян манией преследования, а другой — ненавистью к нашей революции.

Человечеству нужен мир. Советское правительство делает сегодня для мира много. Отстаивая общечеловеческие ценности, мы знаем, что ненависть к ним никогда не принадлежала.

Итак, журналист «Огонька» Артем Боровик, коммунист, награжденный в Афганистане медалью «За боевые заслуги», командирован в американскую казарму, получает возможность поглядеть в прицелы, сконструированные для того, чтобы видеть нас с вами. Все подготовлено для войны. Но, как бы там ни было, ракеты из наших стран не должны взлететь навстречу друг другу, ненависть не должна восторжествовать. В постоянно ведущийся разговор о том, как же нам жить дальше, приходит и эта нота, неотделимая от разговора о ценностях общечеловеческих. В том числе — о праве на жизнь, одинаково важном и для нас, и для американцев. Каждое общество, каждая система продумывают свою самозащиту, это естественно. Но ненависть губит, а не защищает — как же строить жизнь в новые времена, в те самые, когда человечество способно уничтожить себя в доли секунды, но способно и жить богато и защищенно? На этот вопрос мы сможем ответить только все вместе…

От автора

Сейчас — поразительное время. Время, когда вдруг начинают сбываться самые смелые, самые неожиданные, порой невероятные планы, мечты и идеи.

Многое из того, что стало возможным, даже банальным сегодня, во время перестройки, казалось совершенно нереальным, безумным или даже преступным всего-навсего несколько лет тому назад.

Время рвется вперед со сверхзвуковой скоростью. Наше сознание едва поспевает за ним.

Обмен корреспондентами между ведущими журналами СССР и США — «Огоньком» и «Лайфом» — и служба советского журналиста в американской армии, а американского в советской — идея, которую в момент ее рождения (летом 1987 г.) все окрестили «безумной». Даже В. А. Коротич воспринял ее как не очень удачную шутку. Однако, когда мы поделились нашей идеей с «Лайфом», американцы загорелись ею, и осенью в Москву приехал заместитель главного редактора «Лайфа» Питер Хау. На горизонте забрезжил призрак удачи.

Он, правда, исчез, так и не обретя плоти, через пару месяцев, когда наши военные сказали «Огоньку» коротко, но предельно ясно: «Нет!»

И все же еще через полгода они перестроились и изменили решительное «Нет!» на столь же решительное «Да!».

Словом, 14 июля 1988 года я оказался в Вашингтоне, а еще через несколько дней — в кабинете министра обороны в администрации Рональда Рейгана Фрэнка Карлуччи.

— Добро пожаловать в Пентагон! — улыбнулся министр. — Верно сказано: мир чувствует себя безопасней, когда солдаты противостоящих блоков смотрят друг на друга, сидя за столом переговоров, а не сквозь прицелы. В Форт-Беннинге ждут вас. Желаю успешной службы!

Так с легкой руки бывшего шефа Пентагона я почти на месяц превратился в солдата армии США.

«Перестройка» — полным ходом!

Возможно, есть рай и уж точно — ад,

А нам место здесь, не так ли, брат?

К августу небо вылиняло, став белесым, словно джинсы после многократной стирки. Голубизна осталась, скорее, в воображении, чем наяву.

В час, когда я добрался до закусочной с бесперспективным названием «Конец пути», вечер еще не наступил. Было лишь его слабое предчувствие.

Вдали сквозь серую дымку едва проглядывалась ниточка горизонта, смутная и нечеткая, как ощущения человека, который мертвецки устал и хочет спать.

Остановив машину в условленном месте, я оглянулся по сторонам. Фары машины напротив два раза вспыхнули дальним светом. Я ответил тем же и вылез наружу.

Подойдя ко мне, водитель посигналившего автомобиля снял противосолнечные очки:

— Я Билл Уолтон из Форт-Беннинга.[1] А вы…

Я назвался.

— Очень приятно, — улыбнулся он, но тут же стер улыбку с губ тыльной стороной ладони. — Командир Форт-Беннинга поручил мне сопровождать вас во время вашего пребывания на военной базе. Приглашаю в мою машину. Не возражаете?

Я не возражал. Уэйн Сорс, фотокорреспондент журнала «Лайф», направлявшийся вместе со мной в Форт-Беннинг, сел за руль нашей машины, я — в машину Уолтона, и мы рванули вперед.

Уолтон пристроился позади «джипа», битком набитого солдатами, который, повинуясь лихой руке своего постоянно хохотавшего водителя, то и дело прыгал из ряда в ряд, хищно мигая при этом задними указателями.

Билл — невысокий, худенький, юркий человек лет пятидесяти восьми. Седая борода окаймляла его прокаленное на солнце Джорджии[2] дубленное временем лицо, напоминавшее изборожденный танковыми гусеницами полигон с двумя крохотными аквамариновыми озерцами. Одет он был в клетчатые штаны и розовую рубашку с короткими рукавами.

— Я работаю в отделе по связи с прессой, — сказал Билл, перехватив мой любопытный взгляд, — нам разрешается ходить в штатском. Знаете, чтобы не раздражать лишний раз гражданское население Колумбуса,[3] не мозолить глаза…

Мы поравнялись с «джипом». Теперь он шел параллельно, справа от нас. Солдаты, видимо, затевали дорожную игру, не предполагая, что Билл сам из Форт-Беннинга. Я навел на парней свой фотоаппарат. Это подействовало на них так, будто я рассказал какой-то безумно смешной анекдот: бедняги просто надрывались от смеха.

Уолтон мрачно посмотрел в их сторону:

— Я, знаете ли, не последняя спица в колесе, — почему-то сообщил он в ответ на солдатский гогот. И, словно в доказательство сказанного, до конца утопил педаль акселератора.

«Джип» мгновенно потерялся в потоке машин где-то за нашими спинами. Обгон был совершен, словно акт жестокого, но справедливою возмездия.

Минут через десять мы въехали на территорию базы. Слева и справа то и дело мелькали знаки «Сторонись: военная зона!».

— Форт-Беннинг создан более 70 лет назад, — сказал Билл и, подчиняясь дорожному указателю, сбросил скорость до двадцати миль в час. — Это один из основных учебных центров сухопутных войск армии Соединенных Штатов.

В его голосе все четче звучала нотка гордости. Мы миновали штаб Форт-Беннинга и установленную рядом с ним скульптуру бегущего солдата. Я решил сфотографировать ее.

— Не торопись, — махнул рукой Билл, — сфотографируешь его завтра. Я тебе обещаю: этот парень никуда не убежит.