Сергей Есин - Дневник. 2009 год.
По кому идет огонь, совершенно понятно. Но связывать недовольство населения с тенденциями самого нового времени, это слишком круто. Если бы русские были, как итальянцы, бастующие по каждому поводу, то все давно выглядело бы по-другому.
Вторая статья связана с Черкизовским рынком, ее выстрелы направлены в ту же сторону.
4 августа 2009 года, вторник. Собственно, я почти никогда не был так долго на даче. Живу, как мечталось. Потихонечку, по мере сил копаюсь в огороде, поправляю и редактирую дневник за итальянские числа, думаю о романе. Роман уже поднадоел. «Дворня» занимается своими делами, но все время что-то делает по хозяйству. Вечером коллективом посмотрели старый фильм Бунюэля «Скромное обаяние буржуазии». Фильм этот я видел раньше с Валей, но уже забыл, помню только знаковую сцену, как вся компания идет по дороге. Многое, что тогда проходило мимо нас из анализа поведения буржуазии, теперь оказалось просто нашим – коррупция, пустота чиновников, недееспособность армии. Вечером читал подаренную мне Марком Заком последнюю книжку о кино. Это погодовая выборка из его монографий и статей о тех или иных фильмах. На этот раз и отобранные куски поживее, и сама идея создания описания лучших, знаковых фильмов с 57-го по 84-й чрезвычайно любопытна. «Фильмы в исторической проекции». Марк всегда отличался некоторой дубовостью стиля, а здесь чуть повеселее.
Опять снилась Валя, ей сделали операцию на одном глазе, как бы спасли зрение, и теперь она снова будет жить со мной. Я еще раз увидел ее огромные сияющие глаза. Дальше продолжать не могу, уже у меня из глаз слезы. Во сне видел также и своего брата Анатолия. Как он там?
6 августа, среда. Утром сидел над седьмой главой и несколько ее продвинул. Весь день летит, если уходишь из дома рано, и даже если думаешь, что поработаешь где-нибудь на работе. План был такой: заехать в Московское отделение – вышел очередной номер «Колокола» с шестой, предпоследней главой «Кюстина». Оказалось, что в этом номере, хотя он и вышел ничтожным тиражом в 200 экземпляров, напечатана еще моя статья о театре Гоголя – полный вариант со сравнениями и былыми сокращениями. Потом пешком с Никитской улицы, переулками, по Бронной в институт, а уж оттуда вечером на Бережковскую набережную, напротив Киевского вокзала. На пароходе «riverpalace» Борис Семенович Есенькин, генеральный директор компании «Библио-глобус», т. е. огромного и, безусловно, лучшего книжного магазина Москвы, справляет свой юбилей. Кажется, предстоит нечто грандиозное. Вместе с пригласительным билетом мне прислали и рекламный буклет этого «riverpalace». Это суденышко водоизмещением в 200 тыс. тонн, которое своим ходом побывало в Париже на «гастрономических гастролях» и в Лондоне, хотя оно сошло со стапелей только 8 августа прошлого года. Здесь уже побывали Дм. Медведев, Мирей Матье, Галина Вишневская и Валентин Юдашкин – список цитирую по буклету. Список сам по себе занятен: вот так в России выстраиваются приоритеты. От президента до портного.
Пока ехал в метро, прочел две бросившиеся мне в глаза статьи. Одна о том, что ректоров двух университетов будет назначать президент, причем, насколько я понял, значения иметь не будет сколько ректору будет лет. А вторая статья о том, как командующий округом отправил служить в обычную роту солдат-певцов и танцоров из ансамбля. Насколько я понял, решение о ректорах сделано под В. А. Садовничего. Недаром, видимо, Виктор Антонович впустил в МГУ своеобразное ВПШ «Единой России». Само соседство двух статей занятно: с одной стороны, в законе об образовании делается некое изъятие для персоны, которую не выбирает университет, а представляет президент страны, а с другой, там, где сама логика жизни в искусстве и многолетняя традиция требует некоего исключения, тут все, как надо, все делается по закону. Воистину наш закон, что дышло, куда повернешь, туда и вышло.
В начале шестого добрался, наконец, до Бережковской набережной. Корабль-ресторан оправдывает название «Palace». Это заведение высшего типа, по кухне, еде, количеству официантов, посуде и десятку мелочей, которые определяют и стиль, и характер подобного учреждения. Чтобы покончить с этой частью темы, сразу скажу: все было организовано прекрасно. Что касается еды и напитков, то они были выше всяких похвал – в Кремле на официальных приемах, где я все же бывал, никогда так не кормили. Юбиляр проявил и щедрость, и организационный талант. Работала беспроигрышная лотерея, все время кто-то пел, танцевал, артисты менялись и менялись, был конферансье, как сказал поэт Вишневский, «звезда Юрмалы». Мне показалось, что это-то было не так хорошо. По крайней мере, и конферансье и сам Вишневский стихи читали такие народные, что слушавшую рядом со мной эти сочинения Ларису Васильеву приходилось утешать. Гостей, по моим подсчетам, было около двухсот человек. Из вполне определенно знакомых мне людей – Сережа Кондратов, Юра Поляков, Лариса Васильева, Володя Вишневский, Людмила Шустрова, Евгений Евтушенко с женой Машей, наш, из клуба, Степанец, которого я со всеми знакомил. Кстати, в результате моего сватовства Сережа Кондратов вроде решил выпускать собрание сочинений Полякова и собрание Евтушенко. Я в свою очередь поговорил с ним о Кюстине. Сережа невероятно молод, элегантен и предупредителен. Говорит, что много физкультуры. Кажется, у него дома свой бассейн. Во время разговоров и бесед подумал, что я со своими огромными связями не имею ни собрания, ни достаточного количества книг и денег.
Борис Семенович был в белом костюме, подтянутый, энергичный, почти молодой. Всех встречал у трапа – как и на любом приеме, здесь образовалась очередь, – был мил, предупредителен и обаятелен. Празднество предполагалось проводить до 24 часов, но я все же вышел на технической остановке около десяти. Я подарил юбиляру толстую книгу, изданную в «Дрофе», приблизительно с такой надписью: «в день юбилея – не без авторского садизма, – знаменитому книжнику и директору самого большого книжного магазина в Москве, книгу, которой нет у него на стеллажах».
Отдельно не могу не написать об Е. А. Евтушенко. Собственно, знаком я с ним уйму лет, но впервые как-то его по-другому понял. И это не ответ на его комплимент, когда он при всех сказал, что Сидоров струсил дать ему диплом об окончании вуза, а Есин, дескать, нет. Я ему, правда, объяснил, что Сидоров просто не мог этого сделать, потому что существовали другие законы. Сидоров, вероятно, не знал о некоторых связанных с законами возможностях. Я сначала получил право на экстернат, которым, правда, воспользовались только единожды. Исключительно под Евтушенко, практически, и получали. Попутно вспомнили о Зинаиде Ермолаевне, уже покойной матери Е. А. Собственно, затеяв это длинное отступление, я хочу сказать только о двух моментах. Первый – это воспоминание о поездке Е. А. по Лене – «я ехал по местам и читал стихи там, где даже не знали слова «поэзия» и, по крайней мере, никогда не видели живого поэта». Второе – это его прекрасная застольная речь, вызвавшая аплодисменты всей разномастной публики. Е. А. говорил об отмене сочинения при поступлении в технические вузы. Он каким-то образом, но очень справедливо связал это с тем, что шестидесятники, техническая интеллигенция, которая, собственно, и вывела нашу страну в космос и к другим достижения цивилизации, были еще и прекрасными, лучшими нашими читателями.
7 августа, пятница. Не выспавшийся, что-то, как всегда, перепутав, утром в девять поехал в институт – мне показалось, что сегодня в десять начнется экзамен по этюду, но сегодня день объявления результатов творческого конкурса, и в соответствии с законом об образовании, в который вляпалась вся страна, будут проводиться апелляции. С этим я сидел весь день, иногда мне помогал М. Ю. Стояновский как член комиссии. Проводить одному апелляцию было нельзя. Собственно, запомнился мне один парень, который написал 40 страниц без единого абзаца. Текст его был полон телевизионными и кинореминисценциями. Но что-то иногда в его страницах прорывалось живое. Я, может быть, и взял бы его на платной основе к себе в семинар – как меня уговаривала его мать, – но парень совершенно больной и абсолютно в литературе темный. Не мог во время беседы вспомнить элементарных вещей из Л. Толстого и Ф. Достоевского. Мне даже непонятно, как он смог закончить школу. Похоже, что этот бедный парень наблюдается у психиатра. Кое-каких девчонок мне тоже было жалко. Какие-то огоньки иногда просвечивали и у них. Особенно, у одной девушки, которая учится в автомеханическом институте. На очное отделение мы взяли только двадцать парней на шестьдесят с лишним мест. Вуз, конечно, феминизирован. Но как им всем объяснишь, что при всем прочем отбирал их и браковал мастер, и теперь принудить этого мастера, завышая им оценки, взять их очень трудно. Это все равно, что принудить парня, которому девушка не нравится, полюбить ее. Насильно мил не будешь. Правда, одному парнишке, которого отбраковал Куняев, я все же поднял балл до минимума, чтобы он принял участие в следующем экзамене. Парень писал только на античные темы, упоминая всех античных героев.
