Юрий Корнилов - Горячее сердце
— Предлагаю дрезину снять здесь. Таким отрядом нам на станцию появляться не стоит. Я схожу к Вершкову, узнаю, что там произошло. Вы меня подождете здесь.
— Только не долго, — попросил Федор.
Дрезину стащили на обочину, Колмаков ушел. Федор и Бадьин спустились к воде.
— Эх, Виталий, шляпа ты. Надо было удочку прихватить, — улыбнулся Федор. — Рыба-то здесь есть?
— Конечно. Видите, сколько лодок около воды. До войны сюда рыбаки сотнями валили. У этих лодок хозяева-то в городе живут.
Они сидели на камнях возле воды. Дважды над ними прогремели поезда. Оба нетерпеливо посматривали в сторону разъезда.
Алексей Колмаков появился вместе с Вершковым.
— Расскажи-ка все сам, Даниил Андреевич, — попросил Алексей.
То, что услышали Федор и Бадьин, действительно наводило на размышления. Вчера вечером к Вершкову зашла взволнованная стрелочница Мария Холодкова. Она рассказала, что когда утром принимала дежурство у своего сменщика Семена Степанова, тот отлучился встретить прибывающий поезд, и она осталась в будке одна. Заглянула в журнал подготовки приемов поездов и увидела там непонятную записку, в которой было написано всего несколько слов: «Сегодня, 18.00. Шалаш. Надо увидеться». Подписи не было. Холодкова оставила записку на месте. Встретив поезд, Степанов вернулся в будку, но тут позвонил дежурный и велел готовить путь для нового поезда. Холодкова пошла к стрелкам. Вернувшись в будку, открыла журнал, чтобы записать подготовленный маршрут. Записка из журнала исчезла. Ей стало ясно, что ее забрал Степанов. Подозрение, что Степанов занимается каким-то темным делом, усилилось, когда она увидела его возле будки под вечер. Степанов направлялся в сторону семафора.
— Куда это собрался на ночь глядя? — спросила его.
— Надо мужиков увидеть, — ответил он. — Сено мне косят, так вот еду им несу.
В руках Степанов держал узелок.
— Почему она не сообщила о записке утром? — спросил Федор.
— Не мое дежурство было.
— Могла бы начальнику разъезда сказать.
— Не решилась. Наш начальник со Степановым приятели и часто выпивают вместе. И ко мне-то пришла, потому как я здесь единственный партиец, — объяснил Вершков.
— Почему же она подумала, что Степанов занимается темным делом?
— Мария знает, что он всегда косил сено сам и не в той стороне. Да и какое тут сено — лес сплошной. Наврал он ей. Неладное что-то затевается. И правильно обеспокоилась Марья-то.
Федор слушал Вершкова, и его охватывало то же беспокойство, которое чувствовалось в рассказе старого железнодорожника. Но тревога Федора шла еще оттого, что он понимал, как много предстоит дел, которые надо сделать очень быстро. Где этот шалаш и кто в нем скрывается? Какое отношение имеет к ним Степанов? Какое дело их связывает? Что за личность Степанов вообще?..
— Даниил Андреевич, мы надеемся, что кое в чем вы нам поможете, — обратился Федор к Вершкову.
— Чем могу, пожалуйста.
— Вы местный житель. Окрестности Яшмихи вы хорошо знаете?
— Знаю, конечно.
С южной и восточной стороны Яшмиха одинаково густо поросла лесом. На северной стороне он победнее. Там гора полого спускается в большую низину, на самом дне которой вьется небольшая речка Малая Шайтанка. Низина непролазно затянута ивняком и черемушником, только поверху ее окаймляет молодое разнолесье. Железная дорога вырывается из туннеля под уклон через выемку на высокую насыпь, которая и пропускает под собой через трубу речушку.
Всей западной стороной Яшмиха глядится в голубое зеркало водохранилища.
— Мария Холодкова говорила, что Степанов уходил за семафор. Значит, шалаш надо искать только на южной и восточной стороне, — уверенно говорил Вершков.
Стали советоваться. Федор, учитывая, что Дедово входит в участок Колмакова и тот знает людей лучше, предложил ему отправиться на разъезд, встретиться и подробно поговорить с Марией Холодковой.
— Она работает вместе со Степановым и может рассказать о нем больше, чем кто-либо. Обрати особое внимание на круг его знакомых. Словом, никакая информация не будет лишней. Даниил Андреевич предупредит домашних и под каким-то предлогом отлучится из дома. Мы с Виталием будем ждать здесь: нам на разъезде появляться не стоит. Народ здесь приметливый, встревожатся, увидев, сколько нас понаехало. А нам лишних разговоров лучше не вызывать. Вечером, в зависимости от добытых сведений, решим, что делать дальше.
— А как с дрезиной-то? — спросил Бадьин.
— Мы с товарищем Колмаковым пойдем через стрелочный пост, и я скажу, чтобы за ней присматривали, — сказал Вершков. — Никто не тронет.
Федору с Бадьиным снова пришлось любоваться природой. День разыгрался светлый и теплый. На этот раз почти не разговаривали, занятые размышлениями о происходящем. Только Виталий подивился раз:
— А записка-то интересная! Уловили: 18.00?.. По-военному почти.
— А может, по-железнодорожному? — предположил Федор.
— Может…
Колмаков опять проявил свой заботливый характер. Даниил Андреевич явился в хорошем настроении, но едва Федор с Виталием поднялись ему навстречу, он жестом усадил их обратно, подняв в руках брезентовую сумку.
— Догадливый ваш товарищ, подсказал мне, — присел к ним Даниил Андреевич. — Вот тут моя старуха кое-какой харч придумала. Не обессудьте: хлеба нет.
Вершков вытащил чистую тряпицу, расстелил ее на плоском камне, выложил пяток каких-то непонятных лепешек, с десяток вареных картофелин. Последней из сумки извлек пол-литровую бутылку молока, старательно заткнутую самодельной пробкой.
— Ну, Даниил Андреевич! Это же царское угощение! — удивился Федор.
— А я сразу вспомнил, что есть хочу, — живо подвинулся к еде Виталий.
— Вот и Колмаков сказал: они ребята холостые. Не накормишь, так сами не вспомнят, — сказал Даниил Андреевич.
Еда развеселила. Скоро они бодро зашагали к лесу. Вершков шел впереди, часто оборачиваясь.
— Нам тропки надо выглядывать, — говорил он. — Правда, тут их много, есть совсем малоприметные: грибники вытоптали. А грибники, они в каждый угол заглянут…
Федор и Виталий шли за ним, вглядываясь в гущину леса, прощупывая взглядом мшистую землю.
— Вы, ребята, проплешинки примечайте, — оборачивался Вершков. — Шалашу, ему тоже место нужно…
К полудню спустились к подножью Яшмихи с восточной стороны. Лес заметно поредел, потом расступился, открыв небольшой поселок.
— Шесть километров отшагали, — объявил Вершков. — Это Яшминский леспромхоз. Лесозаготовители живут. Еще и уголь древесный гонят. Наши до войны сюда в магазин бегали. Сейчас-то незачем ходить. От них до Московского тракта рукой подать, километров десять. — И спросил: — Поворачивать будем?
— Надо искать, — сказал Федор.
— Тогда повыше надо подняться, чтобы по старому следу не идти. И опять кружанем.
Шалаш нашли, когда уже перевалило за четыре часа. Временное жилье было сооружено около небольшого каменного обнажения, заменившего ему заднюю стену, а бока выложены тонкими жердями, плотно пригнанными друг к другу. Но что удивило больше всего, так это то, что поверху шалаш был накрыт толью и только потом — травой.
— Топориком сработано, — подметил Даниил Андреевич, осмотрев жерди. — Толь, конечно, у наших достали, больше не у кого. И гвоздики у жильцов водились…
Шалаш опустел недавно: если не сегодня, так вчера. И, видимо, оставлен насовсем. Утоптанная земля еще не замусорена, как это бывает в заброшенных шалашах, два лежака под толстым слоем сухой травы, казалось, еще хранили человеческое тепло.
— Как вы думаете, Даниил Андреевич, совсем ушли? — спросил Федор.
— Можно по-разному судить… — Вершков думал. — Может, и вернутся, однако не скоро. Если бы только отлучились, так все равно что-нибудь оставили.
— Сколько отсюда до Дедово?
— Километра два-три. Не больше.
— Что будем делать? — спросил Федор Бадьина.
— Не знаю.
— Не хочется уходить с пустыми руками, — задумчиво сказал Федор. И вдруг спросил Вершкова: — Даниил Андреевич, сегодня Степанов должен дежурить в ночь?
— В ночь.
Замолчали. Потом Федор внимательно посмотрел на Виталия.
— Ты можешь остаться здесь до утра один?
— Зачем?
— Мне надо в Дедово, к Колмакову. А то бы я остался с тобой.
— Конечно, могу, — поспешил согласиться Бадьин. — Но зачем?
— Понимаешь… Вчера Степанов наверняка был здесь. Нам нужно знать, совсем люди ушли отсюда или нет. Сегодня, до дежурства, Степанов сюда не пойдет. Если он не пойдет и завтра, то можно считать, что шалаш оставлен. А вдруг он вздумает пойти?.. Значит, его здесь будут ждать. В таком случае ты узнаешь этих людей, а может, кое-что и поймешь из их намерений. А я возьму на себя Степанова. Если он, конечно, пойдет.
