Валерий Шанин - Вокруг света за 280$. Интернет-бестселлер теперь на книжных полках
У меня оставалось две недели до начала работы. И я решил потратить их на поездку по Южному острову.
На аэродроме возле Ванаки находится частный Музей военной и авиационной техники, организованный миллионером Тимом Воллесом. Он первым додумался разводить на фермах оленей, он же был пионером «вертолетного туризма». Именно на стыке этих двух идей и возник авиационный музей.
Для того чтобы научиться делать из рогов новозеландских оленей пантокрин, Тим Воллес отправился к своим коллегам на Алтай. Во время этой поездки он нашел в Сибири остатки созданного конструктором Поликарповым самолета «И-16». В начале девяностых годов в России за валюту могли сделать что угодно. Поэтому на военном заводе под Новосибирском быстро освоили технику реставрации самолетов «И-15» и «И-16». Эти самолеты и стали основой военно-технической коллекции и непременными участниками авиационного шоу.
Вход в музей платный, но я уже в который раз прошел свободно, как журналист. Больше того. Как русского меня не только провели по всем залам, подробно рассказывая про все экспонаты, но и завели в подсобные помещения, где шла работа над реставрацией нескольких «И-16», английского «Спитфайера» и личного самолета принца Уэльского, на котором он летал во время Второй мировой войны.
Экскурсовод по музею довез меня и до Ванаки. Этот когда-то никому не нужный поселок в последние годы превратился в «Новозеландскую Ривьеру». Многие новозеландцы строят на берегах озера свои дачи, загородные дома и особняки. В результате цены здесь растут быстрее, чем в среднем по стране. Ничего хоть мало-мальски исторического с Ванакой не связано. Но туристов ведь чем-то привлекать нужно! Вот и построили ни на что не похожее чудо – Музей головоломок.
Возле музея я попал в машину к парню, завербовавшемуся на сезон работать барменом в отеле.
– В прошлом году я там уже работал. Условия мне нравятся. Живешь бесплатно, ешь – тоже. Да еще и по 3 тысячи в месяц получаешь. Тратить же их там не на что. В конце сезона опять вернусь домой с кругленькой суммой.
Западное побережье: дождь нон-стоп
Новая Зеландия – страна удивительная во многих отношениях. И одно из них – то, что здесь очень много однополосных мостов. Некоторые из них – сотни метров длиной. Один из самых длинных находится на реке Хаас.
Хотя сама река шириной не больше десяти метров, она петляет по каменистому ложу метров двести шириной. Я перешел по мосту на противоположный берег и хотел лечь спать прямо возле самой воды. Но удобный, достаточно плоский камень нашелся только метрах в пяти от края бурного потока. Там я и расстелил свою плащ-палатку.
Климат Южного острова интересен тем, что на Восточном побережье обычно стоит засушливая погода, а на Западном, отгороженном высокими отрогами Южных Альп, почти постоянно льют дожди. К этому я был готов, поэтому, когда ночью начался моросящий дождь, постепенно становившийся все сильнее и сильнее, я лишь поплотнее укутался и продолжал, как ни в чем не бывало, спать. Когда рассвело, дождь и не думал прекращаться. Плащ-палатка, рекламируемая как стопроцентно влагонепроницаемая, не выдержала такого испытания и промокла насквозь. Однако тепло она продолжала держать. Вылезать под холодный дождь очень не хотелось. Я выглянул в щелочку и остолбенел. Когда я ложился спать, до реки было около пяти метров. А сейчас до бурного потока, занявшего всю широкую долину, оставалось всего пять сантиметров! Просто чудо, что меня ночью не смыло.
Собрав мокрые вещи в мокрый рюкзак, под проливным дождем я вышел на дорогу. И практически сразу поймал машину до Греймауфа – это уже на противоположном конце Западного побережья. По пути мы проехали ледники Фокс и Франца-Иосифа. Но выходить из теплой машины очень не хотелось.
Когда я оказался в городке Мурчисон, уже стемнело, а дождь продолжал лить не переставая. Ребята, выносившие из здания местного театра музыкальную аппаратуру, посоветовали мне пройти ночевать на веранде в школе. Веранда там была достаточно широкая, и от дождя она хорошо защищала. А чтобы не стелить свою циновку прямо на бетонный пол, я собрал резиновые коврики, лежавшие перед входами в школьные классы.
Утром я прогулялся по еще спящему городку. Несколько километров меня подвезла фермерша с руками, перепачканными коровьим навозом, возвращавшаяся с дойки. До Ричмонда я добрался с рыбаком. А дождь все продолжался и продолжался.
На следующее утро опять выглянуло солнце. Когда я вышел на дорогу, погода опять стала портиться. Парень-фермер немного провез меня по шоссе, потом свернул с него на сельскую дорогу. Она тоже идет до Крайстчерча, но долго петляет по горам. Очевидно, что и попуток на ней будет меньше. Зато интереснее, чем сновать по одной и той же трассе туда-сюда. Когда мы проехали километров тридцать, парень высадил меня перед въездом на ферму.
– Извини, я не могу тебя пригласить к нам переночевать. У нас нет места.
Надежды на попутку не было, а стоять под дождем скучно. Я пошел пешком, разглядывая горы, бескрайние леса, водопады, ручьи… И все это сквозь пелену непрекращающегося дождя! Только часа через полтора меня подобрал парень до Ваиау. Там я устроился спать в школе на открытой веранде.
Утром меня разбудила учительница.
– Ты до 9 часов отсюда уйдешь? У нас занятия начинаются.
В тот день я практически нигде не стоял больше чем по пять минут. Старушка довезла до соседнего городка, старичок – до Кайапоя, фермер – до Крайстчерча, психолог Стивен до Тимару и, наконец, женщина-англичанка – до Данидена.
Свернув с прибрежного шоссе на дорогу, ведущую в сторону Александры, я сразу увидел огромный плакат, предупреждающий о том, что начинается район золотой лихорадки XIX в. В городе Лоренс, центре района Туапека, сейчас живет всего человек 500. А ведь в разгар лихорадки, после того, как Томас Габриэль Рид в мае 1861 г. на реке Туапека, в районе, позднее названном ущельем Габриэля, открыл золото, здесь было больше 10 тысяч старателей. Золото здесь еще осталось, но добывать его невыгодно. Местные жители переключились на овцеводство. А периодически, для привлечения туристов, устраивают родео.
Абрикосовый сад в Роксборо
На ферме Джона Гилкриста я оказался, когда уже стемнело. Прошел из конца в конец: дома, сараи, сельскохозяйственная техника, две огромные овчарки в обтянутом сеткой вольере и никого из людей! Так и пришлось опять ложиться спать под открытым небом. Только на следующее утро я познакомился и с самим фермером, и с его семьей.
Владелец сада Джон Гилкрист. Его жена Диана, которую все зовут просто Ди, работает журналистом в местной газете и владеет магазином одежды на главной улице. У их старшего сына Питера есть свой абрикосовый сад, а младший, Адам, изучает телевизионную журналистику в университете Отаго. В тот день в гостях была и бабушка Алина – старейшина семьи. Она родилась в Роксборо 85 лет назад и вышла замуж за парня, росшего по соседству. Так всю жизнь в этих местах и провела. Джон – лишь один из семи ее сыновей. Трое других также владеют своими садами, а еще трое ее детей уехали миссионерами в Бирму, Индию и Эквадор.
Меня поселили в пустующем доме, в котором раньше жила бабушка Алина. Там было все, что нужно для жизни: кухня с холодильником и плитой; ванная со стиральной машиной; несколько спальных комнат; зал с телевизором и камином… И все это на первые две недели оказалось в моем единоличном распоряжении.
Первый сад в Роксборо основал Джозеф Тамблин. В 1866 г. он купил у странствующего торговца несколько саженцев фруктовых деревьев. Среди них оказался и знаменитый «красный абрикос Роксборо», который продолжают здесь выращивать до сих пор. Оказалось, что садоводство – более прибыльный бизнес, чем добыча золота. А золото в земле осталось. Его частички проникают в плоды абрикосов, персиков, нектарин и яблок. Поэтому они приобретают уникальный оттенок и несравненный вкус.
Современные фруктовые сады сильно отличаются от своих предшественников. Сейчас они напоминают крупные промышленные предприятия. Каждый этап проводится в строгом соответствии с рекомендациями ученых. Начинается все с прореживания – удаления «лишних» плодов. Если плодов останется меньше, им достанется больше солнечного света; они вырастут крупнее; потребуется меньше усилий для того, чтобы собрать урожай. Затем проводится культивация земли, часто ее покрывают полиэтиленовой пленкой, чтобы помешать влаге испаряться и тем самым обеспечить корни деревьев. Одновременно сады обрабатывают пестицидами для борьбы с вредителями. Самая ответственная часть процесса – сбор и транспортировка. Фрукты должны быть «товарного вида» и дойти до покупателей свежими.
В последние годы делаются попытки перейти на выращивание «органических» плодов. Но большинство фермеров по-прежнему уповают на ядохимикаты. Для фруктов, которые выращиваются на экспорт, подбор химии становится делом очень ответственным. Списки запрещенных в США и Европе ядохимикатов не совпадают: то, что считается безвредным в США, в Европе нельзя применять, и наоборот.
