Николай Гоголь - Письма 1846-1847 годов
Потом расспроси у приказчика порядок всех работ, которые будут [начиная] предстоять в теперешнее летнее время, начиная с посева хлебов всех сортов, — когда именно, какого месяца и числа начнется всякая работа, и всё это по порядку выпиши на небольшом лоскутке бумажки и пришли мне, чтобы я знал, где и в каких местах, и в какое время, и какие именно работы будут у вас производиться в имении в продолжение всего лета.
Потом узнай от маминьки и от приказчика также, сколько четвертей всякого хлеба высеяно в этом году и где, в каких именно местах посеян всякий хлеб, и расспроси также, сколько [где в<ысеяно> сколько] четвертей хлеба было высеяно в прошлом году, каждого порознь, [всех вместе и каждого порознь] и в каких местах — на тех ли самых или на других, и где именно. А также не позабудь прибавить, сколько его было потреблено на себя, сколько продано и сколько остается налицо. Не позабудь [Не позабыть] также уведомить и об урожае: сколько уродило противу посева, сам-сëм ли, сам-пят или еще и того меньше. Всё это выполни аккуратно, ничего не позабудь. Ни одного моего совета не бросай даром, всё послужит тебе в пользу, даже и то, от которого ты не видишь покамест никакой пользы. Да и всех вас прошу и умоляю, мои сестры, как только <может> умолять и просить больной и страждущий брат ваш, не пренебрегать моими словами и выполнить свято мои поручения с точностью, не пропуская ничего, несколько раз перечитывая мое письмо перед тем как писать, чтобы не пропустить чего-нибудь. [Далее начато: еще раз прошу всех вас] Я отправляюсь из Рима на днях с тем, чтобы, сделавши большую дорогу по Италии, Германии, Голландии, поспеть во-время в Греффенберг на лечение холодною водою, которое мне все-таки немного помогло в прошлом году, несмотря на малый курс; теперь возьму побольше. Помолитесь богу о моем благополучном путешествии и благополучном лечении. Средства простые мне всегда помогали, как-то: дорога, воздух и холодная вода; лекарства же только расстраивали, а потому я давно их бросил, уверившись, что один бог наш доктор и что его одного должно молить о излечении. А между тем самую болезнь нужно переносить, терпеть и благодарить за нее ежеминутно. Доныне болезнь моя принесла мне много внутренней пользы, даже так много, что я бы жалел сильно, если бы ее у меня не было. [Далее начато: Итак, мне нужно вечно благодарить бога за мои недуги] Верю, что и впредь все недуги, какие ни случатся со мною, будут мне также в пользу, а потому прошу вас молиться не о том, чтобы мне совершенно излечиться, а о том, чтобы мне поданы были свыше силы переносить легко недуги и чтобы не мешали они мне выполнить долг свой. Тогда только я и счастлив, тогда и весел духом среди самого нездоровья, когда чувствую, что хоть сколько-нибудь выполнил свой долг. Письма ко мне адресуйте теперь во Франкфурт, попрежнему на имя Жуковского, таким образом:
Son excellence m. Basile de Joukoffsky, для передачи Н. В. Гоголю.
Francfort sur Mein. Saxenhausen. Salzwedelsgarten vor dem Schaumeinthor.
О получении этого письма уведомьте меня немедленно. Прошу вас вновь перечесть его внимательно несколько раз. Сестрам моим я бы советовал даже списать с него копию и иметь ее почаще у себя перед глазами. Прощайте! Христос с вами!
Н. М. ЯЗЫКОВУ
Мая 5 <н. ст. 1846. Рим>
Пишу к тебе на выезде из Рима. Письмо твое от 19 марта получил, но книг не получал; они канули бог весть где. Жаль, что не пишешь, с кем их послал. Это досадно. Как нарочно в этом году так было легко получать книги: курьеры приезжали всякую неделю в Рим, всем что-нибудь привозили, одному мне ничего. Иванов свои книги получил. Благодарю за выписку предисловия к немецк<ому> переводу «М<ертвых> д<уш>». Немец судит довольно здраво. Это лучший взгляд, какой может иметь на эти вещи иностранец. При всем том крайне неприятно, что «М<ертвые> д<уши>» переведены. Впрочем, что случилось, то случилось не без воли божией. Дай только бог силы отработать и выпустить втор<ой> том. Узнают они тогда, что у нас есть много того, о чем они никогда не догадывались и чего мы сами не хотим знать, если только будет угодно богу подать мне силы среди самых немощей и болезней честно и свято выполнить дело.
На днях я прочел с любопытством и удовольстви<ем> похвальное слово Карамзину, произнесенное Погодиным. Это лучшая его статья. В ней нет его опрометчивости и разных топорных замашек. Всё довольно стройно. Места и выписки расставлены в порядке, так что характер выходит весь перед читателя. Карамзин представляет явление, точно, необыкновенное. Он показ<ал> первый, <что> звание писателя стоит того, чтоб для него пожертвовать всем, что в России писатель может быть вполне независим, и если он уже весь исполнился любви к благу, первенствующей во всем его организ<ме> и во всех его поступках, то ему можно всё сказать. Цензуры для него не существует, и нет вещи, о которой бы он не мог сказать. Какой урок и поученье нам всем! И как смешон после этого иной наш брат литератор, который кричит, что в России нельзя сказать правды или что правда глаза колет! Сам же не сумеет сказать правды, выразится как-нибудь аляповато, дерзко, так что уколет не столько правдой, сколько теми словами, которыми выразит свою правду, словами, знаменующими внутреннюю неопрятность невоспитавшейся своей души, и сам же потом дивится, что от него не принимают правды. Нет, имей такую стройную и прекрасную [опрятную] душу, какую имел Карамзин, такое чистое стремление и такую любовь к людям — и тогда смело произноси правду. Всё в государстве, от царя до послед <него> подданного, выслушает от тебя правду. Но довольно. Спешу укладываться.
Адресуй письма и посылки во Франкф<урт>, попрежнему на имя Жуковского.
Прощай.
Твой Г.
Прилагаемое письмецо отправь немедленно к Сергею Тимофеевичу.
Письма мои к тебе, особенно последние, [Далее начато: на всякой] те, где какие-нибудь места, [вопросы] относящиеся к литерат<урному> делу, <сбереги>. Я не оставляю намер<ения> издать выбранные места из писем, а потому, может быть, буду сообщать [писать] к тебе отныне почаще те мысли, которые нужно будет пустить в общий обиход. Но это, говорю попрежнему, между нами.
До следующего письма!
На обороте: Moscou. Russie.
Николаю Михайловичу Языкову.
В Москве, на Пречистенке, у Троицы, в Зубове. В доме Наумовой.
С. Т. АКСАКОВУ
Мая 5 <н. ст. 1846. Рим>
На выезде из Рима пишу к вам несколько слов, почтеннейший друг мой Сергей Тимофеевич. Еду я для того, [соб<ственно> для того] чтобы ехать. Езда, как вы знаете, мое всегдашнее средство, а потому и теперь, как я ни хил и болезнен, но надеюсь на дорогу и на бога и прошу у него быть в дороге, как дома, то есть как у него самого, в покойные минуты души, [души нашей] дабы быть в силах и возможности что-нибудь произвести. [произвести в такие минуты] О том прошу молиться вас и прошу вас также попро<сить> обо мне всех, которые обо мне молились прежде, потому что их молитвами я был доселе чуднo сохраняем и среди тягости болезненных состояний зрел и укреплялся душой.
Напишите домой к маминьке моей запрос, получила ли она два моих письма, писанных после того, которое было приложено при вашем. Последнее, от 1-го мая здешнего штиля, весьма нужное. Об этом пусть немедленно вас уведомит она или сестра, а вы сообщите мне.
Обнимаю вас всех.
Ваш Г.
На обороте: Сергею Тимофеевичу Аксакову.
П. А. ПЛЕТНЕВУ
<5 мая н. ст. 1846. Рим.>
Пишу к тебе на выезде из Рима и посылаю свидетельство о моей жизни. Деньги присылай во Франкфурт на имя Жуковского. У него я пробуду с неделю, может быть, и потом вновь в дорогу по северной Европе. Перемежевыв<аю> сии разъезды холодным купаньем в Греффенберге и купаньем в море: два средства, которые и <по> докторскому отзыву и по моему собственному опыту мне можно только употреблять. Как я ни слаб и хил, но чувствую, что в дороге буду лучше, и верю, что бог воздвигнет мой дух до надлежащей свежести совершать мою работу всюду, на всяком месте и в каком бы ни было тяжком состоян<ии> тела: [Далее начато: о комфорт<е>] лежа, сидя или даже не двигая рука<ми>. О комфортах не думаю, жизнь наша — трактир и временная станция: это уже давно сказано. О всем прочем скоро уведомлю. Мне настоит о многом с тобою поговорить, а потому извести меня подробно и немедленно, в случае отъезда твоего из Петербурга на лето, куда тебе адресовать, чтоб письма могли к тебе скорей доходить, ибо они будут. Прощай. Обнимаю и спешу.
Весь твой Г.
Всё, что ни случится, письмо или посылка, адресуй всё к Жуковскому, во Франкфурт.
На обороте: St Pétersbourg. Russie.
Его превосходительству ректору С.<-Петербургского>
