Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №3 за 2004 год
…Расстреливали людей прямо на улицах. Мне надолго запомнилась высокая белая стена в переулке около меджлиса, на которой виднелся след кровавой ладони и кровью же было написано: «йа марг, йа мосаддек» (смерть или Мосаддек). Кстати, плакат с изображением этой ладони использовало духовенство во время подготовки революции 1979 года.
Начались суды, расстрелы и казни без всяких судов. Сотни погибших и тысячи заключенных – таковы были итоги противостояния Ирана и западных держав в нефтяном вопросе, а демократическое движение в стране было надолго подавлено и загнано в подполье. Через некоторое время шах подписал соглашение с международным консорциумом о передаче ему прав разведки и добычи нефти на территории страны.
Осенью 1977 года я в качестве эксперта аппарата экономического советника вновь оказался в Тегеране. А через несколько недель в стране начались первые серьезные беспорядки. Газеты сообщали о крупных забастовках в Табризе, Исфахане, Мешхеде и других городах, о столкновениях с полицией, о первых жертвах. На стенах домов появлялись листовки различных левых организаций, часто можно было увидеть знак моджахедов с профилем автомата Калашникова. Брожение в стране усиливалось, все старания шахской администрации держать под контролем ситуацию оказывались тщетными. Свой вклад в разжигание сопротивления вносил опальный имам Хомейни, который был сначала в Ираке, а затем переехал в Париж и оттуда передавал свои гневные антишахские послания. Переданные по телефону, они моментально записывались на кассеты, тиражировались и через день-два становились всеобщим достоянием.
Весь 1978 год борьба усиливалась. В самом Тегеране стали расстреливать демонстрантов. Люди гибли десятками, трупы ночью убирали, но утром на асфальте появлялись очерченные мелом контуры лежавших тел, на которых обязательно лежали красные гвоздики. На огромном кладбище «Бехеште Захра», в южном пригороде Тегерана, для захоронения погибших было специально выделено два участка. Духовные лидеры Тегерана созывали на митинги и демонстрации сотни тысяч жителей. Колонны мужчин и женщин в черном во главе с муллами, держащими микрофоны, часами шли мимо нашего посольства в сторону аэродрома, где митинговали на площади. Бросалось в глаза, как день ото дня совершенствуется сама «технология» шествий. Сначала все возвращались с митинга пешком, неся знамена и плакаты, вскоре все это увозилось на машинах, на больших грузовиках-платформах стали доставлять обратно женщин и детей. Богатые люди, желавшие как-то помочь демонстрантам, привозили в легковых машинах на перекрестки по ходу колонн ящики с минеральной водой, груды бутербродов.
Предприятия не работали (машиностроительный завод в Араке, где были заняты наши специалисты, бастовал 8 месяцев, причем зарплату все это время выплачивали). Осенью 1978-го создалась угроза остановки домны на Исфаханском металлургическом комбинате, построенном при содействии СССР. Из-за забастовок горняков и железнодорожников угля и железной руды там оставалось на несколько дней. Все наши обращения в министерство и старания властей были бесполезны, домна могла затухнуть. Тогда мы связались с городским комитетом имама, откуда пришел молодой высокий мулла в золотых очках и, выслушав нашу просьбу, пообещал немедленно связаться со своим руководством. А через день в газетах появилось короткое сообщение о том, что угольщики и рабочие железорудного месторождения начали добывать уголь и руду, а железнодорожники согласились перевозить ее на завод. Таким образом, наш завод не останавливался ни на один день, несмотря на то, что рабочие после смены шли на митинги и участвовали в общей борьбе против шахского режима.
Но ситуация в целом обострялась все больше. Правительство ввело военное положение с запретом появляться на улицах без пропусков с 21.00 до 5.00 утра. Верующие же выходили из мечети именно после 9 вечера. И часто большие группы людей, наэлектризованных и разгоряченных услышанным во время намаза, устраивали демонстрации, двигаясь обычно в сторону шахского дворца, где их встречали войска. Начиналась стрельба на поражение. Обычно вечером я забирался на крышу, откуда в тихом ночном воздухе были хорошо слышны крики «Аллах акбар» и автоматные очереди. А утром снова на асфальте лежали красные гвоздики…
Шах не выдержал напряжения и покинул страну. Я был в этот день в районе Тегеранского университета, где собирал листовки, как вдруг все стоявшие автомашины стали беспрерывно сигналить и мигать фарами. Проезжавший мимо водитель в ответ на мое удивление открыл дверь и жестом пригласил сесть, показывая пальцем на радиоприемник. Из приемника слышался голос диктора, заглушаемый гулом авиамоторов (кроме шахского «Боинга», который он вел сам, в воздух поднялись два звена «фантомов» и 100 вертолетов), который сообщал, что в 12 часов 23 минуты Его Величество на самолете покидает пределы Ирана.
Что началось вокруг, трудно описать словами! Люди обнимались, кричали, забегали в кондитерские магазины и выбегали с коробками конфет, которыми угощали прохожих. Когда я добрался до дома, у меня карманы были набиты сладостями. Так принято выражать радость на Востоке. А через два часа крупнейшая иранская газета «Этелаат» выпустила специальный номер; на газетном листе было напечатано всего два слова «Шах рафт», то есть «Шах ушел». К мальчишкам, которые продавали этот листок на улицах, было не подступиться.
1 февраля 1979 года в Тегеран из Парижа прилетел имам Хомейни, который прямо с аэродрома направился на кладбище «Бехеште Захра». Он ехал по трассе, на которой его встречали десятки тысяч иранцев. На крыше и на передних крыльях его черного джипа лежали автоматчики. Впереди следовал крытый фургон, наверху которого расположились кинооператоры, а вдоль дороги через 20—30 метров стояла охрана. На кладбище Хомейни произнес свою первую на родине после 20-летнего отсутствия речь, которую слушали полтора миллиона присутствовавших.
В городе наступило двоевластие, оно напоминало пороховую бочку, фитиль которой уже подожжен, но никто не знает его длины. Вечером 10 февраля курсанты авиатехнического училища попросили показать им фильм о приезде имама в Тегеран. И хотя фильм этот уже транслироаался по телевидению, руководство училища им отказало. Завязалась словесная перепалка, перешедшая в драку. Курсанты вскрыли склад, где хранилось оружие, началась стрельба. Кто-то из них сообщил о происходящем в организацию фидаев, которые сразу же вступили в борьбу. По городу разносилась стрельба. Следующей ночью восставшие заняли радиостанцию, а на экране телевидения появился молодой диктор в черном свитере (это было необычно, так как дикторы Тегеранского телевидения всегда были одеты по-европейски, с галстуками и платочками в кармане пиджака) и произнес три слова, которых ждала вся страна. Он сказал: «Энгелаб пируз шод» – «Революция победила».
Он же до утра вел все передачи, которые в основном состояли из разнообразных сообщений: от пожеланий до просьб прислать в такой-то госпиталь кровь или быстро направить отряд для отпора вылазки контрреволюции. Так закончился первый этап Иранской революции, этап вооруженный. За ним последовал более затяжной и сложный мирный этап, когда новая власть стала разбираться со своими бывшими союзниками по борьбе с шахской властью, искать и наказывать «виноватых». Так, например, всем депутатам шахского парламента трех последних созывов было предложено сдать в казну все деньги, полученные ими в качестве зарплаты.
Одновременно было объявлено о повышении минимальной заработной платы в 3 раза, об освобождении от платы за воду и газ малообеспеченных семей, всем чиновникам-мужчинам добавляли 5 лет стажа, а женщинам – 10, чтобы можно было быстрее уволить их на пенсию и освободить рабочие места для безработных молодых специалистов. Власть всячески старалась завоевать авторитет у народа, и на первых порах это ей удалось. Интересно отметить, что на второй день после революции по телевидению был показан «Броненосец „Потемкин“ с хорошим закадровым переводом, а на третий – „Мать“ по Горькому.
После революции я прожил в Тегеране еще два года, наблюдая, как антишахские настроения постепенно ослабевали, уступая место антиамериканским. Особенно это стало очевидным после того, как американцы неудачно высадились в иранской пустыне с целью освобождения своих заложников, захваченных «студентами – последователями имама». Кстати, многие иранцы приписывали неудачу американцев в этой операции советскому вмешательству. «Я же знаю, – говорил мне один купец на базаре, – что это вы пустили рэкету по их самолетам и сожгли их».
Внешний враг был определен и обозначен, тем более что объявленной Ирану экономической блокадой США давали новой иранской власти хороший козырь в руки. Это послужило и толчком к началу Ирано-иракской войны, в которой США выступали на стороне арабов.
