Марат Каландаров - Виза в пучину
После бритья всегда ощущался прилив бодрости. За чашкой кофе бегло просмотрел газету и потянулся к телефону.
— Сергей, — бросил он в трубку, — зайди ко мне.
Направляясь на работу, он обдумывал разговор со своим информатором. Этот незадачливый музыкант и угонщик автомобилей в одном лице был добросовестным исполнителем. Но у него был пунктик — спиртное и женщины. Быстро пьянел и в таком состоянии мог натворить черт-те что. Тем не менее Кристапович держал его при себе, считая Сергея Петрова самым надежным своим агентом.
Факт и комментарий.
Юхан Риддерстольц — шведский инженер-конструктор морских судов. Его кабинет был завален чертежами. Он рассказывал и у доски, висевшей на стене, мелком набрасывал фрагменты парома, графически поясняя свои мысли. А он многое мог рассказать о кораблестроении, ибо считался в Швеции одним из ведущих конструкторов в этой области.
— Вы тоже считаете, — спросил я у конструктора, — что причина гибели парома не соответствует выводу парламентской комиссии, которая утверждает, что виною всему визир?
— Тут много сомнительных моментов, — говорил он. — Визир поднимается с помощью большого гидравлического механизма, который прикреплен к корпусу с помощью специальных ушей. Визир действительно может упасть вперед, причем уши в этот момент должны упереться в балку, на которой они висят, — он протягивает мне снимок. — Смотрите, на кадрах подводных съемок затонувшего парома эта балка полностью отсутствует. Все выглядит так, будто уши ее срезаны. Но вес визира недостаточен, чтобы разрушить такой толстый металл. Интересная деталь — те места, где уши должны соприкасаться с балкой, отсутствуют с четырех сторон.
— Господин Риддерстольц, — догадываюсь я, — вы предполагаете…
— Совершенно верно. Я предполагаю и даже уверен в том, что уши демонтировали позже, уже на дне.
— Зачем? Чтобы достать с парома некий груз. Я не могу утверждать, но сохранившаяся краска там, где могло быть трение металла о металл, наводит на мысль, что крепления визира отпиливали уже на дне.
— Получается, — озадаченно проговорил я, — что в парламентской комиссии были некомпетентные специалисты?
— Возможно. Анализируя факты, я пришел к выводу, что причина гибели парома не в автомобильной палубе, как утверждают официальные лица, а ниже. Группа аквалангистов британской компании «Рок ватер», которые исследовали уши судна, ниже в трюм не проникали, хотя их работа обошлась шведским налогоплательщикам в миллионы крон…
— Почему?
— Около затонувшего судна всегда присутствовали военные и запрещали водолазам опускаться в нижний трюм — якобы опасно для жизни.
— Следовательно, ключ к разгадке тайны гибели судна не в злосчастном визире?
— Давайте рассуждать дальше, — он опять подходит к доске и набрасывает силуэт парома. — Если предположить, что визир на полном ходу открылся, то вода хлынула бы на автомобильную палубу. И не достигла бы нижней палубы и других уровней судна, ибо тут полная изоляция. И чем больше крен парома, тем очевиднее, что вода устремилась бы сюда, — он показывает конец автомобильной палубы, — и она никак не могла поступить в нижние помещения, что позволило бы парому долго держаться на поверхности.
— Как долго?
— Несколько часов. Возможно, и целые сутки. Людей бы успели спасти. Думаю, вода прорывалась из-под автомобильной палубы, откуда-то снизу.
— Вы предполагаете, что в нижней части корпуса судна появилась пробоина? И каковы ее размеры?
— Чтобы судно затонуло за сорок минут, в днище должна быть пробоина не менее четырех квадратных метров.
ЗАЛОЖНИЦА СУДЬБЫ
Перед моим взором рассыпались фантастические краски Австрийских Альп — искристые пики гор, хвойные кружева лесов на белых склонах ледника, обломки скал, а между ними клубился хрустальный дымок, будто поднимались к небу смутные мысли горного исполина. Я до того был очарован сказочными картинами, что на мгновение забыл о том, что сижу за рулем, и автомобиль вильнул, скользнув колесом за разделительную черту…
— Смотрите за дорогой, пан журналист, — раздался позади испуганный голос моего попутчика. — С горной трассы легко и в ущелье угодить.
— Вы правы, пан Вацлав, — согласился я, выравнивая машину. Я сконцентрировался на серой ленточке асфальта, которая убегала по серпантину к перевалу. И где-то там, за седым хребтом, в объятиях скалистых круч, приютился старинный австрийский город Зальцбург, куда несла меня журналистская судьба на встречу с суперзвездой чешского и немецкого кино тридцатых годов Лидой Баровой.
Попутчик словно уловил мои мысли.
— Моя легендарная родственница сводила с ума и президентов стран, и великих банкиров, и дипломатов. Но самый интересный факт, пан журналист, заключался в том, что этой славянкой серьезно увлеклись сам вождь великой Германии Адольф Гитлер и главный идеолог Йозеф Геббельс, — он сделал паузу и многозначительно добавил: — Отношение этих фюреров к восточным народам вам известно…
Он хотел еще что-то сказать, но его узловатые пальцы нащупали банку с пивом, и мой собеседник, забыв обо всем, прилип губами к отверстию в металле, наслаждаясь любимым напитком.
Пану Вацлаву было за шестьдесят. Огромный, тучный, он с трудом втискивал свое тело в салон автомобиля. Землистого цвета лицо, изрезанное мелкими морщинками, выглядело болезненно. Он явно относился к тому типу людей, которые в любой момент готовы отдать богу душу, а в реальности способны прожить столько, что за это время успевают переселиться на тот свет все их близкие. Путь от Праги до этих мест он либо дремал, либо читал газеты, которых в его объемистом портфеле было предостаточно, а в перерывах пил пиво.
— «Старопрамен» заканчивается, — проворчал он. — Хорошее чешское пиво. В горах его не найдешь.
— Вроде бы две коробки «Крушовице» купили? — удивился я.
— «Крушовице» давно закончилось, — пожаловался пан Вацлав. — Но я согласен на немецкое или датское пиво. И на любое другое… Без пива скучно путешествовать…
— Уж такую проблему мы решим, — успокоил я, мысленно отметив, что услуги пивомана мне дорого обходятся.
Чтобы отвлечься от предпочтений пана, я посмотрел вниз. Там будто расстелили географическую карту. Темноватые полосы леса на склонах сопок, речушка извилистой лентой разрубала каменный монолит. Наверху — заледенелая вершина в объятиях туманных колец.
— Судя по дорожному знаку, — услышал я голос соседа, — до ближайшего ресторана два километра. Не пропустите, пан журналист. Там определенно есть пиво.
— Ладно, — бросил я, удивляясь вкусам старого чеха, — красота альпийского королевства его не интересовала.
За поворотом выросло двухэтажное деревянное здание небольшого отеля с рестораном. На стоянке маячил «Мерседес» со знакомым номером. Да, машина моей коллеги Эльзы Вольф.
— Хотите чашечку кофе? — предложил я попутчику.
— Спасибо, — пан Вацлав был сама любезность. — Кофе не хочу, а туалетом непременно воспользуюсь.
Тяжело вздыхая, он вытащил свое громоздкое тело из кузова и медленно побрел за мной.
Эльза сидела у окна и потягивала чай вперемешку с сигаретным дымом. Увидев меня, улыбнулась и показала глазами на свободный стул.
— Думал ли ты, — в ее голосе звучала ирония, — что в маленьком ресторане приютилась за маленьким столиком некая маленькая дама неопределенного возраста — пылинка средь необъятности этого альпийского простора — твоя коллега по перу Эльза Вольф!
— Постоянно о тебе думаю, — молвил я. — И каждая встреча для меня — праздник! Ты смотришься классно!
Она действительно выглядела неплохо. Белое платье из дорогого трикотажа выгодно подчеркивало ее силуэт и щедрые формы бюста. А глаза?! Красота ее в непрестанном изменении лица — в целой гамме взглядов голубых зрачков, в улыбках, в ослепительном сверкании белых зубов, в выразительном изгибе алых губ…
— Хоть фальшиво, но приятно, — хихикнула она. — А что это за увесистый тип за тобой шел?
— Деловой партнер.
— Так что же привело тебя в здешние края?
— Еду в Зальцбург на встречу с легендарной Лидой Баровой. Ты ведь помнишь эту звезду предвоенных лет?
— Еще бы не помнить!.. Сам Геббельс готов был бросить жену и своих многочисленных дочек ради женитьбы на этой славянке…
Кольца дыма подплывали ко мне сизыми трепещущими кругами, и я автоматически отогнал никотиновую угрозу тыльной стороной ладони. Уловив мою реакцию, она погасила сигарету и задумчиво произнесла:
— По-моему, вот уже лет пятнадцать об актрисе ни строчки в газетах. Говорят, фрау Лундвалл (Барова взяла фамилию мужа. — Авт.) не выходит из дома и не принимает журналистов. Необъяснимое затворничество!.. Ты уверен, что она откроет тебе дверь?
