Людмила Новикова - Провинциальная «контрреволюция». Белое движение и гражданская война на русском Севере
Хотя именно политические заявления Союза крестьян привлекли особое внимание как местной жандармерии, так и последующей историографии, наибольшие практические последствия имело постановление съезда не платить выкупные платежи и деньги за пользование угодьями. В результате по решению волостных и сельских сходов почти повсеместно в уезде стали происходить вырубка удельных лесов и самовольные покосы сена на удельных землях, сопровождавшиеся бойкотом удельной администрации и суда[104].
Беспорядки в Шенкурском уезде в 1905–1906 гг. стали единственными в губернии, для подавления которых потребовались дополнительные войска. По требованию губернатора осенью в 1906 г. в Архангельск прибыли две роты солдат и сотня оренбургских казаков. Войска переходили из одной деревни в другую, производя разбирательства и аресты зачинщиков выступлений (последних сажали под арест, штрафовали или просто пороли). Несмотря на участие армии, вся операция обошлась без открытых столкновений с крестьянами. Обычно спустя несколько дней после прихода войск крестьяне, вынужденные содержать расквартированные в деревне части, сами приносили повинную и давали обязательство подчиняться в будущем требованиям властей. Единственными жертвами усмирения в итоге стали 19 коров, 10 баранов, 2 свиньи и 33 курицы, реквизированные у крестьян для пропитания воинских частей[105].
Хотя в деятельности Союза шенкурских крестьян можно видеть зарождавшийся интерес крестьянства к общенациональной политике[106], главным стремлением крестьян было добиться свободного пользования удельными угодьями. Политические же требования не были повсеместны. Кроме того, крестьянские волнения оставались локальными и не распространились за границы Шенкурского уезда, не затронув бывших государственных крестьян[107]. В самом же уезде уступки со стороны удельного ведомства во многом уладили конфликт[108].
Шенкурские волнения также выявили значительные противоречия, существовавшие внутри самой деревни. Как отмечают недавние исследования, в целом крестьянский мир на рубеже веков был далеко не таким сплоченным, каким он представлялся многим современникам и историкам[109]. Уже в дни работы первого шенкурского съезда требование ввести в стране республиканское правление или анафема царю и царской семье, прозвучавшая из уст священника Василия Попова, вызвали недовольство значительной части участников. В результате депутаты северных волостей уезда – Кургоменской, Ростовской, Устьважской, Кицкой и Предтеченской, заявив, что они уполномочены решать только экономические вопросы, отказались от участия в съезде и разъехались по своим деревням. Позже во многих волостях постановления съезда утверждались лишь в той части, которая касалась бесплатного пользования удельными угодьями, политические же требования вычеркивались. Стычки происходили и в отдельных сельских обществах, где, по сообщению местных чиновников, часть общины избивала другую, пытаясь принудить сопротивлявшихся к подписанию волостных приговоров[110]. Впоследствии внутренние противоречия в крестьянской среде и локальные конфликты влияли на ход революции в губернии и нередко играли решающую роль в том, чью сторону примет та или иная деревня в Гражданской войне.
В целом, в Архангельской губернии накануне Первой мировой войны мало что предвещало грядущий революционный кризис. Относительная слабость рабочего и крестьянского движения и одновременно значительное влияние либеральных партий не свидетельствовали о том, что губерния может стать оплотом радикализма в новой революции. Но также едва ли кто мог ожидать, что именно на Севере появится один из белых фронтов, выступивших против большевистской власти в центре страны. Разразившаяся в 1914 г. Первая мировая война больше, чем что-либо иное, повлияла на ход революции на Севере. Она также в значительной мере обусловила появление в Архангельске белого правительства в годы Гражданской войны.
Первая мировая война и Архангельская губерния
Вильгельм Вильгельмович Гувелякен, уже четвертый раз занимавший пост архангельского городского головы, видимо, был весьма озадачен, когда в начале 1916 г. ему на стол легло указание губернатора сменить немецкие названия улиц города на русские[111]. К тому моменту архангельские союзы и общества – от Торгово-промышленного собрания до Общества поощрения рысистого коннозаводства – уже исключили из числа своих членов немецких подданных[112]. А расположившийся в городе гарнизон и склады военного снаряжения и боеприпасов постоянно напоминали горожанам о войне. Теперь даже топонимический ландшафт становился другим: Гамбургская улица в Соломбале стала называться Назарьевской, Прусская – 6-м проспектом, Любекская – Новоземельской[113]. К счастью для него, сам Вильгельм Вильгельмович, являвшийся крупным архангельским купцом, лесозаводчиком и, среди прочего, председателем Архангельского биржевого комитета и членом правления Общества изучения Русского Севера, смог сохранить свои звучащие вызвающе по-немецки имя и отчество[114]. В этом отношении гораздо меньше повезло вице-адмиралу Людвигу Бернгардовичу Керберу, командующему флотилией Северного Ледовитого океана и архангельским гарнизоном, который приехал в Архангельск в декабре 1916 г. уже как Людвиг Федорович Корвин[115].
Переименования в годы войны происходили по всей стране и были частью борьбы против «немецкого засилья», одной из спонтанных и запоздалых попыток перестроить империю по образцу национального государства с целью упрочить тыл и поддержать военные усилия армии и правительства[116]. Однако едва ли где абсурдность подобных мер была более очевидна, чем в городе, где потомки иностранных подданных были многочисленны и влиятельны и где люди под фамилиями Гувелякен и Лейцингер уже более двух десятков лет постоянно сменяли друг друга на посту городского головы[117]. Переименования были внешним отражением тех глубоких изменений, которые принесла с собой Первая мировая война. Вызванное войной напряжение экономики, а также неудачная политика и плохое администрирование, вместе взятые, имели значимые последствия для губернии, проявившиеся в полной мере уже в 1917 г. Революция на Севере не была прямым следствием войны. Но война, принесшая с собой расположившиеся в городах военные гарнизоны и флотские команды, корабли держав Антанты в северных портах и общий развал хозяйства, наметила те линии, по которым революция развивалась в этом крае после крушения старого режима. Именно война во многом дает ключ и к пониманию того, кто, когда и почему поддержал революцию в губернии и также почему именно Архангельск стал местом образования белого правительства и интервенции держав Антанты.
Фронт «германской войны» вплоть до 1917 г. даже отдаленно не приблизился к границам Архангельской губернии. Однако война дала себя почувствовать уже в первые дни после царского манифеста 20 июля 1914 г., известившего о вступлении России в войну, когда по губернии пронесся панический слух о приближении к Архангельску германской эскадры. Вследствие этого в городе были затоплены суда для заграждения фарватера, а золотая наличность Государственного банка была срочно вывезена в Вологду[118]. Хотя тревога оказалась ложной и город за всю войну ни разу так и не подвергся нападению врага, Архангельск и губерния с лета 1914 г. неожиданно во многих отношениях оказались действительно на первой линии обороны. Когда гавани Балтийского и Черного морей были блокированы противником, Архангельск остался единственным портом европейской части России, открытым для сношений с внешним миром. Именно через него должны были идти миллионы тонн вооружения и военного снаряжения, поступавшие от западных союзников России по Антанте для нужд русской армии. Чтобы обеспечить их транспортировку, была начата срочная перешивка узкоколейной железной дороги на широкую колею. Одновременно на берегу Северной Двины напротив Архангельска был заложен новый порт Бакарица, где грузы должны были перегружаться в железнодорожные вагоны, а в 25 верстах от города, ближе к морю, был устроен аванпорт Экономия. Не успевая проходить через бутылочное горлышко Архангельской железной дороги (перешивка ее на широкую колею затянулась до января 1916 г.), грузы складировались прямо на берегу. В итоге в портах выросли огромные склады взрывчатых веществ, снарядов, военного снаряжения и имущества[119].
Чтобы справиться с кризисом перевозок, а также задержками с разгрузкой судов в Архангельском порту, замерзавшем на несколько месяцев в году, была начата постройка новой железнодорожной линии в город Романов-на-Мурмане, заложенный в 1915 г. на берегу незамерзающего Кольского залива. На постройку прибыли многочисленные рабочие-контрактники из центральной России, китайские рабочие, а также от 40 до 70 тыс. военнопленных австро-венгерской и германской армий. Все эти люди существовали в плохо приспособленных для жизни условиях, страдали от недоедания, цинги, тифа и туберкулеза[120].
