Леонид Млечин - Комитет-1991. Нерассказанная история КГБ России
Виктор Иваненко:
– Познакомили меня с Геннадием Эдуардовичем Бурбулисом. Он очень долго беседовал со мной. Очень цепко, внимательно. У него такой пронизывающий взгляд. Меня оценивал, расспрашивал, откуда я, кто я и так далее. И так стала постепенно рождаться идея российского КГБ как инструмента защиты государственного суверенитета молодой российской демократии. Мы с депутатами-чекистами, с Большаковым и Никулиным, с участием Степашина сели писать протокол об образовании российского КГБ, который должны были подписать с союзной стороны руководство КГБ СССР, а с российской стороны – президент России и другие должностные лица. Текст протокола оттачивали месяца три.
– Должны ли вы были об этом доложить своему начальству на Лубянке? Или общались с российскими депутатами по своей инициативе?
– Я написал докладную записку руководству комитета госбезопасности, что есть смысл поддержать такое предложение, учитывая, что нам надо встраиваться в демократические процессы, а не противостоять им. Через своего начальника, генерала Межакова, передал записку первому заместителю председателя Гению Евгеньевичу Агееву, бывшему секретарю парткома КГБ.
– И какой была реакция?
– Записку мою восприняли на удивление благосклонно. Я получил одобрение: продолжай эти контакты, продолжай! От КГБ СССР подключились правовое управление и помощник председателя комитета по правовым вопросам Сергей Васильевич Дьяков. Началась совместная работа. Готовили протокол и приложения к нему о разделении полномочий между КГБ Союза и будущим российским КГБ. Мучились над каждым словом. Искали формулировки, которые всех устроят.
Сергей Степашин:
– Первое. Мы сели разрабатывать концепцию будущего комитета госбезопасности России. Второе – задумались над кандидатурой на роль руководителя республиканского комитета. Организовали мне встречу с Крючковым. В том самом кабинете, где я потом полтора года проработал…
– Войдя в здание на Лубянке в первый раз, вы испытали какие-то особые чувства? Страх, благоговение?
– Сегодня бы, наверное, испытал. А тогда время было другое. Мы были убеждены, что строим новое демократическое государство. Мы никого не боимся, мы смелые… Надо было жить в то время, чтобы понять, о чем я сейчас говорю. Это словами не объяснишь. Со мной прекрасно побеседовали, угостили чаем. Сели за длинный стол, он так и остался, по-моему, в этом кабинете. Сидели вдвоем, потом подошел его помощник. Хорошая, теплая встреча. Он умел к себе расположить, Владимир Александрович, покойник. Мягко, интеллигентно побеседовали. В первой беседе четкого ответа я не получил: ни да, ни нет. А потом Крючков дал зеленый свет, и начался подбор кандидатов.
Нужного человека искали долго.
В списке кандидатов на пост первого председателя КГБ России фигурировал и весьма заметный в ту пору Олег Данилович Калугин, потомственный чекист и некогда самый молодой генерал в КГБ. Его привечал Юрий Владимирович Андропов и сделал начальником управления «К» (внешняя контрразведка). Потом Калугин впал в немилость и был сослан первым замом в ленинградское управление.
Он считал себя жертвой интриг Крючкова, и в перестройку откровенно рассказал о своей работе в комитете. Краснодарцы избрали Калугина народным депутатом СССР. Но недавние коллеги на Лубянке восприняли его обвинения как измену чекистской корпорации.
Сергей Степашин потом объяснял:
– Что касается кандидатуры Олега Калугина, то она обсуждалась на первом этапе. От нее отказались, чтобы не создавать серьезную конфронтацию между КГБ СССР и КГБ РСФСР.
Со временем генерал Калугин уедет в Соединенные Штаты. А в Москве его обвинят в предательстве. В 2002 году суд заочно приговорит его к пятнадцати годам тюремного заключения…
Более серьезно на пост председателя КГБ РСФСР рассматривались кандидатуры действующих офицеров.
Сергей Степашин:
– Ельцин сам назвал Валерия Воротникова, тогдашнего начальника управления «З» КГБ Союза, которое занималось защитой конституционного строя. Он с ним работал в Свердловске. Хорошо его знал… Воротников – значит, Воротников. Тем более для Ельцина тогдашнего, да и для нас, защита конституционного строя с учетом, какая каша заварилась еще в девяностом году, важнейшая функция комитета госбезопасности России.
Генерал Валерий Павлович Воротников пришел в областное управление КГБ с должности второго секретаря Свердловского обкома комсомола. Много позже, уже будучи депутатом Государственной думы, он рассказывал мне:
– Ельцин, когда руководил областью, часто у нас бывал. Я ему докладывал об обстановке. К нашей информации он относился внимательно, принимал меры. Система такая. Я подписываю шифровку, и, если речь идет о важной информации, ее – даже без подписи председателя КГБ – отправляют высшим руководителям страны. То есть хозяин области отдает себе отчет в том, что произойдет после того, как такая информация уйдет в Москву. Ему сразу позвонят из ЦК или из Совета министров и спросят с него за то, что случилось.
Когда происходило чрезвычайное происшествие, начинались проблемы. Например, прорвало трубы, снабжающие теплом рабочий поселок. Это произошло ночью. Утром уже стали восстанавливать. Я все выяснил и собрался доложить первому секретарю. А меня слезно просят не говорить Ельцину:
– Мы уже все сделали, авария ликвидирована. Зачем Бориса Николаевича беспокоить?
Во время доклада Ельцину я об этом деле умолчал. Вернулся к себе. Через полчаса он звонит, и я получил очень серьезный втык: почему не рассказал ему о ЧП?
Ельцину пришлось тесно сотрудничать с КГБ в апреле 1979 года, когда в Свердловске вспыхнула таинственная эпидемия. Многие горожане умерли, потому что медицина оказалась бессильна против неизвестной врачам болезни. Официальное объяснение – люди скончались после употребления в пищу мяса зараженных животных.
Летом 1992 года Ельцин признает, что эпидемия в Свердловске возникла из-за того, что на свободу вырвалось биологическое оружие. В Свердловске находился один из заводов, занимавшихся созданием биологического оружия. По мнению специалистов, из-за аварии в воздух попал аэрозоль, содержащий патогенные микроорганизмы. Ветер разнес их над городом. Видимо, это был новый вид, вакцину против которого еще не разработали. Спасти заболевших оказалось невозможно.
После Свердловска Валерий Воротников руководил Красноярским краевым управлением. Его приметили в Москве и перевели в столицу. Он принял 5-е управление КГБ (борьба с идеологическими диверсиями), которое в перестройку переименовали в управление по защите конституционного строя.
Сергей Степашин:
– Но, насколько я знаю, к Ельцину сходил Сергей Адамович Ковалев, потом Галина Старовойтова – как же так, управление Воротникова занимается борьбой с диссидентами. Разве можем мы, новая, демократическая Россия, такого человека… Воротников не прошел.
Видный правозащитник Сергей Адамович Ковалев, биолог по профессии, отбывший срок за «антисоветскую агитацию и пропаганду», был моральным авторитетом для значительной части общества. Его избрали народным депутатом России. В Верховном Совете он возглавил Комитет по правам человека.
Глава российского правительства Силаев рекомендовал генерала Николая Алексеевича Шама. Генерал успешно продвигался по служебной лестнице в 6-м управлении – контрразведывательное обеспечение экономики. Силаев пришел из оборонного комплекса и давно его знал.
Виктор Иваненко:
– Коля Шам – мой друг, хороший парень. Все замечательно. Но потом кто-то доложил руководству комитета, что Шам дружит с главой российского правительства Силаевым. Шама тут же отодвинули.
Почему Крючков сказал «нет»? Не хотел, чтобы председателем КГБ России стал человек, близкий к российскому руководству.
Сергей Степашин:
– Генерал-лейтенант Шам – высокий, крепкий – Ельцину понравился и внешне, и разговором, и своей независимостью. Шам возглавлял управление, которое занималось контр разведкой на оборонных объектах. То, что нужно, кстати. Ельцину это было понятно как производственнику. Начали готовить назначение. Нужно было совместное распоряжение Верховного Совета России и КГБ Союза, сложная конфигурация… И вдруг Шама не пропускает руководство КГБ. Шам – сильная личность. И уважаем, и авторитетен в оборонном комплексе страны. На мой взгляд, Крючков запереживал. Я думаю, Олег Шенин ему подсказал: не надо.
Олег Семенович Шенин был секретарем ЦК КПСС по организационно-кадровым делам и поддерживал тесные отношения с Крючковым. Его имя еще не раз встретится на этих страницах, когда речь пойдет об августовском путче.
Крючков и его первый заместитель Агеев, в свою очередь, предложили кандидатуру генерала Дмитрия Алексеевича Лукина. Бывший секретарь Архангельского обкома комсомола, он руководил управлением госбезопасности в Мурманске, служил в военной контрразведке. В центральном аппарате принял недавно образованное управление по борьбе с организованной преступностью.
