Борис Прянишников - Незримая паутина: ОГПУ - НКВД против белой эмиграции
Уезжая в 1935 году из Парижа в Софию, Закржевский захватил с собою лишь небольшую часть своего объемистого архива. Несколько чемоданов, набитых документами, он отправил Скоблину. Чин «Вн. линии», полковник Корниловского артиллерийского дивизиона Петренко доставил эти чемоданы в Озуар-ля-Феррьер и сложил их на чердаке виллы Скоблиных. А три чемодана и ящик с бумагами, до передачи своему кузену Вонлярскому, Закржевский сдал Савину на временное хранение.
Эти чемоданы и ящик Савин отвез к себе в деревню Вели, что в 75 километрах от Парижа. Там они хранились до осени 1937 года.
Узнав из испанских газет о похищении генерала Миллера, Савин в начале октября вернулся в Париж. Прочитав в парижских газетах об изъятии на вилле Скоблиных множества документов, в том числе и бумаг «Вн. линии», Савин вспомнил о находившихся на его попечении чемоданах Закржевского.
Вспомнили о них и руководители «Вн. линии». По их поручению в ресторан жены Савина на рю Эмиль Золя явился спешно приехавший из провинции Вонлярский и потребовал от Савина немедленно доставить ему чемоданы. Савин ответил, что эти чемоданы, возможно, уже изъяты французской полицией. Неудовлетворенный, Вонлярский ретировался. На следующий день с повторным требованием пришел другой агент «Вн. линии», Н. Ф. Руднев. Савин отказал и Рудневу. Он решил считать бумаги «линейцев» своей «военной добычей».
О чемоданах он рассказал Благовещенскому. Посовещавшись, они выехали в деревню Вели, погрузили в автомобиль имущество «линейцев», вернулись в Париж и спрятали чемоданы у полковника французской армии Бегу в доме неподалеку от Порт де Сен-Клу. Тут бумаги Закржевского пролежали до лета 1938 года.
Вызванный следственными властями, Савин не раз побывал у следователя Марша. Сообщил он следствию и свою версию похищения главы РОВСа красным испанским агентом маркизом Мендес де Севилья, с которым в апреле 1937 года Е. К. Миллера познакомил Шатилов. После нескольких очных ставок Савин счел небезопасным свое пребывание в Париже. Известив об этом Марша, он покинул Францию.
24 февраля 1938 года он отправил из Рима письмо генералу Деникину, в котором сообщал о маркизе как похитителе генерала Миллера. Подобные письма Савин написал генералам Архангельскому и Абрамову и журналисту И. Солоневичу. Только Архангельский откликнулся, сообщив, что визу в Бельгию он выслать Савину не может.
После прихода к власти кабинета Эдуарда Даладье, сменившего возглавленное социалистом Леоном Блюмом правительство «Народного Фронта», Савин возвратился во Францию и поселился в доме на рю де Вож в Каннах.
По его просьбе Благовещенский привез в Канны чемоданы и ящик Закржевского. Открыв чемоданы, Савин приступил к изучению объемистой переписки Закржевского за 1929–1935 годы. Отобрав наиболее интересные и изобличающие «линейцев» документы, Савин составил брошюру «Гибель генерала Миллера». Бумагами самой «Вн. линии», в том числе ответами Закржевского на вопросы Рончевского, он ярко описал деятельность Шатилова как ее главы.
Брошюра, в количестве только ста экземпляров, была отпечатана летом 1939 года в парижской типографии «Модерн», 45, рю Конпан. И в первые же дни она стала библиографической редкостью.
Один экземпляр Савин отправил Шатилову. Именно его Савин и обвинял в похищении Е. К. Миллера. И одновременно, вопреки очевидности, он обелял Скоблина, представив его тоже жертвой Шатилова.
* * *Итак, у Скоблина были найдены не все бумаги Закржевского. Но и того, что было обнаружено, вполне хватало для определения места и роли Скоблина в «Организации».
Письма писались условным языком, действующие лица и агенты «Линии» значились под кличками. Часть документов была шифрованной. Скоблин пользовался тремя шифрами: цифровым, буквенным и смешанным.
Секретные связи Скоблиных с генералом Абрамовым, Фоссом и Закржевским в Софии, ротмистром Коморовским и журналистом Ксюниным в Белграде, подполковником Мишутушкиным в Бельфоре подтверждались многими, в том числе частично или полностью шифрованными письмами.
Когда в Белграде вскрылись дела Линицкого и Коморовского, Скоблин написал Ксюнину тревожное письмо. После похищения Миллера и бегства Скоблина Ксюнин покончил жизнь самоубийством.
* * *В переписке с Мишутушкиным Скоблин, как до него Закржевский, выражал недовольство внутренним положением в РОВСе. «Бездарность его начальников — факт и горькая правда»… А потому «следует удалить и заменить часть начальников, и срочно, как этого желает большинство». Под большинством подразумевалась «Внутренняя линия».
* * *Скоблин живо интересовался делами русской колонии в Париже. Его агенты немедленно доносили ему о всех событиях политической и общественной жизни. После собрания «Свободной трибуны» Баранова, на котором порицалась деятельность генерала Миллера и раздавались крики «Позор Миллеру!», услужливый Трошин сразу же донес Скоблину со слов присутствовавшего на собрании корниловца.
После открытого собрания организации генерала Туркула и благоприятного отзыва о нем газеты «Возрождение» Трошин отписал Скоблину:
«Мне пришлось услышать такие высказывания: если генерал Миллер так нуждается в покое и отдыхе, то ему следует отправиться на кладбище. Будущее за молодыми и сильными. Думаю, что не ветер сейчас, а буря становится неизбежной. Подробности — при нашей встрече».
* * *Среди прочих бумаг, в кабинете Скоблина были найдены письма Марка Эйтингтона и членов его семьи, адресованные Плевицкой. Эйтингтон был тем самым меценатом, который, по словам Плевицкой, поддерживал Скоблиных в трудные минуты. Состоятельный врач-психиатр, Эйтингтон проживал в Берлине и имел отношение к торговле советскими мехами, его брат сбывал меха, тем пополняя валютные фонды СССР. В сентябре 1937 года он с женой, бывшей артисткой московского Художественного театра, приехал в Париж по делам и остановился в отеле «Георг V». Из отеля он позвонил в Озуар и разговаривал со Скоблиными. В 6 часов утра 20 сентября, за два дня до похищения Миллера, Эйтингтон уехал во Флоренцию и далее в Палестину. В столь ранний час Скоблины провожали его на Лионском вокзале.
Будучи вне досягаемости для французских следственных властей, Эйтингтон допрошен не был. Ускользнул важный свидетель, и вместе с ним тайна его меценатства.
* * *По поручению следователя Марша, эксперт-счетовод Феврие тщательно обследовал найденную в Озуар приходно-расходную книгу Скоблиных. Записи показали, что расходы значительно превышали доходы, и источника дополнительных доходов Феврие установить не смог. Велик был разрыв между доходами и расходами: за 1936 и 1937 годы доходы выразились 45 тысячами франков, а только за первые шесть месяцев 1937 года Скоблины истратили 56 тысяч. Так же не были сбалансированы доходы и расходы за 1931–1935 годы. Их никак не покрывали и 60 тысяч, полученные Скоблиными в виде компенсации за автомобильную катастрофу в Венсенском лесу.
Вывод Феврие — Скоблины жили выше средств, доходы от концертов Плевицкой никак не покрывали всех их расходов.
Советское дно Парижа
27 мая 1929 года в Брюсселе бельгийская Сюртэ Женераль приняла заявление бывшего секретного агента ОГПУ, капитана белой армии Александра Николаевича Петрова. Он показал, что в январе 1922 года к нему явился неизвестный человек, спросивший:
— Вы господин Петров?
— Да.
— Вы были комендантом поезда командующего Добровольческой армией генерала Май-Маевского?
— Да.
— А вы вашу жену еще не нашли в России?
— Нет.
— Так вот, поезжайте в Берлин. Там вам дадут адрес вашей жены. Кстати скажу, она вас тоже разыскивает.
Вскоре Петров вошел в дом около Ноллендорфпляц. Петрова встретил известный ему хорошо генерал Достовалов, бывший начальник штаба корпуса генерала Кутепова.
— Не волнуйтесь, Александр Николаевич, — вкрадчиво произнес Достовалов. — Садитесь и хорошенько выслушайте меня. Россия в опасности, иностранцы хотят поделить ее между собой. Были мы с вами в белой армии, а в общем-то воевали на пользу Англии и Франции. Теперь французы укрывают у себя белых, надеясь еще раз использовать их против России. Мы же, 70 процентов офицеров Генерального штаба, создали Красную армию, укрепили ее и выгнали из России интервентов. Знаю вас как способного офицера. Вы должны работать с нами. Нам вы очень нужны.
Затем Достовалов представил Петрову генштабиста Степанова, начальника советской разведки в Берлине.
Усадив Петрова в своем кабинете, Степанов спросил:
— Вы поняли, что вам сказал генерал Достовалов?
— Понял. Но что именно я должен делать?
