Алексей Рогачев - Москва. Великие стройки социализма
– три лабораторных корпуса ВИЭМа;
– служебный корпус ВИЭМа;
– детская инфекционная клиника ММИ;
– три корпуса микробилогического института.
Однако в них так и не пришли ученые-медики. Эти новые здания ждала иная, удивительная судьба. Для руководства осуществлением советской атомной программы распоряжением вице-президента АН СССР А.А. Байкова от 12 апреля 1943 года был создан научно-исследовательский центр по урановой проблеме – Лаборатория № 2 АН СССР (с 1949 года ЛИПАН – лаборатория измерительных приборов АН СССР) под руководством И.В. Курчатова. 14 августа 1943 года в Лабораторию № 2 была официально переведена из Ленинградского физико-технического института группа И.В. Курчатова. С февраля 1944 года Лаборатория получила права института (с 1956 года она стала официально именоваться Институтом атомной энергии). В тяжелые военные годы для нового научного учреждения не нашлось более подходящего места, чем почти готовые, но еще не занятые корпуса, стоявшие на обширной свободной площадке, в отдалении от ближайших жилых массивов. Этими зданиями и были корпуса ВИЭМа. По воспоминаниям участников тех событий, выбрал здания лично И.В. Курчатов. В апреле 1944 года лаборатория переехала на свое ставшее постоянным место в Покровское-Стрешнево на пустынной тогда окраине Москвы. В докладной записке от 1944 года отмечалось: «Фактически на сегодня Лаборатория № 2 имеет всего одно трехэтажное здание, где помещаются опытные установки, лаборатория, библиотека, механическая мастерская, живут сотрудники и охрана института, и одно одноэтажное здание, предназначавшееся для кормовой кухни опытного собачника ВИЭМ. Лаборатория не имеет помещений для перевода своих работников из Ленинграда и с Урала, не имеет жилья, оборудования, материалов, и в связи с этим план Лаборатории срывается. Ценнейший запас радия (4 грамма) Лаборатория из-за отсутствия специального хранилища держит в картофельной яме».
Ядерные исследования требовали радиоактивных материалов. Для исследований и разработок в этой области в 1944 году было создано еще одно важнейшее предприятие – Институт специальных металлов НКВД (Инспецмет НКВД), ставшее впоследствии Всесоюзным институтом неорганических материалов (ВНИИНМ) имени академика А. Бочвара. Вполне логичным стало его размещение по соседству – в лабораторных корпусах ВИЭМа.
«Из постановления Государственного комитета обороны № 7102
от 8 декабря 1944 г.
О мероприятиях по обеспечению развития добычи и переработки урановых руд.
Считая всемирное развитие добычи урановых руд и производства урана важнейшей государственной задачей, Государственный Комитет Обороны постановляет:
7. Обязать НКВД СССР (т. Берия):
а) организовать в системе НКВД СССР научно-исследовательский институт по урану, присвоив ему наименование «Институт специальных металлов НКВД» (Инспецмет НКВД).
Возложить на Инспецмет НКВД изучение сырьевых ресурсов урана и разработку методов добычи и переработки урановых руд на урановые соединения и металлический уран;
б) построить в районе Москвы завод по производству урановых соединений и металлического урана.
Фрагменты топографического плана 1950-х гг. Показаны бывшие корпуса ВИЭМа и Медицинского института. Рядом с ними подпись – городок ВИЭМ
8. Разрешить НКВД СССР разместить Инспецмет НКВД и завод по производству урановых соединений и металлического урана на территории и в помещениях, ранее принадлежавших ВИЭМ.
9. Поручить НКВД и Наркомцвет в 15-дневный срок предоставить предложения по организации Инспецмета, перечень передаваемых ему Наркомцветом лабораторий, список передаваемых специалистов.
Председатель ГКО И. Сталин».
Задачи, поставленные перед новым предприятием, были исключительно важными. Поэтому неудивительно, что в военное время, когда строительство в Москве практически не велось и по всему городу торчали законсервированные коробки не оконченных с предвоенных лет домов, нашлись мощности для завершения бывших виэмовских сооружений. Достроенные в 1945 году корпуса физиологии и химии сменили свою медицинскую специализацию. В них началась разработка технологий ядерного топливного цикла.
Опытное производство разворачивалось на Московском заводе имени П.Л. Войкова и на заводе № 12 в подмосковном городе Электросталь.
После Победы перед Советским Союзом встало множество неотложных задач, от многих грандиозных планов 1930-х годов пришлось отказаться. Перевод научных организации на новые места оказался слишком дорогим, и они остались там, где первоначально поселились. Однако, несмотря на то что ВИЭМ в Щукине так и не появился, весь комплекс построек в этом месте продолжал именоваться городком ВИЭМа – вплоть до начала 1960-х годов.
Правда, медицинский городок здесь все же возник, хотя и не в столь грандиозных масштабах. Рядом с уже упоминавшимся Институтом эпидемиологии и микробиологии, получившим имя Н.Ф. Гамалеи (нынешний адрес – улица Гамалеи, 18), разместился Институт вирусологии имени Д.И. Ивановского (улица Гамалеи, 16). К востоку от них, на Пехотной улице, в начале 1950-х годов появилось огромное, выдержанное в классических традициях здание Центрального военного госпиталя КГБ (архитекторы С.В. Сергиевский и Е.Л. Кекушева)[338].
Так совершенно неожиданно, но довольно счастливо завершилась история одной из крупнейших строек Москвы 1930-х годов.
Глава 7
Проспект Калинина
Проспект Калинина (с 1993 года, называемый Новым Арбатом), точнее, его отрезок от Бульварного до Садового кольца, – самый крупный комплекс современной застройки в центре Москвы, одна из самых удачных работ московских зодчих за всю историю города, привлекательная для всех горожан улица. При этом – предмет самых бурных дискуссий, мишень для бестолковой и злобной критики со стороны околоархитектурной общественности и глупых острот всевозможных писак.
В Москву въехать нелегко
Идея прокладки проспекта возникла еще в начале 1930-х годов, когда началась разработка генерального плана реконструкции Москвы. Радиально-кольцевая схема планировки столицы при всех своих многочисленных плюсах имела и существенный минус: расходящиеся от Кремля лучи главных городских магистралей концентрировали в центре города все транспортные и людские потоки. Уже в 1920-х годах XX столетия старые узкие и извилистые улицы перестали справляться со все возрастающим движением, а в перспективе московскому центру грозил полный транспортный паралич.
К счастью, городское руководство в то время умело думать не только о сиюминутных нуждах, но и о будущем Москвы. Проблема решалась либо полным разрушением радиально-кольцевой планировки (как предлагали особо ретивые, но не особо талантливые зодчие-планировщики), либо ее развитием и усилением новыми кольцевыми и радиальными магистралями, особенно в перегруженном центре. Естественно, первый вариант, грозивший практически полным уничтожением старой Москвы, был с презрением отвергнут, а на основе второго сформирован Генеральный план реконструкции Москвы 1935 года.
Среди многих планировочных мероприятий, намеченных планом, первоочередным являлась реконструкция главных въездов в город – с северо-запада, из Ленинграда и северных европейских стран, и с запада – из Центральной и Западной Европы.
С первым направлением дело обстояло более или менее благополучно – он проходил по относительно прямой (конечно, по меркам старой Москвы) трассе улица Горького – Ленинградское шоссе, застроенной относительно приличными, хотя и не слишком ценными в материальном плане внушительными домами. Это облегчало проведение реконструктивных работ: совсем ветхие строения можно было без особого ущерба снести, что поценнее – передвинуть, надстроить, переоформить.
А вот западный въезд в столицу начинался с Можайского шоссе, сплошь застроенного одно– и двухэтажными деревянными домиками, и поворачивал на Большую Дорогомиловскую улицу. Убожество окрестной застройки подчеркивало соседство двух относительно новых представительных сооружений – Бородинского моста и Киевского вокзала. За рекой кривая, обстроенная жалкими домишками Смоленская улица пересекала Садовое кольцо и выводила на Арбат.
Здесь картина резко менялась. Вдоль бойкой торговой улицы высились большие по тем временам здания – до восьми этажей, перемежавшиеся, правда, все такими же старыми хибарками. Арбат выходил на бесформенную Арбатскую площадь, откуда несколько очередных поворотов позволяли попасть на Воздвиженку – улицу, наконец-то открывающую перед обалдевшим от московской бестолочи путником вид на Троицкую башню Кремля. Невольно напрашивалась озорная мысль, что наши предки-москвичи специально изувечили западные «врата» столицы, чтобы затруднить путь всевозможным ворогам. Ведь именно с запада в последние века надвигались разные поляки, шведы, французы, немцы…
