Алла Ярошинская - Чернобыль. Большая ложь
Этой научной и глубоко нравственной международной концепции в отечественной науке, прежде всего в официальной радиобиологии, противопоставляется пороговая концепция допустимого радиационного риска. О ней я также подробно написала в предыдущих главах.
Исследования с экологической и нравственной позиции последствий научных результатов радиобиологических школ (не затрагивая вопроса о научной корректности самих результатов), дискутирующих о сути двух существующих в мире концепций радиационных рисков, связанных с ядерными событиями, прежде всего с чернобыльской катастрофой, свидетельствуют о том, что за каждой из них стоит определенное мировоззрение.
Если первая, международная беспороговая концепция радиационного риска, исповедует «благоговение перед каждой» единственной и неповторимой человеческой жизнью, то вторая, пороговая, внедряемая в российское общество узкой группой ученых, имеющих влияние на лиц, принимающих решения, сознательно допускает некое «оптимальное», «статистически незначительное» в свете закона больших чисел количество возможных человеческих жертв. Я называю эту концепцию концепцией чужих жертв. Вряд ли ее авторы или их родные и друзья согласились бы сами попасть в это «оптимальное» и «статистически незначительное» число жертв.
Нравственные сущности моделей радиационного риска позволяют определить первую как «концепцию недопустимости жертв», вторую – как «концепцию допустимых жертв». Если беспороговая концепция радиационного риска основывается на позитивном нравственном императиве, то пороговая концепция радиационного риска основана на прагматичной экономической системе «выгода – риск», а в советском варианте еще и с идеологической окраской. Спор о том, что является большим благом: истина или выгода, – восходит еще ко временам Платона.
Ученые, разрабатывавшие «концепцию допустимых жертв», реализовывали «государственный заказ», который поставил интересы идеологии и экономической целесообразности над наукой, экологией, нравственностью. В постановке вопроса «общество должно взвесить весь риск и всю выгоду» нравственная сущность категории риска и научная этика, предполагающая гуманистический подход, вошли в противоречие, выйдя за рамки чисто научных предпосылок.
Генезис категории риска на каждом историческом отрезке времени зависел от уровня развития науки и техники и мировоззренческих установок.
До начала 1970-х годов и в западном, и советском научном мировоззрении превалировала политика обеспечения технической безопасности человека, ориентированная на достижение «абсолютной» безопасности. Речь шла о различных технических устройствах и технологиях, ядерных – в том числе. Но все более ускоряющийся научно-технический прогресс, создание все более сложных устройств и механизмов заставили ученых усомниться в реальной возможности достижения «абсолютной» технической безопасности. Прежде всего это касается ядерной безопасности.
Возникла общественная необходимость в решении этого вопроса, который затрагивал жизненные интересы, с одной стороны – всего общества, а с другой – корпоративные интересы ангажированных для исследований и внедрений опасных устройств и технологий групп ученых, производителей и эксплуатационников. Простое решение, которое подсказывал здравый смысл и инстинкт самосохранения человечества – запретить внедрять в производство опасные ядерные устройства и технологии, принято, однако, не было.
В результате возник некий паллиатив: если «абсолютной» технической безопасности достичь невозможно, если существует реальная угроза технической (в том числе и ядерной) опасности, которая в итоге приводит к экологической и негативно влияет на социум, и если это волнует общество, значит, следует создать некую концепцию, которая учитывала бы не только технические, но и экологические, социальные последствия техногенных аварий, успокоила бы население, а параллельно продолжать наращивать опасные технологии.
В основу новой политики был положен не метод, исключающий из жизни опасные (прежде всего ядерные) устройства и технологии, а некий паллиатив интересов. Болезнь «подлечили» и загнали внутрь.
Новая политика заключалась в новом методологическом подходе к проблеме безопасности, в том числе и ядерной, основанной на концепции «приемлемого риска». Сегодня эта концепция активно внедряется также в ценностные критерии и в законодательство США, Японии, Канады, Франции – стран с высоким уровнем использования ядерной компоненты.
Предполагается, что политика «приемлемого риска» в ядерной безопасности должна иметь такие основные принципы (за основу взяты исследования, предложенные российскими учеными Л. П. Феоктистовым, И. И. Кузьминым, В. К. Поповым):
– новая цель безопасности, направленная на улучшение состояния здоровья каждого человека, всего общества и состояния окружающей среды;
– разработка методов количественной оценки факторов безопасности, основанных на методологии риска;
– разработка методов количественной оценки безопасности, основанных на показателях состояния здоровья человека и окружающей среды;
– разработка методов определения приемлемого баланса между опасностями и выгодами, основанными на оценке социального предпочтения и экономических возможностей общества, экологических нагрузок окружающей среды.
Итак, эволюция категории технического «риска» в категорию «приемлемого риска», учитывающего последствия для окружающей среды и человека, очевидна. (В традиционной философии науки и техники эти проблемы не обозначались вообще.) Такой генезис позволяет отметить слабую попытку даже не изменения, а обозначения, признания права на существование экологической и нравственной проблем в мировоззренческих установках, связанных с вопросами риска. Здесь не следует проявлять чрезмерного оптимизма еще и потому, что проблема, по крайней мере, в странах СНГ, и в России в том числе, практически не проработана, ее нет и в российской философской мысли, нюансы не очень понятны для обыденного сознания. Хотя ее решение представляет для общества первостепенный интерес, напрямую связанный с проблемой безопасности и выживания.
Следует различать также категорию «приемлемого риска» вообще и «приемлемого риска» ядерной безопасности.
Концепция категории «приемлемого риска» в ядерной безопасности как бы официально признает, что мир перешел в стадию сосуществования с особо опасными ядерными установками и уровнями ядерных технологий, которые неизбежно угрожают системе общество-природа. (Никто из ученых не может дать гарантии неповторения ядерной катастрофы, подобной чернобыльской, или использования АЭС террористом-маньяком в смертоубийственных целях. Последнее – ядерный терроризм – с каждым днем принимает все более грозную окраску и становится новым международным фактором ядерной опасности). Вместо того чтобы отказаться от таких технологий во имя спасения всего сущего на Земле, общество вынуждают согласиться жить в состоянии перманентного «приемлемого риска». Таким образом, узаконивается не только сам риск, но и величина его приемлемости. Ну а как же, в таком случае, права человека? Об этом предпочитают умалчивать.
Ученые, предлагающие подобный «контракт» государства с обществом (их главный «научный» аргумент – а в США уже давно так делают!), не учитывают, что ядерный риск и ядерный приемлемый риск из-за глобальности стоящих за ними проблем выживания человеческой цивилизации должны оцениваться прежде всего не в техническом их измерении, а в экологическом и философско-гуманитарном.
Степень опасности зависит от степени опасности ядерной установки или ядерной технологии, а также от индивидуального риска.
Главная психологическая проблема на уровне обыденного мышления новой ценностной установки нескольких западных стран, направленной на внедрение в массовое сознание категории ядерного «приемлемого риска», состоит в том, что, возведенная в ранг закона, она не оставляет для граждан свободы выбора, который является главной ценностью человеческого Бытия. Если человечество добровольно согласится на новую ценностную установку о приемлемом ядерном риске, значит, оно само сознательно сделает такой выбор. Если граждане в законном порядке должны подчиниться такому властному решению, то категория ядерного «приемлемого риска» трансформируется в новейшую категорию «вынужденности риска», что отнюдь не одно и то же.
В обществе множества рисков и вызовов еще нет понимания и разграничения категорий «риска» и «приемлемого риска» в самом широком смысле и категорий «ядерного риска» и «приемлемого ядерного риска». Если в каких-либо простых неядерных установках и технологиях обе эти категории риска, возможно, имеют право на существование, то в сфере особо опасных ядерных установок и технологий, с вероятными радиоактивными глобальными загрязнениями окружающей среды и многочисленными поражениями населения, применение этих категорий вызывает, по меньшей мере, сомнения.
