Питер Бискинд - Беспечные ездоки, бешеные быки
— Поцелуй же меня, поцелуй!
— С ума сошёл, что ли, с какой стати? — ответила Киддер, отстраняясь от водителя.
Пол бы раздавлен, думал, что, наверное, именно так должен был выглядеть Каин. Услышать такое от женщины, которая спала со всяким, кто носил штаны, но только не с ним. Пол вдарил по тормозам и развернул машину на 360 градусов. «У меня всё похолодело внутри от страха, — рассказывает Киддер. — Я чмокнула его в щёку, после чего он довернул руль и мы поехали на просмотр».
Сэнди Уайнтрауб также не переносила Шрэдера: «Какой-то он был непонятный, неприкаянный, что ли. Мог уйти из дома и провести всю ночь в баре, методично напиваясь».
Самое интересное, что чувство это было взаимно: «Понять не могу, что Марти в ней нашёл. Хорошенькой её не назовёшь, весёлой тоже. Она и разговор поддержать не могла, если мы начинали вспоминать что-то из фильмов, а для меня это критерий, чтобы жить с человеком. Но Марти нужна была рядом женщина, нужна так, что он был готов жить с кем угодно, только бы не одному. Поэтому и сходился с кем попало».
* * *Тем временем Гарри Афланд, агент Скорсезе, по-прежнему искал покупателя на сценарий «Злые улицы», который пока всё ещё назывался «Сезон ведьмы». В результате появятся 27 вариантов, а последний Кокс переименует в «Злые улицы», позаимствовав название у романиста Реймонда Чандлера. Кормен предложил Скорсезе 150 тысяч аванса с условием переделать сценарий, сделав героев чернокожими и использовать популярность фильма «Шэфт», но тот отказался. Жена Кокса, Верна Блум, снимавшаяся в «Наёмном убийце» и фильме Уэкслера «Холодным взором», познакомила Скорсезе с Таплиным, гастрольным менеджером Боба Дилана. Оказалось, что Таллин мечтал поработать в кино и обещал найти деньги для съёмок картины. В сценарии вырисовывались два ярких и содержательных персонажа — Чарли, прототип самого Скорсезе, играть которого должен был Кейтель, и Джонни-бой — больное на всю голову трепло.
Опять же через Блум Марти познакомился с Робертом Де Ниро, игравшим с Верной в пьесе Джека Гелбера. Встретились они на обеде в доме Джея и Верны на 70-й улице, известном богатой коллекцией индейских корзин с Юго-Запада, которую хозяйка собрала во время съёмок «Наёмного убийцы». Росли Скорсезе и Де Ниро почти по соседству, но были едва знакомы, возможно потому, что Де Ниро, сын художника, воспитывался в богемных традициях семьи среднего класса. Несмотря на очевидную несхожесть, желания обоих совпали и они с энтузиазмом принялись за работу. Рассказывает Кокс: «Протест у Боба выражался в готовности вжиться в обстановку жестокости уличной жизни. Марти и представить себе не мог, что парень, выросший совсем в других условиях, был способен на подобное перевоплощение. Это выглядело сродни освобождению в Раю».
К актёрскому ремеслу Де Ниро относился исключительно серьёзно, но предпочитал оставаться в тени, никогда не высовывался и мало говорил. Вернее сказать, он вообще не говорил. Его застенчивость граничила с аутизмом и это неимоверно затрудняло поиски работы. «Думаю, арестовать Де Ниро невозможно, потому что — не за что, — вспоминает Несса Хаймс, режиссёр по кастингу. — Мы не пропускали ни одного прослушивания, показывая его всем режиссёрам, но сам Роберт и слова лишнего сказать не мог. Тогда приходилось объяснять, что он очень талантливый, просто стеснительный. Как правило, всё заканчивалось репликой: «Следующий!». «Процесс общения с Бобом в основном состоял из жестов и похлопываний по плечу, а слов почти не было. На вечеринках он обычно садился на диван и засыпал», — добавляет Сэнди Уайнтрауб.
Прочитав сценарий, Де Ниро отказался от роли Джонни-боя — бесшабашного «с тараканами в голове» недоумка. Чарли, душа которого разрывалась между церковью и преступностью, импонировал ему гораздо больше. Стоит заметить, что финансисты картины хотели видеть в роли Чарли звезду, а именно — Джона Войта, но тот не заинтересовался сделанным ему предложением. Тогда Скорсезе тут же переключился на Кейтеля и Де Ниро поспешил согласиться на роль Джонни-боя.
Бюджет «Злых улиц» приближался к цифре 600 тысяч долларов. Большую часть фильма — в интерьерах — сняли в Лос-Анджелесе осенью 1972 года. «Пришлось на ходу учиться снимать фильмы, — рассказывает Скорсезе. — Оказалось, что в киношколе это не проходят — нас учили выражать себя посредством изображения и звука, но для создания картины этих знаний недостаточно. Есть ещё коллектив, график и многое другое. А это значит, что просыпаться нужно часов в 5 утра и начинать с того, что кормить людей».
Перед тем, как отправиться в Лос-Анджелес, в течение шести дней и ночей Скорсезе снимал натуру и главные сцены в помещениях в Нью-Йорке: лестницы многоквартирных домов в «Маленькой Италии», кладбище Собора Святого Патрика, то есть всё то, что нельзя было воспроизвести в условиях Лос-Анджелеса. Денег не хватало по определению, и в съёмочную группу Скорсезе пригласил студентов Университета Нью-Йорка. «Ребята были совсем юные, — продолжает режиссёр. — И вышло так, что пропали целых два куска, включая сцену с двумя гомосексуалистами в машине и крупные планы Боба — помощник оператора забыл, куда положил плёнки, а потом вообще смылся, сказав: «Да плюньте вы. Я и так устал и хочу домой». Пришлось изворачиваться — Бобби стреляет с крыши в сторону Эмпайр-стейт-билдинг, а в окно попадает уже в Лос-Анджелесе». Скорсезе так нервничал, что всё время съёмок носил белые перчатки, чтобы не кусать ногти.
Примечательно, что бывшие нью-йоркские соседи Скорсезе не больно-то помогали. «Конечно, Фрэнсису было бы гораздо проще снимать в их интерьерах, чем мне. Все они были параноиками и рассуждали примерно так: «Кем он себя возомнил? Он же такой, как и мы, а нам здесь его камеры не нужны». Это был особый, очень закрытый мир, и с каждым приходилось договариваться отдельно. В конце концов, о затруднениях узнал отец:
— Тебе стоило сразу обратиться ко мне, я бы поговорил, с кем надо, а тот — со своим отцом. Он вывел бы нас на нужного человека, и вопрос был бы улажен.
— Знаешь, я просто не хотел впутывать тебя в это дело. Кончилось тем, что мне прислали счёт на 5 тысяч долларов.
Я попросил в долг у Фрэнсиса и расплатился. Как только картину закончили, я вернул всё сполна».
После просмотра чернового монтажа, Уайнтрауб, Скорсезе, Де Ниро и ещё несколько человек отправились в ресторан, чтобы, как представляла себе Сэнди, устроить коллективный «разбор полётов». А вышло так, что Де Ниро и Скорсезе уединились в уборной и два с половиной часа мусолили мельчайшие подробности и нюансы картины. «Что бы Марти и Боб ни делали вместе, они обсуждали это только тет-а-тет. Во всяком случае, женщины к процессу не допускались».
Взаимопомощь среди режиссёров «нового» Голливуда была обычным, если не сказать обязательным, делом. И тем не менее, конкуренция, что называется, полыхала вовсю, хотя наружу пламя пробивалось не всегда. «Грань, переступить которую нельзя, была едва заметна, — размышляет режиссёр. — Всегда находился человек, который относился к вашей работе с большим вниманием. Но и тот, кто толком ничего не видел, посмотрев только «черновик», мог размазать вас по полной программе, даже не заметив, а так — походя. Ревность? Конечно. В общем, всё было очень непросто». А вот мнение Джорджа Литто, продюсера Де Пальмы в течение десятилетия: «Брайан никогда не считал себя столь же успешным режиссёром, как Марти, Фрэнсис или Джордж. И это доставляло ему определённые неудобства, подпитывая чувство неудовлетворённости». Де Пальма посоветовал Скорсезе отказаться от одной из самых выигрышных сцен фильма — диалога Де Ниро и Кейтеля в подсобке клуба, которая могла привлечь внимание Кэлли: «Вырежь, а то получается, что ты просто тянешь время». Скорсезе так и сделал, но, на счастье, Кокс настоял, чтобы сцена осталась. «Брайан всё-таки больше тяготел к мейнстриму, — резюмирует Скорсезе. — Он то и дело говорил о том, что будет продаваться, а что — нет. Да и мы, дураки, думали, что «Злые улицы» пойдут на ура. Но, как оказалось, мы делали совсем другое кино, просто ещё не знали об этом».
* * *Предварительный показ «Граффити» состоялся 28 января 1973 года в кинотеатре «Нортпойнт», в Сан-Франциско, то есть — на территории Лукаса. Тэнен прилетел тем же рейсом, что Хал Барвуд, Мэттью Роббинс и Джефф Берг. Настроение у него было паршивое. «Нед даже не сел рядом с нами в самолёте и из аэропорта поехал отдельно, — вспоминает Роббинс. — Он рвал и метал, еще даже не увидев картины».
А на самом деле о таком показе можно было только мечтать. Вспоминает Марша: «Пошла картинка и как только раздались первые аккорды рок-н-ролла «Рок круглые сутки», публика начала истошно вопить. Когда Чарли Мартин Смит на полном ходу направил автомобиль в стену, раздался хохот. Такая реакция продолжалась весь фильм, а в конце все вообще встали и принялись аплодировать. Фрэнсис, Джордж и я были на седьмом небе. Мы сидели в самом последнем ряду и хорошо видели, как Тэнен встал и голосом, не допускавшим возражений, объявил: «Картина в прокат не выйдет». Я была в шоке».
